Фамильный оберег. Закат цвета фламинго - Ирина Мельникова

В последнем рывке кони распластались над землей. Всадники привстали в стременах, высоко подняв сабли. Мирон что-то кричал на скаку, как слева и справа кричали его товарищи, а ветер, забивая рты, ликуя, насвистывал по-ватажному лихо, в два пальца, на сверкавших клинках…

Лошадь Мирона грудь в грудь сшиблась с лошадью кыргызского воина в легких доспехах, но без шлема. Кыргыз отбил удар сабли, но тотчас откинулся назад. Казачья пика проткнула его шею насквозь и впилась в хребет лошади. Перед Мироном мелькнуло смуглое, с редкой бородкой, лицо кыргыза, искаженное злобой и ужасом…

Справа и слева стучали сабли, слышались крики, стоны, конское ржание. Один из кыргызов, в шлеме и куяке, видно, предводитель, бросился на Мирона сзади. Князь оглянулся, увидел раззявленный в крике рот, занесенный тяжелый меч… И тут вперед вынесся Овражный.

– Берегись! – крикнул он и одним взмахом сабли снес голову кыргызу.

Голова скатилась вместе со шлемом. Кыргызы, потеряв предводителя, тотчас рассыпались по полю и, нахлестывая лошадей, помчались в разные стороны. Но, кажется, никто не ушел от казачьих стрел, даже в сумраке метко разивших врага.

Неизвестно почему, эта схватка напомнила Мирону, как в детстве он и Захар сбивали палками шляпки подсолнухов… Но теперь «шляпки» валялись в лужах крови. Все поле усеяли трупы кыргызов. Лошади без всадников носились, как оглашенные, и дико ржали. Мирон, измученный зноем и смятением битвы, с трудом перевел дыхание и ловил ртом первые капли дождя, когда к нему подскакал Захар. Он утирал рукавом лоб, покрытый пылью и потом. Лицо расплылось в широкой улыбке.

– Кажись, всех перебили, барин! – сказал он, осаживая лошадь.

И верно, кыргызы были разбиты наголову, но странно – Мирон так и не понял, сколь этот бой длился. Десять минут, полчаса или дольше? Честно сказать, ему показалось, что все свершилось в одно мгновение. Есть нечто ошеломительное в первой кавалерийской сшибке. Главное здесь – выжить! И он выжил!

Глава 17

– Ваша милость, казаки построились!

Кто-то тронул Мирона за плечо, и он мигом открыл глаза. Занимался серенький рассвет. Было сыро и холодно. Он выбрался из-под кошмы и тотчас замерз. Захар подал ему ломоть хлеба с куском копченого мяса и большую кружку с горячим отваром таежных трав.

– Выспались, барин? – спросил он заботливо. – А то дергались, когда спали, кричали что-то.

Мирон недовольно покосился на лакея, но промолчал. Выпив отвар, он согрелся, а вскочив в седло, и вовсе пришел в себя. Казаки, покачивая длинными кыргызскими пиками, шагом выехали на торную тропу.

– Справа по три, рысью марш! – скомандовал Овражный.

Отряд пошел на рысях. Надо было пользоваться временем. На заре, когда над рекой и в распадках еще туманно, легче пробраться незамеченным и ускользнуть от противника.

Где-то сбоку в кустах радостно заверещала пичуга, луч солнца, вырвавшись из-за сопок, ударил в лицо. Мирон пришпорил коня и догнал Овражного, который ехал во главе их маленького отряда, покуривая трубку.

Грудь Мирона свободно дышала чистым степным воздухом. Россия, Москва, – как они далеко! Там еще ночь, когда здесь, в Сибири, уже вовсю светит солнце. И самое главное, он был готов вычеркнуть из памяти все, что напоминало о прошлом. Ничего сложного! Ведь ему уже не раз приходилось это делать.

Скоро казачий отряд втянулся в узкую падь, и пришлось убрать фланговые дозоры. Справа и слева поднимались отвесные скальные стены теснины, а над ними топорщились каменистые вершины сопок. Пирамида из плоских плит песчаника возвышалась над самой дорогой, словно благословляя трудный путь. Камни были обвешаны выцветшими разноцветными ленточками; у подножия пирамиды валялись кости, стояли глиняные чашки с бурыми остатками какой-то еды. Как пояснил Овражный, пирамидка называлась «обо»; здесь обычно кормили духов, задабривали их, чтобы спокойно миновать опасное место.

– Поверху, поверху смотри! – крикнул Овражный, предупреждая казаков, и пояснил Мирону: – В таких прижимах кыргызы мастаки засады устраивать. Могут и сверху накрыть. Но другого пути нет!

Он взмахнул саблей, и по его сигналу казаки карьером пронеслись через теснину, чтобы скорее выбраться из ущелья.

Широкая холмистая долина разлеглась перед ними. Ветер играл высокими травами; они колыхались, и казалось, это волны набегают на морской берег.

Овражный привстал в стременах и, указывая нагайкой, обернулся к Мирону:

– Ваша милость, эвон кыргызская деревня! С версту до нее, не боле!

Мирон поднес к глазам подзорную трубу. Юрты, крытые берестой, весело белели под редкими деревьями на берегу реки. Чуть дальше виднелась юрта Эпчея, накрытая все тем же красным пологом.

Особого движения в деревне не наблюдалось. Несколько всадников, правда, крутились на ближних подступах к аалу, но это были, похоже, воины бега. По виду они точь-в-точь смахивали на тех, что участвовали в недавнем конном ристалище.

И все же к кочевью бега отряд приблизился осторожно, по дну лощины, чтобы как можно дольше не быть на виду. Овражный с головным дозором подъехали к первой юрте, спешились и зашли в нее. Тут произошло нечто совсем неожиданное. Овражный, покатываясь со смеху, рассказывал потом Мирону, что в юрте взору казаков предстал старый толстый кыргыз с жидкой косицей на затылке и хилой седой бороденкой. Он сидел голышом в высоком деревянном ушате, а розовощекая молодайка поливала его водой, терла спину и что-то щебетала при этом. Овражный ошеломленно смотрел то на кыргыза, то на молодайку с высоко задранным подолом рубахи. Встреча вышла столь неожиданной, что они несколько секунд изумленно любовались друг другом. Первой пришла в себя молодайка…

Мирон и остальные казаки увидели уже конец этого представления. Придерживая сабли, дозорные опрометью выскочили из юрты. За ними выбежала молодайка с большим ковшом в руке, метнула его в спину Овражному, окатив того водой, и завопила так, что у Мирона заложило уши. Следом вылез старик в накинутой на голое тело бараньей шубе и молча потрусил в сторону ближних юрт.

В аале поднялась неописуемая паника. Отовсюду выскакивали кыргызы, махом вскакивали на коней, тянули из ножен сабли, а из саадаков луки. Мгновение, и отряд казаков оказался в плотном кольце возбужденных всадников, потрясавших саблями и короткими копьями.

Овражный поднял руку и что-то прокричал по-кыргызски. По толпе прошел, как волна, тихий говор. Всадники расступились, позволяя проехать плотному воину в доспехах и шлеме с красным шелковым султаном. Это был Эпчей.

– О, царев посланник! – сказал Эпчей весело и, приблизившись, встал стремя в стремя рядом с Мироном. – Ну что, как там воевода живет-здравствует? – спросил он и хитро прищурился.