Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века - Олег Валентинович Ауров

полномочий на своей территории лицам с одиозной репутацией, пусть и принадлежавшим к местным весино. И мы знаем, что на какое-то время куэльярцам удалось добиться желаемого: королевской привилегией 1306 г. был установлен именно такой порядок[499].

В результате апортельядо, подобно «людям дворца», не могут быть признаны должностными лицами консехо. Как и первые, они были лишь министериалами, с той лишь разницей, что в силу своих обязанностей, происхождения и места жительства «апортельядо» были связаны со своей общиной гораздо более прочными узами.

Представители консехо в конкретных делах: «добрые люди», персонеро и прокурадоры и другие

Наряду с «людьми дворца» и апортельядо в известных нам источниках упоминается еще одна группа должностных лиц, а именно разные категории представителей, назначаемых для выполнения постановлений сходов специально в каждом конкретном случае — «ad hoc».

Чаще всего в этом качестве фигурируют «добрые люди»[500]. В период раннего Средневековья этот институт прослеживается едва ли не во всех регионах европейского Запада. И везде «добрые люди» чаще всего выступали в роли заседателей местных судов. В более широком смысле их деятельность распространялась на сферу, затрагивавшую конкретные материальные интересы. Поэтому они назначались из числа состоятельных людей с положительной репутацией, пользовавшихся доверием окружающих и способных за собственный счет возместить потенциально возможный ущерб. При этом «добрые люди» никогда не осуществляли своих полномочий на постоянной основе: с решением поставленной перед ними задачи эти полномочия автоматически слагались.

В частности, Ж. Дюби рассматривал исчезновение «добрых людей» из системы местного (прежде всего графского) судопроизводства французской области Маконэ как важный признак становления свойственной феодальному строю системы частной судебной власти в этом регионе. Там в начале XI в. феодальные частные суды сменили дофеодальные публичные. Однако в Кастилии и Леоне институт «добрых людей» действовал и позднее этого времени, в феодальную эпоху. Он сохранил прежние функции и принципы комплектования. Так же как и за Пиренеями, «добрые люди» не были четко связаны с какой-либо социальной или сословной группой. Все определялось ситуацией, в которой они выдвигались.

Так, «добрые люди» могли быть представителями светской знати. В частности, в «Песне о моем Сиде» в качестве судебных заседателей при рассмотрении тяжбы Сида с каррионскими инфантами фигурируют «добрые люди двора»: незнатные не могли бы выносить решений в конфликте знатных[501]. Сходным образом «добрые люди» выдвигались и из среды духовенства. В изученных нами источниках упоминаются, например, «добрые люди из клириков» (ornes buenos clérigos)[502]. Наконец, если в дело вовлекались люди невысокого социального статуса, то и уровень «добрых людей» был соответственным: пространное фуэро среди прочего упоминает о «добрых людях, несших королевскую фасендеру (платеж, относившийся к категории непривилегированных)»[503]. В любом случае нет оснований для жесткой связи описываемого института ни с консехо как с учреждением, ни с его социальной верхушкой, как это иногда делается в литературе.

Выдвигая «добрых людей», территориальная община руководствовалась теми же принципами, которые отличали этот институт в целом[504]. Их роль в системе власти, прежде всего в судебной и фискальной сферах, следует признать весьма значительной. Так, по данным пространного фуэро Сепульведы, мнение «добрых людей» играло существенную роль в ходе судебных заседаний[505]. В их присутствии взимались некоторые судебные штрафы. Они участвовали в назначении алькальдов, а также выступали в роли третейских судей — «алькальдов по соглашению» (alcaldes de abenencia)[506]. Помимо этого, собиравшиеся по приходам «добрые люди» из своей среды избирали сборщиков десятины — «терсеро» (terçeros)[507]. Наконец, одной из важнейших функций, упоминаемой главным образом в документальных источниках, было участие «добрых людей» от консехо в установлении границ пастбищ, расположенных между двумя соседними консехо[508].

Близкая по своей сути ситуация наблюдалась и в Куэльяре. Его «Королевское фуэро» предусматривало такое же широкое участие «добрых людей» в регулировании судебной и фискальной систем, как и в Сепульведе. Из их числа назначались заместители временно выбывших алькальдов[509], а в случае отвода состава суда одной из соперничавших сторон в их присутствии должны были обосновываться претензии. Они участвовали в судебном следствии (pesquisa) и в оценке нанесенного ущерба. Перед их лицом и под их контролем устанавливалась опека над сиротами и объявлялось о признании отцом внебрачного сына. Наконец, как и в Сепульведе, «добрые люди» в Куэльяре должны были разбирать поземельные конфликты и устанавливать межевые знаки[510]. Данные актов добавляют к этому перечню функций принятие отчета сторожей огороженных пастбищ и пустошей о суммах собранных ими штрафов[511]. Кроме того, некоторое время «добрые люди» должны были собирать судебные платежи (calonnas) и контролировать их использование для ремонта городских укреплений (в том же документе 1264 г. упоминается и «терсеро» — должность, которую в Сепульведе занимали выборные из числа «добрых людей»)[512].

В конце XIII в., в период ослабления королевской власти, совпавший с малолетством короля Фернандо IV, города попытались добиться полной передачи права сбора королевских платежей своим «добрым людям». Хотя формально это требование и было удовлетворено, оно не стало широко распространенной практикой[513]. Сколь бы часто «добрые люди» ни привлекались к сбору платежей, не они, а другие должностные лица заняли центральное место в этой сфере. Мы имеем в виду различные категории сборщиков-арендаторов и субарендаторов платежей — «cogedores» или «sobrecogedores». К их назначению консехо не имело отношения: свои полномочия они получали от откупщиков-арендаторов королевских платежей[514]. Таким образом, значение «добрых людей» не следует преувеличивать.

Помимо уже описанных должностных лиц, община могла выдвигать от своего имени и другие категории уполномоченных — персонеро и прокурадоров. В Сепульведе первые упоминания о персонеро содержатся в грамоте 1258 г.: некие дон Диего, дон Хуан Мигель и дон Яге в качестве персонеро представляли интересы сепульведской общины в переговорах с епископом Сеговии доном Рамоном, сеньором соседнего с Сепульведой города Риасы. Переговоры велись о нормах совместного пользования угодьями, примыкавшими к общей границе двух общин, и завершились они соглашением, впоследствии подтвержденным королем. Что касается сепульведских прокурадоров, то в этом качестве некие Руй Перес и Альфонсо Диас передали в 1335 г. королю Альфонсо XI просьбу о возвращении Сепульведе права эскрибании.

О куэльярских персонеро и прокурадорах мы знаем гораздо больше. Первые фигурировали в актах в качестве представителей своей общины в королевском суде при решении вопроса о нарушении податных льгот. Они же перед лицом короля просили от имени сограждан об изменениях в невыгодных для консехо порядке и нормах взимания платежей, а также о восстановлении нарушенных прав общины[515]. Наконец, они представляли свое консехо в кортесах[516]. Заметим, что