Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

я совет любой девушке, мечтающей о театре, так бы ей и сказал: «Начните с кордебалета!» Тем не менее, — повернулся он к Пилкингтону, — лучше бы вам не упоминать о занятии моей племянницы в беседе с миссис Уоддсли Пигрим, она может понять неправильно.

— Вот именно, — согласился Пилкингтон.

— Одно только слово «кордебалет»…

— Я и сам его не выношу!

— Оно может подразумевать…

— Вот-вот.

Довольный собой, дядя Крис снова выпятил грудь.

— Ну и славно! — бросил он. — Я, собственно, заскочил только, чтобы напомнить вам, мальчик мой, что сегодня вы с тетей обедаете у меня. Боялся, что такой деловой человек, как вы, может и запамятовать.

— О нет, я с нетерпением ожидаю нашей встречи! — возразил польщенный Пилкингтон.

— Адрес не забыли? 41-я Восточная улица, дом 9. Я переехал, помните?

— Так вот почему я не нашла тебя по тому первому адресу, — вставила Джилл. — Швейцар сказал, что никогда про тебя не слышал.

— Вот же кретин! — раздраженно бросил дядя. — Можно подумать, нью-йоркских консьержей набирают исключительно из слабоумных. А может, просто новичок… Ну что ж, Пилкингтон, мальчик мой, жду вас у себя в семь вечера. Пойдем, Джилл!

— До свидания, мистер Пилкингтон, — попрощалась Джилл.

— До свидания, мисс Маринер! — отозвался молодой человек, склонившись к ее руке. Черепаховые очки послали прощальный жаркий луч.

Когда парадная дверь закрылась, дядя Крис испустил вздох облегчения.

— Похоже, я выпутался из этого маленького конфуза без потерь. Дипломатия — высокое искусство!

— Если ты имеешь в виду, — сурово заметила Джилл, — свои бессовестные небылицы…

— Небылицы, душенька — или, скажем так, творческая обработка бесформенной глины реальности — это… ну как бы выразиться?.. Так или иначе, они пришлись чертовски кстати. Миссис Пигрим никак не должна узнать, что моя племянница состоит в кордебалете, иначе непременно заподозрит во мне авантюриста. Конечно, если вдуматься, я и есть авантюрист, но кому охота раскрывать свои маленькие секреты! Достойная леди питает закоренелое отвращение к девушкам этой честной, но несправедливо очерненной профессии, с тех пор как нашему юному другу на втором курсе колледжа вчинили иск за нарушение брачного обещания хористке гастрольной труппы. Что ж, свои предубеждения есть у каждого. Ну, на него, думаю, можно положиться, не проболтается… Однако зачем тебе это понадобилось? Моя дорогая девочка, что толкнуло тебя на такой шаг?

Джилл рассмеялась.

— Практически то же самое спросил у меня сегодня мистер Миллер, когда мы репетировали танцевальные па, только выразился он крепче. — Она взяла дядю под руку. — А что мне было делать? Одна в Нью-Йорке, никаких перспектив, а от двадцати долларов, которые ты прислал, мало что осталось.

— А чем плохо было в Брукпорте с дядей Элмером?

— Ты когда-нибудь его видел?

— Нет, как ни странно, ни разу.

— Видел бы, не спрашивал. Брукпорт! Фу! Они хотели, чтобы я заменила наемного работника, который уволился.

— Что?!

— Да-да, им надоело меня содержать на том уровне, что я привыкла, — я их не виню! — вот и стали думать, как бы приставить к полезному делу. Нет, я не против читать вслух тете Джулии, да и прогулки с Тибби стерпела бы, но когда мне предложили расчищать снег у крыльца, просто взяла и молча испарилась.

— Ничего не понимаю! Я же намекнул твоему дяде, очень дипломатично, что ты располагаешь солидными средствами.

— Да, я так и поняла — а в результате он без конца таскал меня осматривать дома и уговаривал купить за сто тысяч наличными. — Джилл прыснула со смеху. — Видел бы ты его лицо, когда я заявила, что все мое состояние — двадцать долларов!

— Да ты что?! Так прямо и сказала?

— Ну да.

Дядя Крис снисходительно покачал головой, словно папаша, разочарованный в любимом ребенке.

— Джилл, ты прелесть, конечно, но у тебя совсем нет… как это сказать?.. тонкости. Твоя мама была в точности такая же. Милейшая женщина, но никакой дипломатии, умения владеть ситуацией. Помню, мы полезли в буфет за вареньем, и она меня потом начисто выдала. Ничего дурного в мыслях не имела, но по природе своей не способна была отпираться сколько-нибудь правдоподобно… — Дядя Крис помолчал, уйдя мыслями в прошлое. — Нет, честность ценное качество, вне всякого сомнения, хоть и неудобное. Я не виню тебя за бегство из Брукпорта, раз там было плохо… Однако, прежде чем поступать на сцену, все же стоило посоветоваться со мной.

— Стукнуть мне его, что ли? — закатила Джилл глаза, обращаясь к мирозданию. — Ну как, скажи, я могла бы с тобой посоветоваться? Мой милый, драгоценный дядюшка, ты разве забыл, что бросил меня без гроша и растворился в воздухе? Мне пришлось справляться самой… Кстати, раз уж зашел разговор, может, ты объяснишь мне эти свои переезды? Почему ты написал мне с 57-й улицы, если там не жил?

Дядя Крис неловко откашлялся.

— Вообще-то, в каком-то смысле… я был там, когда писал письмо.

— По-видимому, это что-то значит, но что именно — выше моего разумения. Я не настолько проницательная, как ты думаешь, дядя, так что тебе придется объяснить!

— Видишь ли, душенька… Не забывай о моем щекотливом положении. На пароходе я завел немало знакомств с богатыми попутчиками и, возможно, ненароком дал им понять, что и сам весьма состоятелен. Так или иначе, у них сложилось такое впечатление, и разрушать его не представлялось целесообразным… У богачей, знаешь ли, есть одна достойная сожаления черта: они раскрывают, так сказать, свою лучшую сторону лишь перед теми, кого считают ровней. Само собой, на пароходе то, что я плыл, как выразился бы пурист, под чужим флагом, значения не имело. А вот по прибытии в Нью-Йорк продолжать мой… э-э… невинный обман стало куда труднее. Такая женщина, как миссис Уоддсли Пигрим — жуткое создание, душенька, зубы в три ряда и всего через край, но богата, как филиал казначейства — очень косо посмотрит на человека, пусть и приятного, если тот попробует закрепить палубное знакомство, проживая в дешевых номерах на Амстердам-авеню. Поэтому мне было жизненно важно подготовить себе, так сказать, оперативный плацдарм. Фортуна мне благоволила, и я почти сразу наткнулся в Нью-Йорке на своего бывшего армейского денщика, которому когда-то оказал услугу. Святое писание не зря советует отпускать свой хлеб по водам, чтобы найти его через много дней. Моя ссуда помогла ему тогда эмигрировать в Америку, а теперь мы встретились, и оказалось, что он швейцар в том самом доме, куда ты ходила, на 57-й Восточной. Я знал, что многие богачи уезжают на зиму во Флориду или Каролину, и подумал, что в том доме может найтись пустая квартира. Так и вышло — она нашлась,