О Шмидте - Луис Бегли

Получается длинное письмо, так что закончу на этом.

До свидания!

Шмидт из тех людей, что на деловое письмо отвечают в тот же день, когда оно получено, а на личные стараются отвечать не позже, чем назавтра. Так что мы почти не сбавим напряжения, если расскажем содержание его ответа сейчас, пока Шмидт еще раздумывает, что ему ответить дочери.

Четверг

Дорогая Шарлотта!

Я не обнаружил в твоем письме никаких особенных выражений благодарности или раскаяния, но не собираюсь из-за этого ругаться с тобой — я пишу тебе про вашу свадьбу.

В конверте ты найдешь чек на оплату задатка в «Нострадамусе». Знакома ли ты со знаменитой книгой предсказаний, которую написал в XVI веке философ, чьим именем, как я понял, назван ваш ресторан? Пожалуй, забавно было бы тебе посоветоваться с этой книгой. А может, и благоразумно. Мне сделать это за тебя будет непросто, поскольку в бриджхэмптонской библиотеке этой книги нет. Кстати, надеюсь, что Джон в деталях изучил список того, что включено в эти двести долларов.

Ты права — в моем календаре нет никаких планов на 20 июня, так что я рассчитываю приехать.

Поскольку я еще не умер, ты, очевидно, не сможешь забрать наше с мамой серебро прямо сейчас. Я пошлю тебе подсвечники, подносы и что там еще было у тети Марты. Ты, наверное, не помнишь, но столовое серебро Марты мама подарила на свадьбу одной из своих помощниц. Это было лет пять назад. По той же причине — я еще жив — я просмотрю твой список мебели и решу, что смогу отдать, не нарушая привычного вида комнат. Надеюсь, Мёрфи объяснил Джону, что, выкупая твое право, я приобретаю и все находящееся в доме имущество — то есть ты лишаешься прав на него и после моей смерти, ведь до тех пор оно и так принадлежит мне. Все это включено в сумму, которую я плачу. Надеюсь еще, что Мёрфи сказал Джону, что деньги уже приготовлены. Мы можем завершить наше дело в любое время, когда вы только пожелаете.

Не помню, что ты говорила мне по телефону про ваши с Джоном планы на будущей неделе. Если захотите приехать на выходные — буду только рад, но лучше предупредите меня за несколько дней. Возможно, в будущем у меня появятся обязательства.

Послать ли копию Шарлоттиного письма Ренате, спрашивал себя Шмидт. У нее уже есть та кассета, если будет еще и это письмо, она сможет со временем собрать настоящую коллекцию. Но в итоге ничего не послал: ему стало стыдно.

XIV

Очередная среда, и у Кэрри выходной. Два дня до начала весны. Форзиции, растущие крупными купами на лужайке у заднего крыльца Шмидта, стоят в цвету. С каждым годом они как будто все ярче. Распускаются крокусы и нарциссы. В пруду за полем Фостера кричат дикие гуси, и примерно каждые полчаса раздается хлопанье сильных крыльев: стая, в беспорядке поднявшись с воды, улетает к океану, выстраиваясь на лету клином. Это просто дурацкая шутка, вроде вчерашнего парада толстых, посиневших от холода девчонок в честь дня Святого Патрика: гуси не собираются никуда улетать. Они покружат в небе и вернутся на пруд, туда, где они вылупились из яиц и где умрут. Как пьяницы, что после закрытия последнего бара, пошатываясь, бредут по Третьей авеню к станции метро на 86-й Улице и мочатся на железные шторы магазинов.

На крыльце хорошо. Только раз в неделю Кэрри может вот так посидеть с закрытыми глазами, подставляя лицо слабым солнечным лучам. Шмидт спрашивал себя, стоит ли ей так много работать и не предложить ли ей дополнительный доход. Но не нарушит ли это равновесия, стоит ли рисковать и что-то менять? Кэрри лежит в шезлонге. К нынешнему дню она успела перемерить, наверное, всю Шмидтову одежду. Этот толстый вязаный белый свитер ей очень к лицу. В нем она выглядит еще экзотичнее, чем всегда. Дремлет? Проснувшись утром, они отчаянно занимались любовью, Кэрри довела его почти до изнеможения. Вечером накануне они легли поздно, и Кэрри слишком устала. Ей пришлось заезжать в Сэг-Харбор — завезти какую-то посылку для Брайана. Утром, когда Шмидт спустился на кухню приготовить завтрак, этот парень уже сидел там. Он мог бы и сам забрать посылку и не заставлять Кэрри мотаться туда-сюда среди ночи. Если только не… Если Шмидт спросит Кэрри, она скажет ему больше, чем он хочет знать. У Брайана и Кэрри эти телодвижения, должно быть, столь же монотонны, как забавы гусей на пруду. Всего два часа назад она шептала, уткнувшись губами в сгиб его локтя: Шмидти, я твоя. Так, так, возьми меня! Так чего ему еще нужно?

