Агенты Берии в руководстве гестапо - Валерий Шамбаров

И в данном случае «генеральская оппозиция» ничего не возразила. Когда же эти самые «дела» начались, несколько обеспокоилась и выдвинула условие, записанное в дневнике Гальдера от 19 сентября: «Требование армии: «чистку» начать после вывода войск и передачи управления постоянной гражданской администрации, то есть в начале декабря». Словом, делайте, что хотите, но не у нас на глазах. Да и это было скорее не требование, а скромное пожелание. Фюрер к нему прислушаться не захотел, ну и ладно, генералы не настаивали.

Рождение РСХА

Разумеется, разгрому Польши способствовал не только альянс Гитлера со Сталиным. Но и, в не меньшей степени, попустительство демократических держав. В западных источниках его пристойно объясняют «пацифизмом». Хотя в прошлой главе уже приводились факты, что англичане и французы были не против перенацелить агрессию немцев на восток. И какой уж тут пацифизм, если гремят пушки и бомбы сыплются на города? Однако та же политика продолжалась и с началом войны. Британский посол в Берлине Гендерсон несколько дней носился с идеей очередного предательства младшего союзника. Сообщал в Лондон, что первым условием для «спасения мира» должно стать «объявление маршалом Рыдз-Смиглы о его готовности немедленно прибыть в Берлин в качестве военного и полномочного представителя и обсудить все вопросы с фельдмаршалом Герингом». Да еще и жаловался, что «поляки саботируют мирное решение» — это когда их давили германские танки!

Чемберлен колебался, лавировал, тянул время. Подтолкнул его к действиям только скандал в палате представителей, поскольку вся его политика «умиротворения» позорно провалилась. Гитлер Лондону в рожу плевал, а ему все еще улыбочки строили. И лидер оппозиции А. Эмери резонно заявлял: «Доколе мы будем заниматься пустой болтовней, когда Британия и все, что ей дорого, и сама цивилизация находятся под угрозой?… Наш долг — выступить вместе с французами». Кабинет Чемберлена повис на волоске, и ему пришлось согласиться, что, конечно же, «вместе с французами» выступить придется.

Но в том-то и дело, что еще труднее было заставить выступить самих французов. Великобритания на своих островах могла позволить себе бушевать и возмущаться, даже объявлять войны, а непосредственные боевые действия в основном легли бы на долю Франции. И начинать их она совершенно не хотела. Между Парижем и Лондоном пошли долгие споры насчет ультиматума немцам: стоит ли его предъявлять, когда предъявлять, какой срок давать на выполнение требований? В результате Англия и Франция объявили Германии войну лишь 3 сентября, когда вооруженные силы Польши были основательно разгромлены.

Но и это вызвало в Берлине весьма подавленное настроение. А то и близкое к панике. Хотя Германия успела подготовиться к кампании гораздо лучше, чем против Чехословакии, она была еще далеко не та, что в 1940–1941 гг. Чтобы сокрушить Польшу, Гитлеру пришлось бросить против нее почти все свои силы. На Западе у него осталось всего лишь 23 дивизии. Против 110 французских. Как свидетельствовал Кейтель: «При наступлении французы наткнулись бы лишь на слабую завесу, а не на реальную немецкую оборону».

Все могло кончиться одним решительным ударом. И Польшу спасли бы, и агрессора уничтожили. Да только удара не последовало. Вместо этого началась «странная война». Франция даже потребовала, чтобы Англия не бомбила военные и промышленные объекты внутри Германии (чего немцы тоже очень боялись в тот момент). Словом, война началась только для того, чтобы политики смогли сохранить лицо. Для галочки. А Польшей пожертвовали запросто — тем более, что за ней лежал уже Советский Союз. Так может, все-таки сцепятся? Не сцепились. 17 сентября, когда разбитая польская армия практически перестала существовать, границу перешли советские дивизии. На следующий день они встретились с немцами, организовывались совместные «парады победы», культурно-массовые и спортивные мероприятия.

Отношения установились прекрасные. Часть офицерства, служившая еще с догитлеровских времен, воспитывалась в духе дружбы с Россией и издавна считала ее естественным союзником, а произошедшее — торжеством здравого смысла над временными разногласиями. Шло и политическое сближение. Интересно отметить, что на этом поприще нацисты перенимали и коммунистический опыт. Например, при составлении коммюнике по поводу оккупации Польши Сталин указал, что в немецком варианте факты изложены «слишком откровенно». И сформулировал вопрос так: дескать, целью России и Германии является «восстановление мира и порядка в Польше, которые были подорваны развалом польского государства, и оказание помощи польскому народу в установлении новых условий для его политической жизни». Немцы от данной формулировки пришли в восторг.

