О Шмидте - Луис Бегли

Я понял, что уже старик, без всяких катерин, сказал Шмидт. Я увидел это в зеркале и уловил в споем отношении к себе и другим. Радости в этом мало.

Они посидели в молчании. Шмидт подумал, сколько времени у него есть до того, как Гил сделает следующий шаг. Настал момент рассказать ему. Все равно ему этого хочется. Не упоминая ни Брайана, ни того. К чему?

Ну что ж, это здорово. В ней что-то есть. Не знаю, может ли она быть моделью. Но я не прочь устроить ей кинопробы — раз уж она хочет в кино.

Спасибо, Гил. Ты сохранишь это в тайне? Она просила меня быть осторожнее.

Кому я проболтаюсь?

Элейн, например. Если сможешь, не говори ей.

Ты уже знаешь, как ты с этим будешь разбираться?

Не имею понятия. Пожалуй, я ничего не стану планировать. Я слишком много планировал в жизни — напланировал чертову уйму планов. И большинство из них ничем особенно хорошим не обернулось. В моем нынешнем положении одно преимущество — можно ничего не планировать.

А как же Шарлотта? Ты дашь ей узнать о Кэрри?

А, по вопросу Шарлотты. Пожалуй, пусть и тут все идет своим чередом. Если у тебя есть время, можем поговорить о Шарлотте и ее новой семье. Я как раз об этом думал, когда позвонил тебе.

Еще бы у меня не было времени! Не забывай про муммичку, которая сидит у меня дома. Она любого научит считать в мерах вечности!

Закончив рассказ, Шмидт спросил Гила: Как ты думаешь, это я слетел с катушек, или они все идиоты, включая докторшу?

Да нет, не думаю, что дело в тебе. По-моему, с тобой обошлись дурно, но ты, учитывая все обстоятельства, вел себя замечательно. Но я бы позволил себе парочку замечаний. Сколько Шарлотте? Двадцать шесть? Двадцать семь? Ты должен отдавать себе отчет, что она взрослая женщина и сама отвечает за свои поступки. А это совсем не то, что пытаться приструнить ребенка. И второе: имей в виду, что евреи остро реагируют на антисемитизм, даже такой безобидный, сказать ли — ненастоящий? — как твой. Вот возьмем меня. Я тысячу раз говорил, и, может быть, даже говорил это тебе, что мне все равно, антисемит человек или нет, если он не лезет в мои дела, не живет со мной рядом и, самое главное, не пытается затолкать меня в газовую камеру. Но это лишь половина правды. А может, даже четверть. В действительности это очень ранит, когда тебя не любят или отказывают в том уважении, которого, как тебе кажется, ты заслуживаешь, без всякой причины. Как будто ты урод, хотя на самом деле ты нормальный. Знаешь песню Луи Армстронга «Я виноват, что смугловат»? Таких обид человек не забывает.

Прости меня, сказал Шмидт. А я тоже обижал тебя этим?

Давно. Но тогда все так себя вели — если не чуже, много хуже. А ты все же был приличнее других. Ладно, в конце концов, теперь я тот, кто я есть, и все кругом старательно лижут мне задницу, и теперь мне действительно плевать.

Дети хотят все сделать по-своему, говорил Шмидт позже тем же вечером Кэрри, свадьба пройдет в городе. Сначала эта новость меня пришибла. Но потом я подумал: ну и пусть их. Пусть, если они так хотят. И жить здесь они тоже не собираются. Им больше нравится одно местечко на севере — там рядом будут Джоновы родители. Я, наверное, выкуплю Шарлоттино право на дом. После этого я, видимо, стану слишком беден, чтобы содержать этот дом, так что я продам его и перееду в какой-нибудь маленький домик. Только теперь с этим можно будет не торопиться.

Вот и здорово. Знаешь, Брайан еще и строитель. Если хочешь посмотреть на дома, которые он строил, он тебе покажет.

Что ж, теперь у Шмидта появилось что-то впереди. Одна мысль потянула за собой другую, и Шмидт поинтересовался, как дела у бродяги.

У мистера Уилсона? Почему ты продолжаешь звать его «бродяга»? Наверное, ему тяжеловато болтаться по разным местам. Не знаю. Может, он в Нью-Йорке. Такая беда!

У меня такое ощущение, что он знает про нас с тобой.

Да, он умный! Кэрри хихикнула.

Но откуда? Ты сказала ему?

Да он бы убил меня! Он вычислил нас, когда я провожала тебя до стоянки. Он был где-то рядом.

Но тогда у нас ничего еще не было!

Я же говорю: он умный. Он понял, что ты мне нравишься. И, конечно, взбесился.

А Брайан? Про Брайана ты ему говорила?

Это другое дело. Брайан ему по барабану. Давай спать, ладно?

На следующее утро, когда Кэрри ушла на работу, Шмидт позвонил Ренате. У нее был пациент, и Шмидт попросил включить автоответчик, чтобы он мог оставить сообщение.

