Четыре угла - Виктория Лысенкова

свои веки и заморгали. Раздались тяжелые шаги, шум щитов. «Стражи! Стражи идут! Ну всё, ему конец».

Риц смирился. Он бросил громкоговоритель на пол сцены и безучастно посмотрел вдаль, в никуда. Его больше не было в этом мире разумом, он был тут лишь телом. Он отключил мысли, он хотел отключить всего себя.

Вдруг задрожала земля. Стражи, подходившие к сцене, остановились и развернулись лицом в обратную сторону – к озеру. Местные жители запаниковали, они забыли о Германе и начали рассыпаться по сторонам. «Опять! Началось!» кричали многие.

Берег озера омыло брызгами озера, вода заволновалась. Поднялась волна и из воды показалась огромная круглая голова кораллового цвета. Когда нечто полностью вынуло тело из воды, оно одним шагом перешагнуло всё озеро своими огромными сильными ногами и встало вне трех уровней. Это оказался монстр Мира Самолюбия. Им был огромный великан с телом настоящего силача-атлета, но с лысой головой и лицом недовольного ребенка. На оголенном торсе силача взрослой комплектации виднелось восемь «кубиков» пресса. Руки с внушительными мышцами и сильные ноги монстра были в напряжении. Злое детское лицо кораллового оттенка, смотрело на мир свысока. Монстр был явно недоволен происходящим. Морщинки на его лице прижимались к переносице, вены на руках и ногах вспухли, а шея пульсировала от ударов бешено колотящегося сердца.

Не разбираясь, что происходит и кто в чём виноват, Монстр раскрыл руки и, собрав в них крайние уровни мира, хлопком соединил их на миг, доведя до уровня умеренного самолюбия. В момент хлопка и образования огромной ударной волны, Герман Риц исчезает навсегда из мира самолюбия.

«Дневник, я понял простую истину -людям нельзя доверять, люди подводят, они ненадежны, пропитаны обманом. По сути, эгоисты, увлеченные собственными нуждами, и как показывает опыт, ничтожными первобытными нуждами»

Часть 4. Любовь и Счастье

Глава 1. Тот ли это дом?

Герман резко открыл испуганные глаза, разложившись напряженным телом на мягкой кровати. Как только он узнал знакомую с детства обстановку родного родительского дома, то тут же расслабился и смог почувствовать всю мягкость и почти что невесомость свежего постельного белья.

Прошло три дня с тех пор, как Герман очнулся в клинике на втором этаже, в углу рядом с брошенными красками и листками бумаги. Уже три дня, как Риц, попросив короткий отпуск, собрал вещи и уехал в родительский дом, где провел лучшие годы. Находясь в пути и проезжая по каменистым и проселочным дорогам, он мечтал о покое, о быстром безмятежном забвении, о тепле близких и родных людей.

Три дня пролетело незаметно. Отпуск начинал подходить к концу, но два оставшихся дня давали надежду на лучшее, как минимум – на потерю мыслей, беспокоивших нашего юного врача. Ведь человеку так важно иногда отпустить печалящие его мысли, отпустить проблемы, перестать думать о путях решений. Иногда важно просто наслаждаться жизнью, не замечая плохого. Можно назвать это перерывом от реальности – погружением в идеальный мир, избавленным от страданий, боли и неприятностей.

С кухни раздался женский пожилой голос, звавший Германа на завтрак.

Мама Германа была милой, доброй женщиной пятидесяти шести лет. У нее был островатый нос, зеленые глаза, небольшие мешки под глазами и небольшие морщинки у глаз. Над розовыми губами вертикально располагались мелкие морщинки, а в черных волосах пряталась седина. Причесок она не любила, поэтому часто подстригалась коротко или прятала слегка вьющиеся локоны в хвостик. От рождения все замечали ее красоту, и потому назвали очаровательную новорожденную девочку подобающим именем – Линдой. Линда, зная о своей красоте, никогда ею не пользовалась. Она была за всю свою жизнь лишь в одних отношений, подкрепляющихся близостью, и эти отношения были с отцом Германа – Бобом Рицом.

Боб был мертв вот уже более семи лет. Его погубило слабое сердце и склонность к авантюрам. Хотя, пожалуй, сейчас это не важно. Важно то, что он любил свою семью, любил всех троих своих детей, свою красивую жену и даже свою работу. Светловолосый, кареглазый, добрый и улыбчивый, знакомый с каждой шпаной и каждым уважаемым человеком, не предназначенный для ссор и драк, Боб был достойным человеком, покинувшим мир живых, когда его единственному сыну было всего шестнадцать лет. Внешность Герману перешла от мамы, а характер от отца. Смесь получилась замечательной.

Единственная фотография Боба Рица стояла в комнате Линды. Иногда дети приходили посмотреть на нее, чтобы почувствовать присутствие отца и его влияние на их жизни.

Герман, вскочив тем утром с кровати, быстро оделся, забежал в соседнюю комнату – взглянул на фотографию и улыбнулся со скорбью в сердце, а затем помчался на кухню.

– Доброе утро, сынок. Давай, ешь скорее, пока не остыло. – С улыбкой сказала Линда.

– Доброе утро, – усаживаясь за стол, ответил Риц.

Линда поправила шерстяную шаль на плечах, поставила сыну тарелку с овсяной кашей, чашку чая и присела рядом на деревянную табуретку. Только Герман поднес ложку ко рту, как раздался женский серьезный голос, и захлопнулась входная дверь.

– Нет, ну это невозможно! Это категорически неправильно! Ох, мама, я закипаю! – Крича еще с коридора, возмущалась старшая сестра Германа – Рут. Она вбежала в родительскую комнату, никого не увидела и помчалась на кухню, пытаясь угомонить гнев внутри себя. В руках Рут держала письмо.

– Что случилось? – испугавшись, спросила мама.

– Его, – Рут ударила правой рукой по раскрытому листку бумаги, исписанному сверху донизу, – опять призывают оставаться на базе, в этот раз минимум на два месяца! Нет, ну как так можно? Вызывают сначала на три месяца, потом продлевают срок службы еще на два, а затем еще на два. Сколько это будет продолжаться?

Муж Рут был военным человеком. Он часто бывал на сборах, которые продлевали по различным причинам. Во время военных сборов Рут оставалась ночевать и жить по несколько дней у матери, хотя уже давно имеет вместе с мужем собственный дом, находящийся неподалеку. Она переживала каждый раз, как получала письмо, ведь боялась увидеть среди строк – «сборы решили продлить». В этот раз она не выдержала и показала свои эмоции. Всем своим телом и с дрожащими ногами она упала на стул, возле мамы, прикрыв лицо рукой.

Рут была старшим ребенком в семье. Она была сильной, смелой, умной и красивой женщиной двадцати восьми лет. Широкие ее плечи держали на себе тяжкий груз помощи маме, воспитания собственного ребенка и поддержки мужа – военного. Длинные русые волосы Рут завязывала в косу, подвязывая ее бархатной лентой. Глаза у нее были зелено-рыжими, брови темными, а губы пухлыми,