Если по первоначальным советско-германским договоренностям после разгрома Польши на ее урезанной территории предполагалось оставить слабенькое марионеточное государство, то 19 сентября Молотов намекнул на другой вариант. Мол, такое государство будет постоянным источником напряженности и разногласий между СССР и Германией, так зачем оно вообще нужно? 25 сентября Шуленбург доложил в Берлин, что Сталин считает ошибочным сохранение Польши на оставшихся после изъятия территориях и предлагает Варшавскую провинцию добавить к немецкой доле, а немцы за это откажутся от Литвы, которая изначально относилась к их сфере интересов. «Если мы согласны, то Советский Союз немедленно возьмется за решение проблемы Прибалтийских государств в соответствии с протоколом от 23 августа и ожидает в этом вопросе безоговорочной поддержки со стороны немецкого правительства. Сталин выразительно указал на Эстонию, Латвию и Литву, но не упомянул Финляндию».

Немцев подобный дележ устраивал, и 27 сентября в Москву снова примчался Риббентроп. На следующий день был заключен полномасштабный «Советско-германский договор о дружбе и границе», закрепляющий раздел в Восточной Европе. И по возвращении в Берлин Риббентроп восторженно говорил, что чувствовал себя среди сталинского окружения так свободно и вольготно, «словно оказался среди товарищей по партии».

Параллельно шло дальнейшее совершенствование германских спецслужб. Гиммлер к этому времени в значительной мере отошел от непосредственного руководства ими. У него появилось много других забот. Первые полки СС в Польше отличились, по отзыву Геринга, «образцовой храбростью». И жестокостью тоже образцовой, поскольку их после оккупации привлекли к «чисткам» страны. Рейхсфюреру позволили создавать новые части, их численность возросла до 100 тысяч бойцов.

Заметно вырос рейтинг Гиммлера и в государственном руководстве. Теперь его начали приглашать на узкие совещания в непосредственном окружении фюрера, он начал выдвигаться из «второго ряда» в число главных лиц рейха. Наконец, он давал волю мистическим увлечениям своей натуры. Еще в 1933 г. он создал под своей эгидой научную группу «Анэнербе» («Наследие предков»), собирая там историков, археологов, оккультистов, геополитиков, антропологов, антропософов. К 1939 г. он сумел развернуть эту группу в крупный институт, придал ему официальный статус и включил в СС. Тут велись и научные, и псевдонаучные разработки, касающиеся «германской расы», появились отделы, занимающиеся медицинскими и техническими направлениями — лишь бы эти направления вызвали интерес рейхсфюрера.

Озаботился он и воспроизводством «чистых арийцев». Ведь «жизненное пространство», которое будет завоевано, требовалось заселить! Возможно, в Гиммлере проснулись прежние навыки птицевода. И созданные им СС, куда отбирались лучшие нордические экземпляры, он рассматривал в качестве некоего «банка генофонда», а то и племзавода для арийского размножения. Кроме предъявления родословных, были еще введены дополнительные условия для невест эсэсовцев. Перед браком девушки должны были пройти несколько антропологических и медицинских осмотров, физических испытаний, чтобы подтвердить способность к рождению здорового потомства. (На этих осмотрах и испытаниях, где нагих девиц обмеряли, взвешивали, заставляли побегать, попрыгать, продемонстрировать мускулатуру, любил присутствовать сам рейхсфюрер — якобы из научного интереса и профессионального долга. Во всяком случае, разглядывая анатомические подробности нордических подруг, он старательно показывал полную бесстрастность).

Были учреждены и специальные курсы, которые обязаны были пройти после свадьбы супруги эсэсовцев. Там преподавались политические дисциплины, «идеология, вытекающей из понятия расовой чистоты», домоводство, правила ухода за детьми. Гиммлер начал создавать и систему заведений «лебенсборн» («источники жизни»), где отобранные по нордическим признакам девушки-патриотки занимались с эсэсовцами производством потомства без вступления в брак. Дети, рожденные в этих человекофермах, принадлежали государству и должны были воспитываться в специальных детских домах.