Млечный путь № 3 2017 - Песах Амнуэль

бочка с дождевой водой. Сакурамару наскоро умылся, переоделся в чистое, пригладил волосы и отправился навстречу судьбе.

У входа в главный зал прежние страхи вернулись, и ноги налились тяжестью. И когда учитель шепнул «опустись на колени, так положено», стало легче. Проще было пережить эту встречу на коленях, склоняясь.

Потом сверху раздался голос, негромкий, чистый, властный.

– Подними голову.

Сакурамару повиновался.

Молодой господин Окинои сидел на возвышении, подогнув под себя правую ногу. Он был в простом светлом кафтане, с непокрытой головой. В его взгляде Сакурамару не мог прочесть ни гнева, ни радости.

По обоим сторонам зала сидели вассалы Сайондзи, и вот они-то как показалось Сакурамару, смотрели совсем недобро.

– Назовись.

– Я – Сакурамару из храма Айдзэна Милосердного, молодой господин.

Он не назвал ни имени матери, потому что это принизило бы его в глазах собравшихся, ни имени отца, потому что не был признан. И, должно быть, поступил правильно.

– Но монашеских обетов ты не приносил.

– Нет, молодой господин.

Окинои склонил голову набок, переведя взгляд с ученика на учителя. При этом он стал еще больше похож на хищную птицу, чем тогда, в долине.

– Преподобный Дзедзо, что скажешь ты о своем ученике?

– Этого отрока доставили в храм еще малым ребенком. Полагая, что ему предназначена монашеская стезя, я учил его всему, что знаю сам. Сейчас Сакурамару, как я думаю, около девятнадцати лет, и он показал себя юношей разумным и усердным в учении, и доброго нрава.

Странно было слышать это. Учитель никогда не хвалил его, наоборот, часто ругал лентяем, а мог и побить.

– Его светлость князь Амэнага на некоторое время затворился в монастыре Пяти Источников, где служатся поминальные молебны по моей матери, – княжич по-прежнему обращался к наставнику. – Мне же он поручил узнать, достоин ли твой ученик того, чтоб его приняли в клан Сайондзи. Если да, то его светлость перед всем миром назовет его сыном. Если нет – не обессудь, он обреет голову, как ты и предполагал.

– Это разумное решение, молодой господин.

– Тогда не будем медлить. Отдыхай, почтенный настоятель. А ты, – он снова обратился к Сакурамару, – следуй за мной.

Тот не нашелся, что ответить, и, судя по взглядам вассалов, предстал совершеннейшим деревенским дурачком.

Когда княжич спустился с возвышения, оказалось, что ростом он невысок, но держался он так, что Сакурамару невольно хотелось смотреть на него снизу вверх. Он с печалью подумал, что никогда не сумеет держаться столь свободно и в то же время так достойно.

За ними шли еще трое – угрюмый мужчина, которого княжич называл Асидзури, и еще двое, оруженосцы, наверное.

– Ты рос при храме, стало быть, грамотен? – на ходу спросил Окинои.

– Да, молодой господин. Я знаю канон Закона и умею писать. – Подумав, Сакурамару уточнил. – Но искусству каллиграфии меня не учили.

– Ничего. Здесь не столица, и не стоит страдать, если у тебя нет красивого почерка и ты не умеешь играть на флейте.

– А молодой господин умеет?

Задав этот вопрос, Сакурамару устрашился собственной дерзости. Окинои как-то нехорошо усмехнулся.

– Этому в благородных семьях учат обязательно. Но я не мастер. И оставь ты «молодого господина». Пока ты не принял постриг, можешь обращаться ко мне, как к родичу.

– Хорошо, господин старший брат.

Окинои был младше, по меньшей мере, на два года, но он прошел, в отличие от Сакурамару, обряд совершеннолетия и наречения мужского имени, и к нему надлежало обращаться именно так.

Окинои продолжал.

– И даже если бы ты был лучшим каллиграфом и лучшим знатоком Закона в провинции, если войдешь в клан, от тебя будут ждать другого.

Сакурамару не переспрашивал. Он понимал, о чем речь. Они подходили к поприщу, где воины клана Сайондзи обучались воинскому делу и состязались между собой.

– Первое, что должно уметь, – сказал Окинои, – это обращаться с мечем и стрелять из лука. Есть ли у тебя по этой части хоть какие-то навыки?

– Никаких, – ответил Сакурамару. Признаваться в этом было стыдно, но еще постыднее было бы солгать брату.

Но Окинои не выказал огорчения.

– Может, это и к лучшему. Переучиваться, хуже, чем начинать с азов.

Он кивнул одному из оруженосцев.

– Цунэхидэ, проведи начальный урок.

Тот, не говоря ни слова, принес два бамбуковых меча – они были закреплены на стойке у ограды, показал Сакурамару, как держать оружие и начал урок.

Признаться, это был публичный позор, а не урок. Будь оружие настоящим, Сакурамару был бы убит неоднократно в считанные мгновения. Меч то и дело выбивали у него из рук.

Асидзури пробурчал что-то вроде «проще из вола сделать боевого коня, чем воина из этого парня». Окинои отвечал в том духе, что, если будет старательно тренироваться, может, что-то и усвоит, но энтузиазма в его голосе не слышалось.

Дальше попробовали, каков Сакурамару в стрельбе из лука. Здесь дело было не столь безнадежно, он даже умудрился раза три не промазать по мишени, хотя в центр и не попал. Асидзури заметил, что может, здесь толк и выйдет – если, конечно, будет упражняться каждый день.

– Еще что ты умеешь? Бороться, драться на шестах?

– Ножи метать, – сказал Сакурамару.

– Как научился? – впервые за все время Окинои взглянул на него с интересом. До этого он просто исполнял обязанность, возложенную князем.

– У нас в храме прихожанин был, увечный, бывший воин. Говорил, раз я в деревню один хожу, а в лесах разбойники встречаются, надо уметь хоть как-то себя защитить. Вот и научил.

– Покажи. – Окинои вынул кинжал из-за пояса, протянул. Сакурамару взвесил клинок в руке, примерился и бросил. На сей раз он попал в центр мишени.

– Еще!

Сакурамару сбегал, вытащил кинжал из мишени, повторил. Второй бросок был не столь удачным, но все равно, он не промазал.

– Наверное, потому он умеет сосредоточиться и может научиться стрелять, – сказал Окинои Асидзури.

Тот отозвался:

– А я думаю, что прихожанин этот, который так учил от разбойников обороняться, сам бывший разбойник. Честные воины к такому не прибегают.

– Он все равно умер уже. – Возражение звучало глупо, и Сакурамару, поклонившись, возвратил брату кинжал.

Тот также взвесил кинжал в руке и промолвил.

– А я вот не умею. Пытался было научиться в детстве, но отец запретил. Сам слышал – не подобает честному воину.

Было