И ничего, что она не пришла на кухню вместе с ним, не запускала рук, дразня, ему под пижаму. Считается, что Брайан ничего не знает. Просто Шмидту якобы понадобился кто-то в доме — человек, у которого мозгов побольше, а скорость поменьше, чем у полек. Не вместо них, а чтобы следил, сделаны ли нужные закупки, политы ли цветы и все такое. За это Шмидт выделял комнату с ванной, а если выпадет какая-то дополнительная работа, за нее будет немного приплачивать. Кэрри сказала Брайану, мол, этот старикан ест в «О'Генри». Выгодное дельце. И живет совсем недалеко от ресторана. Летом будет пускать меня поплавать в бассейне, когда не купается сам. Никому не будет лучше, если Брайан сбесится. Чтобы сгладить перемену и, как был уверен Шмидт, чтобы оставалось место, где Брайан мог бы трахать ее не в Шмидтовом доме, не на заднем сиденье своего пикапа и не у приятеля в Спрингсе, куда она не поедет, опасаясь группового изнасилования, Кэрри пока не отказывается от комнаты в Сэг-Харборе.

Брайан, художник и на все руки мастер, обладает ценным качеством: если нет особого повода для разговора, он молчит и, казалось, не возражает, если Шмидт молчит тоже. Если его о чем-нибудь спрашивают, он отвечает вежливо, говорит мягко, как ребенок, скрадывая окончания слов. Должно быть, прежде чем он уехал во Флориду, мама успела научить его избегать плохих выражений и говорить обдуманно. Может показаться, что Брайану лет шестнадцать, а между тем ему, должно быть, под тридцать. Сложение у него совсем не мальчишеское: невысокий, но крепкий; наверное, он не забывает каждое утро пять минут позаниматься на турнике. Впечатление создает скорее нежный овал лица и щеки в золотистом пуху, которые так легко покрываются краской. Слегка неуместными кажутся маленькая серьга в ухе и хвост, в который он собирает свои длинные светлые волосы, браслет из фальшивого слонового волоса, обгрызенные до мяса ногти и что-то неприятное во взгляде. Сначала в этом взгляде читается искреннее «Кто? Я?» простодушного Малютки Эбнера,[48] но от внимательного наблюдателя не ускользнет, что белки Брайана на самом деле желты, и он никогда не смотрит собеседнику в глаза. Он смотрит в сторону, искоса. Выглядит ли он приятнее в столярных защитных очках? Трудно сказать. Свое ремесло Брайан рассматривает как способ заработать на хлеб, не более. На самом деле он художник. Он привозил показать Шмидту свои картины. В этих громадных холстах, покрытых тантрическими узорами, несмотря на их полную банальность, тоже было что-то тревожное. Мальчишка питал слабость к ядовито-зеленому, фиолетовому, розовому и лиловому. Ну и что с того? Неужели дружок Кэрри обязательно должен быть из ордена «Череп и кости»?[49]

Однако не пора ли завести разговор? Брайан, у тебя сегодня выходной? спрашивает Шмидт. Или дела не идут? Спад, должно быть, ощущается даже в Саут-Форке?

Он ощущается, Альберт. Что-то ужасное.

Еще одно подкупающее качество Брайана. В девяти случаях из десяти люди его сорта тут же переходят на ты и обращаются по имени — как механик из гаража, который звонит сообщить, что масло залито. Но Брайан оказался не таким. Все «мистер Шмидт» да «мистер Шмидт». Когда Шмидт, ища его расположения, попросил отбросить «мистера» и пользоваться удобной уменьшительной формой его имени, Брайан, по-детски смутившись, пролепетал: Ой, я так не могу. Это так неуважительно звучит! Не возражаете, если вместо этого я буду звать вас Альбертом?

Мой приятель, который живет в Спрингсе, очень беспокоится. Он выплачивает за свой грузовик. А мне повезло: у меня есть приработок.

Да? Ты где-то работаешь, когда нет спроса на столярку?

Ну да. Я сторожу дома. Если хозяин, например, едет в отпуск во Флориду или в Европу. И те, где хозяева бывают только на выходных. И еще я начал вылизывать машины.

Что это значит?

Ну если кто-то хочет, чтобы машина стала идеально чистой, чище новой. Я удаляю всю грязь и жир — дочиста, потом высасываю пыль и вощу. В том гараже, где я работаю, есть такие клиенты, которые вылизывают совершенно новую машину, прежде чем сесть в нее. У меня вроде уже довольно неплохо получается — это творческая работа.

Брайан хихикая, вертит самокрутку и лижет, покуда бумага не промокает насквозь. Да, сэр, лизальщик по призванию! Вместе с дымом в воздухе повисает густой непривычный аромат.