Силуэты пушкинской эпохи - Николай Дмитриевич Александров

в Павловске, в Розовом павильоне. Молодые прожили вместе год и затем навсегда расстались. «Молодой граф Самойлов разлучается с женою, — сообщал К. Я. Булгаков брату. — Возвратил все приданое, едет к Ермолову в армию… Вот тебе и богатство, не делает оно счастливыми». «Весь Петербург и вся Москва наполнены разрывом Самойловых, — писал Вяземский Тургеневу и Жуковскому. — Он нашел у жены переписку ее с молодым Лафероне, отослал жену к Литте, — они ее не приняли, теперь везет он ее отцу ее Палену, и живут они в Москве в том же трактире, видаются и разыгрывают роли Adolphe et Clara; но, говорят, развязки той не будет, и муж твердо решил развестись с нею».

В 1841 году граф Самойлов умер, детей у него не было, и с ним угас род Самойловых. Графиня фон Пален надолго пережила его и еще дважды была замужем. Через три месяца после смерти мужа она вышла за итальянского певца Пери. В третьем же браке была за графом Карлом де Морнэ.

Н. Н. Сандунов (1768–1832)

«Сандунов!.. Это был человек-практик, — вспоминал Федор Лукич Морошкин о профессоре Николае Николаевиче Сандунове, — все видел и знал! От него никуда не спрячешься. Бывало, вызовет да спросит, так у всякого поджилки трясутся. Попробуй не знать у него или отвечать не дело, так он тебя в бараний рог свернет, с грязью смешает! Вот какой был человек! Голосище здоровенный, говорит — так окна дрожат… ну, просто Юпитер-громовержец… Сандунов — это просто было урожденное превосходительство!»

Николай Николаевич Сандунов, брат известного актера Силы Сандунова, происходил из благородной грузинской фамилии. Окончив курс в Московском университете, он сначала преподавал в гимназии, а затем вновь пришел в университет уже в качестве профессора и возглавил кафедру гражданского и уголовного судопроизводства. «Московский университет взял этого профессора из сената, — вспоминал Дмитрий Николаевич Свербеев, — где он был обер-секретарем и откуда старались выжить его, как доку и знатока и в то же время человека неподкупного никакими взятками, независимого характера и не слишком уклончивого перед начальством… Сам профессор не имел никакого научного образования и, вероятно, вследствие крайнего незнания науки права, вообще отвергал самую науку и при всяком удобном случае выражал к ней свое презрение. Он был человек необыкновенной остроты ума, резкий, энергичный, не подчиняющийся никаким приличиям (впрочем, до известной черты осторожного благоразумия), бесцеремонный и иногда бранчливый со студентами, которые, однако, все его любили и уважали».

Конечно, дело не в презрении к науке. Сандунов не терпел «фантасмагории и всякого пустолюбия», «широковещательных теорий», «мечтательности» и прочих абстрактных вещей. Для него важна была практика. Свою аудиторию Сандунов обратил в судебное присутственное место, распределив между слушателями должности, начиная с писца до губернаторов и обер-секретарей, а сам был председателем. Занятия состояли в разборе и решении дел, подготовленных заранее слушателями-канцеляристами. При этом он учил не одному делопроизводству, но основным началам правосудия. Не ограничиваясь проповедью этих начал в аудитории, Сандунов открыл двери своей квартиры для всех ищущих справедливого суда и стал «оракулом Москвы», помогая советом и разъяснениями.

Он безусловно был артистической натурой, и в самом характере преподавания его видна страсть к театру. И он действительно писал и переводил для театра. Ему принадлежат слезная комедия «Солдатская школа», трагедия «Игрок» и другие пьесы. При жизни Сандунова его оригинальные произведения были менее известны, чем переводы. В частности, он перевел «Разбойников» и «Коварство и любовь» Шиллера, что нисколько не мешало Сандунову на литературное творчество смотреть свысока, в особенности на поэзию. «Ты здесь не годишься, — говорил он велеречивым студентам, — шел бы ты, батенька, в стихотворцы».

Н. М. Сатин (1814–1873)

Юноша с «благородными стремлениями и полудетскими мечтаниями… это была натура Владимира Ленского, натура Веневитинова», — таким представлялся Герцену один из друзей его юности — поэт Николай Михайлович Сатин.

Потомок древней дворянской фамилии, Сатин от природы был болезненным человеком. Он рано лишился отца и рос под надзором матери, неусыпно заботившейся о здоровье и воспитании сына. В 1828 году, четырнадцати лет, он поступил в Благородный пансион при Московском университете, где в это же время учился Лермонтов, а преподавателем литературы был Раич; в 1832 году Сатин был принят в Московский университет. Здесь судьба свела его с Огаревым и Герценом. В числе других он был арестован по делу о «пении возмутительных песен», в котором главным преступником объявили поэта Соколовского, и после долгого судебного разбирательства комиссия приговорила Сатина к высылке в Симбирск. Его поэтический и нравственный облик к тому времени окончательно сформировался, и для современников образ Сатина и его поэзии был неотделим от романтической традиции.

Молодой человек «с длинными волосами а ля Шиллер и прихрамывающий а ля Байрон, — писал о нем Герцен, — Риттер (т. е. рыцарь, или Риттер аус Тамбов — рыцарь из Тамбова, как прозвали друзья Сатина. — Н.А.), юный страдалец, принес в жизнь нежную чувствительную душу, но не принес ни твердой воли, которая защищает от грубых рук толпы, ни твердого тела. Болезненный, бледный, он был похож на оранжерейное растение… Его фантазия была направлена на ложную мысль бегства от земли. Резигнация (самоотречение) составляла его поэзию. Такое направление развивается именно в больном, слабом теле, конечно, ложное, но имеющее свою беспредельно увлекательную сторону».

Болезненный и слабый Сатин прожил гораздо дольше, нежели Д. В. Веневитинов, с которым сравнивали его, и пережил многих своих современников. Казалось, что он и мог жить и творить только благодаря болезни и романтической рефлексии.

Сатин увлеченно трудился в годы Симбирской ссылки, несмотря на то, что существование его отравляла обострившаяся болезнь ног. В результате усиленных хлопот родственников ему разрешили переехать на Кавказ, где он встречался с Лермонтовым, познакомился с Белинским. В 1839 году он приехал в Москву. К началу 40-х годов — Сатин довольно известный автор. Он печатался в «Отечественных записках», перевел «Бурю» Шекспира. Это был пик его творчества.

Вскоре он уехал за границу, надеясь поправить там здоровье, решил отказаться от романтической рефлексии, переводил Байрона, Гейне, Гете. Вернувшись в Москву, общался с Огаревым, Грановским, Боткиным, Коршем. Он считался своим человеком в кругу «Современника», знался с Тургеневым, Григоровичем, Некрасовым, но сам уже практически ничего не писал. Жизнь его постепенно оскудевала, и в 1864 году он признавался в письме Огареву, что «упал физически и нравственно». Романтическую