Другой Аркадий Райкин. Темная сторона биографии знаменитого сатирика - Федор Раззаков

И вновь вернемся к Аркадию Райкину.

В 1953 году он не стал выпускать очередную новую программу, обкатывая предыдущую – «Смеяться, право, не грешно». А тут еще 19 июня райкинский Театр миниатюр (в него входило 25 человек, из которых только 12 были актерами) был выведен из штата Ленконцерта и передан в непосредственное подчинение Управлению музыкальных учреждений Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР. Сделано это было не случайно: театр хоть и был хозрасчетный, но его прибыли будоражили воображение Центра (райкинцы давали около 250 спектаклей в год), и он давно хотел наложить на них свою длань. С другой стороны, и самому театру была выгодна такая опека – все-таки под опекой Центра было легче решать свои проблемы.

Помимо театра Райкин в том году вернулся в большой кинематограф. Как мы помним, артист пришел в него еще в конце 30-х, снявшись в двух фильмах: «Доктор Калюжный» и «Огненные годы» (оба – 1939). В обоих он сыграл своих соплеменников – евреев (Моню Шапиров в «Калюжном» и Иосифа Рубинчика в «Годах»). Перед самой войной вышел третий фильм с участием Райкина – «Валерий Чкалов» (1941), где ему досталась эпизодическая роль американского журналиста. Потом была роль в фильме-ревю «Концерт фронту» (1943), где Райкин сыграл главную роль – веселого киномеханика, который выступал связующим героем между разными концертными номерами. После того фильма должно было пройти десять лет, прежде чем Райкин вновь вышел на съемочную площадку. На этот раз это был его настоящий бенефис – фильм, где он играл практически самого себя (только под другой фамилией – Максимов; кстати, это был сценический псевдоним его брата Максима Райкина).

Играя роль эстрадного артиста, Райкин буквально нашпиговал фильм своими интермедиями из последних спектаклей (больше всего – из «Смеяться, право, не грешно»). Как мы помним, драматургом того спектакля был Владимир Поляков – поэтому он же выступил и автором сценария фильма, который назывался «Мы с вами где-то встречались». Режиссерами ленты были Николай Досталь и Андрей Тутышкин (последний до этого прославился ролями в кино, самая заметная – главная роль в комедии «Волга-Волга»).

По сюжету, известный эстрадный актер Максимов едет отдыхать на юг, но на одной из станций отстает от поезда и оказывается в незнакомом городе без денег и документов. После ряда стычек с весьма занятными персонами ему удается добраться до санатория. Не в меру ретивые отдыхающие, случайно увидев репетицию сценки «Обманутый муж», принимают ее за чистую монету и, желая помочь Максимову, чуть не ссорят его с женой (Людмила Целиковская).

Отметим, что во время работы над этой картиной произошла ссора между Райкиным и Поляковым, которая в итоге надолго разведет их в разные стороны после почти 13-летней совместной творческой деятельности. Судя по всему, этот конфликт назревал между ними давно, поскольку оба на тот момент представляли из себя достаточно заматеревших деятелей, которые с трудом выдерживали звездные закидоны друг друга. Вспомним, как запомнился Полякову Райкин в момент их первой встречи: застенчивым юношей с удивленными глазами (заметим, что Райкин был моложе Полякова всего на два года). В 1953 году Райкин уже не был ни юношей, ни тем более застенчивым – он был мегазвездой покруче Полякова. Эта крутизна, а также некая утрата поляковской драматургией ритма жизни (с райкинской точки зрения), собственно, и стали причиной конфликта. Вот как об этом вспоминал сам А. Райкин:

«Поляков был автором сценария фильма «Мы с вами где-то встречались». В ходе съемок сценарий бесконечно переделывался. Листки с очередным эпизодом он подкладывал мне ночью под дверь гостиничного номера, а наутро эпизод должен был сниматься. Я нервничал, торопил его. А однажды сказал, что новый вариант такого-то эпизода меня категорически не устраивает.

– Тут тебе не театр, – ответил он. – Посмотри, уже массовку собрали.

Делать нечего, стали снимать, но чувствую: не могу произносить текст. Попросил остановить съемку. А он мне говорит, да еще так громко, что слышно всем участникам массовой сцены:

– С чего ты взял, что ты здесь главное лицо?!

Мне стало обидно. Хотя отчасти это была правда. Потому что в кино все, что угодно, может быть главным, только не творческое самочувствие артиста. Но разве я в этом виноват?!

В общем, мы тогда разругались, и он сказал:

– Все, с меня хватит. Никогда в жизни больше к тебе не обращусь.

– Нет, – говорю, – ошибаешься. Это я никогда больше к тебе не обращусь.

Но ошиблись оба. Прошло время, и мы помирились. Старый друг лучше новых двух. Впрочем… как автор Поляков все реже и реже появлялся на наших афишах. Появились новые, молодые. Они принесли иное качество юмора.

Я всегда придерживался одного правила: несмотря ни на какие приятельские отношения, нельзя поддаваться сентиментальности, надо уметь проявлять жесткость, когда ощущаешь, что это требуется самим движением жизни…»

В этом конфликте можно разглядеть и некую мистическую составляющую. Какую? Дело в том, что еще до ссоры Поляков успел написать для Райкина новую программу – «За чашкой чая» (1954). Это название возникло не случайно. Как мы помним, их (Райкина и Полякова) первая совместная программа в 1940 году носила почти такое же название – «На чашку чая». Поскольку в 1954 году райкинский театр собирался отмечать 15-летие своего существования, и было принято решение продублировать дебютное название. А получилось так, что именно программа «За чашкой чая» стала последней для творческого тандема Поляков – Райкин. То есть начали они «На чашку чая», а закончили «За чашкой чая». Как говорится, круг замкнулся.

Вот как описывает новую программу Райкина все та же Е. Уварова:

«Программа умышленно строилась по образцу довоенной «На чашку чая». В нее входили пародии, куплеты, шутки (например, пародия на оперетту «Летучая мисс» как бы дублировала прежнюю пародию «Мадам Зет»). Но было в ней и нечто принципиально новое. Монопьеса «Зависть» продолжала «гоголевскую» линию, хотя автор и не обращался здесь к прямым заимствованиям и аналогиям.

Трагикомическая фигура завхоза Лызина, героя «Зависти» – ничтожного, злого и завистливого человека, – оказалась одним из совершенных созданий зрелого Райкина. Маленький, невзрачный человек скучал за канцелярским столом. На нем мешковато сидящий светлый френч. Лицо без грима, лишь густые черные волосы, зачесанные на пробор, взбиты в какой-то лихой и небрежный кок – знай наших! С выражением тупой брезгливости смотрел он на бутылку дешевого вина, наполовину опустошенную. Изнывая от безделья, то и дело прикладывался к ней. Каждый новый глоток распалял его мечты о «роскошной» жизни, она представлялась ему по рисункам на коробках «Казбек», «Курортных» и «Северной Пальмиры». Эти сорта курили его начальники, в то время как он сам мог позволить себе лишь «Беломор». Один вид таких коробок, подобранных в чужих кабинетах, рождал у него мучительную зависть. Она усиливалась ощущением неудавшейся жизни: «Живет же человек! Мне бы так… Не получается. Вот и разбиваюсь перед ними за свои восемьдесят, не считая вычета в профсоюз и подоходного… А жизнь идет… а музыка играет, а кто-то на курорты ездит, портвейн десятый номер пьет». И Лызин мечтает, как вдруг его назначат начальником с окладом сто двадцать рублей. Первое, что он тогда сделает, – вызовет подчиненных и всех уволит.