Не бойся друзей. Том 2. Третий джокер - Василий Звягинцев

Волович напряжённо слушал, пытаясь заранее сообразить, куда гнёт Ляхов и к чему вообще весь этот разговор.

— Я знаю, что ты нынешнюю власть ненавидишь со всей мощью чужого кошелька. Лично тебе на неё наплевать, как и на всякую другую, пока тебе «бабло рубить» не мешают. Причём ты подсознательно знаешь, что при любой другой власти тебе будет гораздо хуже. Даже если представить себе самую раздемократическую, как в Швейцарии, во главе с честнейшим интеллигентом, вроде Каспарова. Тебе не подойдёт — если она в первые недели не развалится, ей всё равно придётся убедить или заставить людей работать, в полную силу и за «зарплату, не превышающую зарплату среднего рабочего»! Иначе никаких заявленных целей «демократическая» власть не выполнит, и её сменит диктатура, при которой вообще не забалуешь…

Людмила сдержанно хихикнула. Она помнила этот тезис из «Государства и революции» Ленина и мысленно приложила его к сидящему напротив неё роскошному мужчине. Бледно по сравнению с ним смотрелся даже пресловутый «красный граф» с картины Кончаловского «Алексей Толстой за обедом». И пересадить его сейчас в общую рабочую столовую, к алюминиевой тарелке с приготовленными по единому для всей России ГОСТу щами. Едва тёплыми.

— Если бы я был не прав, — продолжал витийствовать Фёст, — что бы тебе следовало делать, получив от меня эту информацию? Прыгать от радости, что кроваво-застойный режим (вообще-то оксюморон получается, ты не заметил?) буквально завтра рухнет, и всё случится, как ты проповедовал в одной из последних статеек. «Пусть даже на место нынешнего болота придёт истинно великое зло! Только в борьбе с настоящим злом из нынешней серой обывательщины смогут выковаться настоящие пассионарные бойцы за достойное будущее!» Что-то в этом роде. Тот же пролетарский пафос — «Пусть сильнее грянет буря». Правда, советский агитпроп сумел ловко организовать подмену. Алексей-то Максимович Горький-Пешков не певцом пролетариата был, а как раз босяков и люмпенов, и их философию на щит поднял, ибо во время смуты и бури мародёрам самый сенокос…

— И к чему эта речь Цицерона против Катилины? — блеснул эрудицией Волович. — Давай поконкретнее. Переворот, говоришь? Какой, в чью пользу? Какие там, с точки зрения истмата, движущие силы? Я, убей меня, не представляю, кто бы сейчас мог, да и согласился прийти к власти таким вот образом. Не Тунис у нас, не Пакистан, не Украина даже…

— Насчёт «убей» ты бы словами не бросался. Убить очень даже могут. И в профилактических целях, и просто случайно. Я, скажем, достаточно точно знаю, что примерно час назад прошла команда по аэропортам — воспретить пересечение границы ряду лиц согласно проскрипционным спискам. Есть в них лично ты или нет — мне сие неведомо. Но если сегодня решили задержать лишь кое-кого, завтра границы могут закрыть наглухо. Все и для всех. В банках — как весной девяносто первого года — с книжки снять можно только пятьсот рублей, раз в месяц[55]. И тогда тебе вместе с десятками тысяч «состоятельных людей» только как Остапу — с заветным пудом золота через ближайшую границу. Безопаснее всего в районе Таганрога, там постов мало, по балочкам, по балочкам — и уже в незалежной… Если прямо на погранполосе не разденут до нитки. А если и разденут! Свобода, как известно, приходит нагая…

Волович заметным образом помрачнел. Вся беда в том, что для него, знающего историю и текущую обстановку, слова Ляхова выглядели отвратительно правдоподобно. Хлопнул ещё рюмку, не в очередь, как бы машинально, и тут же налил ещё.

— И с этим ясно, но на главный вопрос ты пока не ответил. Кто и зачем?

— А как в шестьдесят четвёртом с Хрущёвым или в девяносто первом с Михаилом Сергеевичем. «Здоровые силы партии». Больше скажу — нынешний путч может и вообще без замены «первого лица» проскочить. С ныне существующим «работу проведут», и будет он совсем другую программу реализовывать до очередных выборов или дольше. Криптократия — тебе такой термин понятен?

— Ещё бы. Но всё равно — чего ты лично от меня хочешь? Именно сейчас. Тебе что, больше обратиться не к кому?

