Битва за смерть - Олег Синицын

— А расщелина здесь сузилась, — заметил старшина.

— Вроде того, — кивнул Ермолаев. — Нужно двигаться по краю дальше. Где-нибудь стенки расщелины сомкнутся.

— Или, — продолжил старшина, — может, где по сучьям удастся перебраться на другую сторону.

— Это самый предпочтительный вариант, — заметил Калинин. — Тогда не придется спускаться на снег.

— Если мы окажемся на другой стороне, то сможем вернуться к просеке, — сказал Ермолаев.

— Вперед! — произнес Калинин. — Будем искать переправу. Где-то она непременно есть!..

Вирский разбудил его, когда в лесу было еще темно. Фрол едва разлепил глаза, а горбоносый солдат уже гнал его в дорогу.

— Я голоден, — простонал Смерклый. Сергей презрительно посмотрел на него:

— У нас мало времени.

— Почему?

Вирский не ответил. Последнее время он игнорировал вопросы Смерклого, и крестьянин стонал от страха и неведения, но послушно плелся за сумасшедшим, который упрямо двигался по сугробам вдоль просеки. Смерклый бы с удовольствием сбежал от него при первом удобном случае. Но проблема заключалась в том, что он не представлял, куда идти. А Вирский четко знал направление. Его уверенность вселяла надежду, что куда-нибудь солдат в распахнутой шинели обязательно выведет.

Наступил новый день, они опять шли по просеке. Вирский шагал впереди, высоко подняв непокрытую голову и выпятив обнаженную грудь. Смерклый плелся за ним — сгорбившийся, жалкий, голодный и проклинающий весь свет.

Когда время приблизилось к полудню — Смерклый уже не мог назвать его обеденным, так как есть было нечего, — шедший впереди солдат внезапно остановился. Фрол наткнулся на него и, подняв голову, поглядел вперед.

Посреди дороги в окружении разлапистых елей стояла маленькая девочка лет десяти в легком голубом платьице. Она просто стояла и молча смотрела на двух солдат, пробирающихся вдоль просеки по пояс в сугробах.

Смерклого пробрал суеверный страх. Он схватился за шинель Вирского, но тот оттолкнул крестьянина.

— Господи боже! — шептал Смерклый, усиленно крестясь. В памяти тут же всплыл образ Приходько, слепо бредущего в темную чащу и зовущего какую-то Алену.

…(какая-то девочка позвала меня)…

— Не дури! — рассерженно произнес Вирский.

— Чего? — не понял крестьянин.

— Перестань креститься! — негромко рявкнул солдат. — Православные христиане с их сказками остались далеко за пределами этого леса.

Смерклый отнял руку ото лба, где ее остановили слова Вирского, и уставился на сложенные в горсть пальцы.

— Кто это? — в страхе спросил Фрол.

Вирский не ответил и шагнул вперед. Прямо к девочке.

— Я за тобой не пойду! — закричал ему вслед крестьянин, от волнения снова начав сильно окать.

Вирский обернулся. Лицо пылало от гнева. Страшнее всего были пустые бесцветные глаза, взгляд которых пронзал насквозь. Смерклый внезапно увидел, что черное мазутное пятно уже покрывает всё тело Вирского, не тронуто только лицо. Руки почернели до кончиков пальцев, чернота подбиралась к щекам и бровям. Если бы не страшный лес, в котором они находились, Смерклый бы принял Вирского за клоуна, который перемазался в гуталине, не испачкав только лицо.

— Иди за мной! — гневно приказал горбоносый солдат. Смерклый подбежал к нему, не сводя глаз с маленькой девочки.

— Я не хочу… — начал Фрол, но Вирский оборвал его:

— У нее есть сила. Но девочка-смерть не тронет нас.

— Почему? — заплакал Смерклый. Голова разрывалась от мучительных вопросов. — Почему?!

Они приближались к ней. Вот их уже разделяло пять шагов. Четыре, три…

Два!..

Вирский обошел девочку стороной.

Смерклый, не помня себя от страха, прятался за спиной сумасшедшего солдата. Девочка не двигалась с места и не сводила с них глаз. Ее взгляд был полон презрения и ненависти. Смерклый всё ждал, что она раскроет маленький ротик, в котором окажется куча острых зубов, и бросится на них.

Но этого не случилось.

Вирский и Смерклый обошли девочку. Она осталась позади, провожая их презрительным взглядом. Удаляясь от нее, Смерклый всё время оглядывался. Она постепенно уплывала вдаль, пока не исчезла за высокими сугробами. Только после этого крестьянин смог вдохнуть полной грудью.

Следующие два часа после встречи с девочкой-смертью, как назвал ее Вирский, Фрол не приставал с вопросами о цели путешествия. Потом опять заныл о еде, хотя голод почему-то уже не так сильно мучил его.