Рената, это Шмидти. Насчет дома. Будь добра, передай Шарлотте и Джону, что я готов выкупить Шарлоттино право. Пусть свяжутся с Диком Мёрфи из «Вуда и Кинга». Это мой юрист.

XIII

В среду — у Кэрри был выходной, и она только пробормотала: Нет, нет, нет, — и поглубже спряталась под одеяло, когда Шмидт в девять утра, целуя ее ухо, шепотом спросил, не хочет ли она позавтракать, — Шмидт, как обычно, ровно в девять тридцать приехал на почту за своей корреспонденцией. Эти ежедневные экспедиции были для него ритуалом, поскольку он не ждал ничего, кроме рекламного мусора да счетов, он мог бы с тем же успехом бывать на почте раз в неделю, скажем, по понедельникам. Уж конечно, он не оплачивает счета каждый день. Но в этот раз его педантичность была вознаграждена: на почте его дожидалось письмо от Шарлотты. Шмидту не хотелось читать его на глазах Кэрри, а она вполне может проснуться и на кухне застать его за чтением. Кроме того, потом ему понадобится какое-то время, чтобы прийти в себя. Шмидт решил открыть письмо в кондитерской и прочесть его за кофе.

Оказывается, сладкая парочка завела дома лазерный принтер! Или Шарлотта писала на работе? Но в любом случае Джон Райкер просматривал письмо — в этом можно не сомневаться. Получилось как в официальной переписке, когда не знаешь, в самом ли деле письмо сочинил подписавшийся внизу мистер Уайт или мистер Браун.

Здравствуй, папа!

Говорить с тобой по телефону трудно, но и писать тоже нелегко. Но все же, кажется, это проще, вот я и пишу. Джон и Рената считают, что я должна извиниться перед тобой и поблагодарить тебя. Сейчас я делаю и то, и другое.

Мы с Джоном благодарны тебе за то, что ты согласился выкупить мое право на дом. Джон говорил с мистером Мёрфи, и тот сказал, что никаких затруднений не возникнет. Надеюсь, это не причиняет тебе неудобств. С тех пор, как я была ребенком, Бриджхэмптон стал другим, мне не нравится, как там все изменилось. Округ Ольстер, куда ездят Рената и Майрон, до сих пор деревня. Там мы будем с ними соседями, как и с несколькими парами из «Вуда и Кинга» и с моей работы, которые купили там дома или как раз сейчас подыскивают. В Хэмптонах у нас друзей нет, и я не знаю, как бы мы могли найти себе компанию. Не думаю, что через ваших с мамой друзей.

Как ты думаешь, можно мне забрать кое-какую мебель из дома? Я составляю список лучших вещей из тетиной мебели. Полагаю, мама хотела, чтобы я их забрала. Я скоро пришлю тебе этот список. И когда мы купим дом, пожалуйста, пришли нам эти вещи. Джон просил меня сказать тебе: он считает, что за перевозку должны заплатить мы. И можно нам забрать серебро?

Я думаю, в конце концов ты рад, что тебе не придется хлопотать насчет свадьбы, тем более, почти все гости будут люди, которых ты не знаешь. Кроме тех, кто из вашей фирмы. Пришлось бы повозиться, а так ты можешь вздохнуть свободно и заниматься своими делами. Должно быть, это так приятно — быть на пенсии.

Мы посмотрели несколько ресторанов в Сохо и в Трибеке. Больше всего нам понравился «Нострадамус» — на углу Бродвея и Спринг-стрит. Мне кажется, ты не знаешь этот район. Этот ресторан там уже около двух лет, и его шеф-повар — жена одного человека с моей работы. Там легкая каджунская кухня. Они могут разместить 250 гостей, и еще остается место для танцев. Музыканты нам не понадобятся, потому что у нас будет ди-джей. Цена, которую они запросили — двести долларов за каждого гостя, — в нее включено все. У них сплошь все вечера бронируют, так что нужна предоплата — 20 % к концу следующей недели. Ты можешь выписать чек мне. А я пока заплачу своим.

Свадьба будет 20 июня. Утром в мэрии нас поженят, а банкет назначаем на семь вечера. Джон согласовал дату с ведущими партнерами в фирме, а Рената и Майрон как раз за несколько дней до того вернутся из Торонто с психиатрического конгресса. Надеюсь, у тебя не слишком плотный график!

Надеемся, ты придешь и увидишь, что такое свадьба при ином стиле жизни.

Ты вскипел, когда услышал о моем обращении в иудаизм. Это будет не прямо сейчас. Хотя я выбрала реформированный иудаизм, мне много еще нужно узнать, но я твердо намерена это сделать. Еврейская религия восхитительная, епископальная церковь никогда не давала мне столько. Если у нас будут дети, они не запутаются. Мы сможем дать им духовное воспитание. Для некоторых это важно.

Получается длинное письмо, так что закончу на этом.

До свидания!