— Да с этим конкретным вопросом вроде и не к кому. Снова к теме «цветной революции» возвращаемся. Ты говорил вполне определённо, что знаешь людей, которые за приличные деньги готовы вывести на улицы десятки тысяч людей. Как на Манежную, если взять ближайший отечественный пример. Вот на этих карточках, — Фёст полез в карман, достал и показал четыре «платиновых» «Визы», — как раз пресловутый миллион долларов и евро. Отдам и расписки не спрошу. Нам с Людой просто интересно — хватит ли у тебя связей, чтобы за такие деньги вывести на улицы Москвы несколько десятков тысяч человек? Всё равно кого — лимоновцев, скинхедов, футбольных фанатов, пенсионеров, недовольных своими пенсиями. Лучше — всех сразу. Каспаровцы, касьяновцы, «Молодая гвардия», коммунисты — тоже подойдут. На Тверскую, площадь Революции, Красную… Лозунги — любой стилистики, но в том смысле, что в поддержку нынешнего Президента, против хунты и вообще «за свободу». До завтрашнего утра всю работу проведёшь, а я к тому времени надеюсь и списки верхушки мятежников подготовить, и их программу выяснить. Не декларативную, а настоящую…

Мне всё равно, что и кому ты врать будешь, главное, чтобы сам понял — при новой власти лучше не будет. Не Брежнев и не Янаев к власти рвётся. Пиночет — это в самом лучшем для вас случае. Если первые дни упустить — потом ничего не сделаешь. Попервоначалу «мировое общественное мнение» вас ещё поддержать может, а если новая власть консолидируется, с кем нужно договорится, и всем мечтам о «светлом будущем» — крышка. Я, может быть, тоже наивность проявляю, но хочется верить: люди, массы людей, одни за деньги, другие от души, пока способны на историю повлиять. Вспомни, ты же должен помнить август девяносто первого!

Людмила тонко улыбалась, маленькими глотками смаковала вино, поощрительно посматривала на Воловича.

— Есть надежда, что организаторы заговора могут растеряться, потерять темп, если на улицы выйдет «очень много людей», мирно и без оружия. Чем Россия хуже, чем Тунис, Египет, Греция, да и та же супердемократическая и законопослушная Англия? Главное — чтобы демонстранты удержались от немотивированного насилия и погромов. Вот за это и будут деньги уплачены. Сколько ты из них себе возьмёшь — меня не касается. Хоть половину. Главное — чтобы работа была исполнена. Хочешь — для должной солидности с тобой Людмила пойдёт? По всем адресам. Никаких телефонов, только лично. И платить будет она. Кэшем[56]. Кому сколько скажешь.

Волович сначала подумал — какая же при её внешности солидность? Только минутой позже сообразил, что в предлагаемых обстоятельствах — та самая. Красавица, одетая без оглядки на московский стиль, как привыкла ходить по улицам Сан-Франциско, говорящая на понятном, но ломаном русском, с наплечной сумкой, доверху набитой валютой — самое то. На провокацию МГБ, да ещё в его присутствии — никак не потянет.

— Да ты, Миша, не мандражи, — неожиданно сказала Людмила. — Тебе вообще бояться нечего. Я — американка из «паранормального общества», вполне законно зарегистрированного в России. Въехала сюда по визе, подробно изложив цели своего здесь пребывания. Ответственность за меня, в том числе и финансовую, взял на себя Вадим Петрович, и частично — американское посольство. Я буду проводить «полевые эксперименты» — возможно ли только парапсихологическими методами устроить «флэш-моб» с привлечением людей, не только к подобным забавам не склонным, но придерживающимся совершенно противоположных политических взглядов. Твоя, Миша, вина, в самом худшем варианте, будет заключаться в том, что ты познакомил с сумасшедшей американкой еще несколько психов «местного разлива». А деньги? Дурак будет тот, кто в их получении признается.

У Воловича было тяжело на сердце. Слова Ляхова и его подруги не успокаивали, скорее наоборот. От такого не отмажешься ссылками на дурацкие исследования. В случае чего и на «вышку» потянет. И безотчётный миллион долларов смелости не прибавлял. Чёрта с два им успеешь попользоваться.

Надо отыгрывать назад, даже рискуя «потерять лицо». Что с того лица, не в Китае живём, а цивилизованные американцы говорят: «задница дороже».

— Но это ведь только при условии, что нас не возьмут с поличным? — задал он подготовительный вопрос.

— А как ты себе это представляешь? На практике? — удивился Фёст. — Скажем, через полчаса ты встречаешься с человеком, который «смотрит» за всеми футбольными фанатами. Тебя, журналиста, интересуют перспективы сезона, договорные игры, заказные драки… Убедившись, что вокруг чисто, ты делаешь «то самое предложение». Насчёт повода пусть думает товарищ, взявший у тебя деньги. После фанатов — беседа на бульваре хоть даже с самим Лимоновым. Так вот — для Лимонова персонально — сколько у него «активных штыков» есть, пусть все к компьютерам садятся и начинают народ собирать. Если он не врёт и только в Москве у него под сто тысяч сторонников — пусть выведет в пределы Садового хотя бы половину. Лозунг один: «Имперской России русского императора. Президент, мы с тобой!» За один лозунг, написанный любой краской на любом транспаранте, при условии его нахождения в городе до полудня — по сто баксов. Желающие получат рублями. Говорят же, что по Сети можно миллионные толпы на площадях собрать, хоть под пули. У нас пуль не будет, только «флеш-моб». И у ментов с омоновцами тоже «флеш-моб». Опять же как в августе девяносто первого. Если ваши не начнут первыми, их никто не тронет.