Агенты Берии в руководстве гестапо - Валерий Шамбаров

Германия отреагировала и сделала еще несколько шагов навстречу. По команде Геббельса вся пресса мгновенно сменила тон, прекратив нападки на «большевизм» и обрушившись на «плутодемократию». В партийных изданиях последовали разъяснения, что геополитические установки фюрера некоторыми понимаются неверно: мол, «лебенсраум» (жизненное пространство) на Востоке, о котором он так часто говорил, на самом деле заканчивается на советских границах. И причин для конфликта с СССР у Германии совершенно нет, если только Советы не вступят в «сговор об окружении» с Польшей, Англией и Францией. А посол в Москве Шуленбург, вызванный в Берлин для консультаций, вернулся оттуда с предложениями о выгодных товарных кредитах на долгосрочной основе.

Отставка Литвинова подтолкнула к действиям и англичан. 8 мая их правительство наконец-то соблаговолило ответить на советские предложения. Но в ответе всего лишь… «приветствовало инициативу» создания единого фронта. И постаралось в округлых фразах обойти вопрос о советских «гарантиях». На следующий день этот ответ был в пух и прах раскритикован в заявлении ТАСС, а потом в «Известиях». 19 мая по данному вопросу состоялись слушания в британском парламенте, с речью выступил премьер-министр Чемберлен, соглашаясь с необходимостью союза с русскими, однако снова не ответив на связанные с этим условия. А 31 мая прозвучало ответное выступление Молотова, расставившего точки над «i». Он указал, что Москва стоит за эффективное сотрудничество, а не сотрудничество на словах. А эффективное сотрудничество возможно только после подписания соответствующего договора с Англией и Францией. И непременным условием должно стать принятие советских гарантий Польшей, Румынией, странами Прибалтики и Финляндией.

Государства, о которых шла речь, запаниковали. Перепугались, что с ними тоже устроят «Мюнхен», но отдадут не Гитлеру, а Сталину. Поляки кричали, что для них лучше уж немцы, чем русские. Финляндия с Эстонией предупреждали Лигу Наций — дескать, если подобные гарантии будут даны без их согласия, они расценят это как акт агрессии. А разъяснения Молотова вогнали их в такой шок, что в этот же день, 31 мая, Латвия и Эстония поспешили подписать пакты о ненападении с Германией (вот наивные-то!). Немцы же вели себя куда солиднее и основательнее, по-деловому. В архивах германского МИДа обнаружена инструкция, направленная 30 мая послу в Москве: «В противоположность ранее намеченной политике мы теперь решили вступить в конкретные переговоры с Советским Союзом».

В переговоры, вроде бы, согласились вступить и англичане. 12 июня направили в Москву специального представителя Стрэнга. По рангу — второстепенного чиновника. Что для советской стороны было оскорбительно. И переговоры быстро зашли в тупик. Во-первых, из-за нежелания Польши и Прибалтики, чтобы их «спасали коммунисты». А во-вторых, из-за отсутствия у Стрэнга мало-мальски весомых полномочий. Он норовил лишь «консультироваться». 15 июня Москва прервала бесцельное переливание из пустого в порожнее, предложив перевести переговоры на уровень военного командования. И опять Запад тянул резину… Прошел июнь, июль. Немцы были намного оперативнее и гораздо более заинтересованы в сотрудничестве.

Да еще бы им не быть заинтересованными! Ведь нападение на Польшу намечалось на 25 августа. Конечно, документы такого ранга, как пакт Молотова — Риббентропа, готовятся не за день — прилетел, показал и подписали. Хотя для военной операции требовалась широкомасштабная подготовка. А ну как Риббентроп не договорился бы со Сталиным? А ну как Сталину что-то в договоре не понравилось бы? И вся операция — насмарку? Потому что к войне против СССР Германия была еще не готова… Но все прошлое поведение англичан и французов лишь подкрепило убежденность Иосифа Виссарионовича, что блокироваться надо не с ними, а с немцами. По данным дипломата и сталинского переводчика В. М. Бережкова, конкретная подготовка пакта началась с 3 августа в Берлине — между Астаховым и Шнурре, и в Москве, между послом Шуленбургом и Молотовым. Однако переговоры шли настолько секретно, что о них не знали даже члены сталинского Политбюро и гитлеровские военачальники.

Англичане и французы раскачались только 10 августа. Причем Лондон направил адмирала Дрэкса, не имевшего даже письменных полномочий, а французскую миссию возглавил генерал Думенк, начальник не слишком высокого ранга, не способный выходить за узкие рамки данных ему инструкций. Они настолько не спешили, что отправились в Россию не на самолете или поезде, а на корабле… Переговоры с ними все же начались. Во-первых, выяснить, с чем приехали новые гости. Во-вторых, показать миру, по чьей вине сорвались переговоры о едином фронте. А в-третьих, немцев на пушку взять, чтобы были уступчивее.