Иногда путешествие по бесконечному заколдованному лесу казалось Фролу всего лишь дурным сном. Он хотел поскорее проснуться. Хотел остановиться, лечь на снег и полежать так хотя бы четверть часа. Но Вирский шел без остановок, заставляя крестьянина выкладываться изо всех сил.

Однажды Смерклый набрался храбрости и задал Вирскому очередной вопрос о том, что произошло после того, как Приходько забрел в лес. И неожиданно Вирский ответил:

— Смерды стреляли друг в друга, плакали, словно потерявшиеся дети, и хохотали от безумия. Но ты должен радоваться, потому что твоему обидчику досталось больше всех. Его насадили на кол, затем нашпиговали пулями. После этого всех поглотила земля.

Слово «земля» он произнес с ударением на последнем слоге. От услышанного у Смерклого пересохло во рту.

— Все это приключилось благодаря твоим стараниям, — закончил Вирский.

— Нет… — боязливо произнес Смерклый. — Нету на мне греха в погибели роты. Я не знал… Я всего лишь подвел Приходько к дереву с буковками.

— Ничего другого и не требовалось. Лес ждал этого, чтобы поглотить роту.

— Не виноват я! — воскликнул Смерклый.

— Брось. Ты всё сделал правильно.

Смерклый провалился в сугроб по грудь, некоторое время выбирался из него, отстав от Вирского на добрый десяток шагов.

— Но ты говорил, кто-то выжил! — крикнул он солдату, пытаясь его догнать.

— Сказочник. Старшина. Ермолаев… И поганый немец.

— Откуда тебе ведомо?

Вирский остановился. Возвел очи к небесам и ответил:

— Я слышу голоса.

— Какие? — ужаснулся Смерклый.

— Не могу их описать. Иногда со мной разговаривают деревья. Однажды со мной заговорил мертвый фашист, которого мы раскопали в сугробе. Но мне кажется, что во всех этих образах предо мной предстает одно существо. Оно, как и мы, гость в этом лесу. Но у него есть черный камень… И черная луна.

— Боже мой! — Смерклый схватился за голову. Вирский — сумасшедший! Почему он пошел в заколдованный лес за этим безумцем? Теперь стало понятно, что никуда Вирский его не выведет, потому что солдату чудятся говорящие деревья и ожившие мертвецы!

— Это существо говорит, что я должен делать, — промолвил Вирский, глядя пустыми глазами на серую полосу неба между хвойных верхушек.

— А что ты должен делать?

— Я должен идти к высоте Черноскальная. — Смерклый не знал, куда девать руки. Он и размахивал ими, и вскидывал в мольбе.

— Зачем? — почти плача, спрашивал он. — Зачем идти к высоте? Почему я иду с тобой?

Вирский не ответил.

По мощным, причудливо стелющимся и переплетенным ветвям солдаты размеренно перебирались с дерева на дерево. Они двигались вдоль расщелины, высматривая, когда кроны деревьев с обеих ее сторон сойдутся. Внизу лежали глубокие сугробы, в которых затаились твари, ожидающие неосторожного падения кого-нибудь из членов маленького отряда. По крайней мере именно так казалось каждому, но проверять это предположение никто не собирался.

Первым двигался Ермолаев, за ним Штолль. Калинин и старшина замыкали шествие. Сосновые лапы-переростки лезли в лицо и глаза, поэтому приходилось быть осторожными и укутываться тряпками и шарфами. В некоторых местах верхние сучья опускались так низко, что эти участки преодолевали ползком, хотя остальное время шли, слегка пригибаясь.

— Я всё время думаю о превратностях судьбы, — произнес как-то Семен Владимирович. — Почему эти беды приключились именно с нами? Почему не с кем-нибудь другим?

Калинин пожал плечами.

— Это случайность, — ответил он. — Любая рота могла оказаться в нашем положении. Командованию было необходимо захватить высоту Черноскальная. Выбор пал на нас, потому что, как сказал комбат, наша рота лучшая.

— Но кому это нужно? Зачем захватывать высоту в дремучем лесу, который, по твоему мнению, еще и заколдован?

— Не знаю, — ответил Алексей, отведя в сторону пышную сосновую ветвь, иголки которой больше походили на спицы. — Но приказ есть приказ.

Старшина усмехнулся.

— Да! — громко сказал Калинин, задетый усмешкой. — Я считаю, что любые приказы должны выполняться, даже если ты считаешь их неправильными или несправедливыми. Потому что иначе в армии не будет порядка.

— Приказ нельзя слепо выполнять, — сказал старшина.

— А я об этом и не говорю. Естественно, приказ должен быть продуманным.

— Приказ для нашей роты не был продуманным. Комбат послал нас на погибель! Если бы он всё обмозговал как следует, прежде чем тупо приказывать, рота бы осталась цела.