Все так и получилось. Когда Ворошилов назвал количество дивизий, которые готов выставить в состав объединенных вооруженных сил Советский Союз, представители Англии и Франции промямлили жалкие, чисто символические цифры. Эффективных военных соглашений с Москвой Лондон и Париж заключать и впрямь не желали, а делегатов слали только для того, чтобы собственную общественность успокоить. Это был не Мюнхен, когда прилетел Чемберлен, и вмиг все решилось. И в ходе переговоров западных и советской военных делегаций нежелание сотрудничества было продемонстрировано очень откровенно.

Кстати, односторонне обвинять Москву в двурушничестве и закулисной политике вообще неправомочно. Хотя бы по той причине, что и в Лондоне в это же время шли переговоры… с нацистами. Для Гитлера они были отвлекающим маневром, но англичане-то этого не знали. И к возможности антироссийского альянса британские правящие круги отнеслись совершенно недвусмысленно. В Лондон был направлен полномочный представитель Геринга тайный советник Вольтат. Официально — для участия в международной конференции по китобойному промыслу. А на самом деле — встречался и вел переговоры с Горацио Вильсоном, ближайшим советником и «серым кардиналом» Чемберлена. Что самое интересное, переговоры шли по инициативе британской, а не германской стороны. И Вильсон на них представил Вольтату план раздела мира. План, где Германии предлагалась Восточная и Юго-Восточная Европа. Тут уж не Мюнхеном, а «супермюнхеном» дело пахло — берите и владейте. И воюйте с русскими, а мы поможем. Активным сторонником дальнейших уступок Германии и антироссийского альянса с ней выступал и посол США в Лондоне Кеннеди.

1 августа советник германского посольства в Англии Кордт доносил в Берлин: «Великобритания изъявит готовность заключить с Германией соглашение о разграничении сферы интересов…» Обещает, мол, свободу рук в Восточной и Юго-Восточной Европе и не исключает отказ от гарантий, предоставленных «некоторым государствам в германской сфере интересов». То есть Польше. Кроме того, Англия обещала прекратить переговоры с Москвой и надавить на Францию, чтобы та разорвала союз с СССР. Так стоит ли удивляться, что на переговоры с советским руководством поехала делегация из второстепенных лиц без достаточных полномочий? Через свою агентуру в Лондоне Сталин о ведущихся там переговорах знал. И правомочно ли в таком случае огульно хаять его действия? Он ведь спешил, он стремился переиграть англичан в этом тройственном поединке.

Как ни крути, линия руководства Англии и Франции была ничуть не менее циничной и беспринципной, чем линия Кремля. А Гитлер этим пользовался, продолжал пудрить мозги Западу. 11 августа, в разгар подготовки к войне и к альянсу с Москвой, он счел нужным встретиться с верховным комиссаром Лиги Наций Буркхардтом и сделал ему заявление: «Все, что я предпринимаю, направлено против России. Мне нужна Украина, чтобы нас не могли морить голодом, как в прошлую войну».

Тем временем советский пакт с Германией был согласован и утрясен. 19 августа Сталин неожиданно проинформировал Политбюро, что намерен заключить его. А германское радио передало сообщение, что рейх и русские договорились заключить пакт о ненападении 21 августа в 23 часа. Утром 22-го, когда Риббентроп летел в Москву, Гитлер провел в Оберзальцберге совещание с командующими видами вооруженных сил, где сказал: «С самого начала мы должны быть полны решимости сражаться с западными державами.

Конфликт с Польшей должен произойти рано или поздно. Я уже принял такое решение весной, но думал сначала выступить против Запада, а потом уже против Востока. Нам нет нужды бояться блокады. Восток будет снабжать нас зерном, скотом, углем…» На этом же совещании он говорил и другое: «С осени 1933 года… я решил идти вместе со Сталиным… Сталин и я — единственные, кто смотрит только в будущее… Несчастных червей — Даладье и Чемберлена, я узнал в Мюнхене. Они слишком трусливы, чтобы атаковать нас. Они не смогут осуществить блокаду. Наоборот, у нас есть наша автаркия и русское сырье… В общем, господа, с Россией случится то, что я сделал с Польшей. После смерти Сталина, а он тяжелобольной человек, мы разобьем Советскую Россию. Тогда взойдет солнце немецкого мирового господства».