Наследие ван Аленов - Мелисса де ла Круз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На кровати Шайлер сидела ее мать. Это был сон. Но не обычный. Сон про ее мать. Шайлер теперь мало думала о ней. Она даже не успела в прошлом году, когда они покидали Нью-Йорк, попрощаться с Аллегрой. Шайлер впервые увидела мать после того момента, как Аллегра появилась на Корковадо с мечом в руках.
Аллегра строго посмотрела на дочь.
— Он прав, и ты это знаешь. Проводники всегда правы. Ты не можешь жить так. Без должного наставничества и присмотра трансформация убьет тебя. Тебе нельзя подобным образом рисковать жизнью.
— Но я не могу вернуться домой, — возразила Шайлер. — Не могу, как бы мне того ни хотелось.
— Нет, можешь.
— Не могу! — Шайлер потерла глаза.
— Я знаю, ты боишься того, что произойдет после твоего возвращения. Но ты должна взглянуть в лицо собственным страхам, Шайлер. Если вам с Аббадоном суждено быть вместе, то никто — ни он, ни даже ты — не в силах предотвратить это.
Мать была права. Шайлер не хотела возвращаться домой из-за того, что там будет Джек — так близко, совсем рядом. Джек, который все еще свободен... Джек, который так страстно целовал ее... который все еще может принадлежать ей... Но если она будет держаться в отдалении, у нее не возникнет искушения повидаться с Джеком и предать Оливера.
— Нельзя быть с кем-то только потому, что не хочешь причинять ему боль. Тебе нужно подумать о собственном счастье, — произнесла Аллегра.
— Но если мы будем вместе, это погубит Джека, — сказала Шайлер. — Это же нарушение кодекса. И он умалится...
— Если он готов рисковать ради того, чтобы быть с тобой, кто ты такая, чтобы указывать ему, как ему распоряжаться своей жизнью? Посмотри на меня. Подумай, скольким я рискнула, чтобы быть с твоим отцом.
— Мой отец мертв. А ты лежишь в коме. Я выросла практически сиротой, — парировала Шайлер, даже не стараясь скрыть горечь. Отца она не знала — он умер еще до рождения Шайлер. Что же касается Аллегры — ну, вообще-то трудновато представить какие-либо взаимоотношения с живым трупом. — Скажи, мама, а оно того стоило? Твоя «великая» любовь к моему отцу действительно стоила того, что произошло с твоей семьей?
Девушка понимала, что причиняет боль матери, но не могла удержаться. После многих лет одинокой жизни вся ее боль выплеснулась наружу.
Шайлер любила мать. Правда любила. Но ей нужен был не ангел, что является раз в жизни, дабы вручить зачарованный меч. Шайлер хотела настоящую маму. Маму, которая бы утешала ее, когда она плачет, которая подбадривала бы ее, подгоняла и даже раздражала — ну, чуть-чуть — своей излишней заботой. Она хотела что-нибудь обычное. Вроде мамы Оливера. Шайлер понятия не имела, откуда миссис Хазард-Перри узнавала, где они будут, но раз в несколько месяцев в гостиницу, где они в тот момент останавливались, прибывала посылка. В посылке обнаруживались шоколадки, новые носки и всякие мелочи, нужность которых Шайлер с Оливером понимали, лишь увидев их, — например, карманные фонарики и батарейки.
Аллегра вздохнула.
— Я понимаю твое разочарование. Надеюсь, когда-нибудь ты поймешь и простишь меня. У всякого действия есть свои последствия. Да, верно — иногда я очень сожалела о содеянном. Но без твоего отца у меня никогда не было бы тебя. Я была с тобой совсем недолго, но дорожила каждым мгновением, проведенным вместе с тобой и с твоим отцом. И если бы пришлось выбирать снова, я поступила бы так же. Так что да. Оно того стоило.
— Я тебе не верю, — отрезала Шайлер. — Никто в своем уме не выбрал бы такую жизнь, как у тебя.
— Ты права, но и я права тоже. Возвращайся домой, дочка. Я жду тебя. Возвращайся.
Глава 38
МИМИ
Когда Мими открыла глаза, аукционный зал исчез. Она находилась в убежище, небольшом помещении со стеклянными стенами-витражами. Конечно же, в гломе оно так и не было разрушено.
Мими находилась в кругу вместе с пятью другими членами Совета. Седьмой, Форсайт, стоял посередине. Все были в длинных черных одеяниях с капюшонами.
«Компания Семи смертей, только косы не хватает», — подумала Мими.
Действительно, многое из обычаев Голубой крови просочилось в массовую культуру, но в искаженном виде и без присущей этим обычаям серьезности.
— Приветствую всех, — произнес Форсайт Ллевеллин.
Вид у него был напыщенный и самодовольный.
«Ну и неудивительно, — подумала Мими. — Он же присвоил высший в этих краях пост, должность главы тайного правительства, о существовании которого Красная кровь даже не подозревает».
Свои обязанности сенатора Ллевеллин исполнял небрежно, кое-как. Насколько слыхала Мими, он ничего не сделал для вызволения страны из хватки финансового кризиса, лишь изображал видимость деятельности.
Когда главой избрали Лоуренса, Мими еще не была полномочным членом Совета, но она имела общее представление о процедуре.
Сеймур Корриган развернул свиток и начал церемонию.
— От начала этого мира наш регис хранил душу клана в своем сердце. Но прежде чем быть избранным, он должен получить благословение семерых. И потому мы собрались здесь для благословения.
Эта церемония восходила к Древнему Египту. Теперь, правда, из нее исключили и накладную бороду, сделанную из козлиной, и магический скипетр, и символическую кожаную плеть, и корону из страусиных перьев. Но основа была все той же.
Страж Корриган начал оглашение списка, называя Великие Дома по их именам на священном наречии.
— Что скажете вы, Домус магнификат?
Дом богатства представлял Джосайя Рокфеллер Арчибальд. Это его семейство построило тот самый центр, в котором они сейчас находились.
— Мы говорим «да», — пробормотал Джосайя.
— Что скажете вы, Домус септем санктимониалис?
— Мы говорим «да», — произнесла Элис Уитни, последняя в роду Дома семи сестер.
— Что скажете вы, Домус веритас?
Конечно же, венаторы были представлены на Совете, но Мими было крайне любопытно, отчего от их имени говорит Эйб Томпкинс. Он уже давным-давно не состоял на службе.
— Мы говорим «да», — отозвался старина Эйб.
— Что скажете вы, Домус препозито?
Дом наместников — таким титулом наделяли семейство, ближе всех стоящее к регису. На данный момент эта честь была оказана Ллевеллинам.
Форсайт Ллевеллин улыбнулся.
— Мы говорим «да».
— Что скажете вы, Домус Стелла аквилло?
Дом Северной звезды был одним из крупнейших меценатов, поддерживающих искусство в стране. Амброуз Барлоу, нервничая, взглянул на Минерву Морган и, склонив голову, прошептал:
— Да.
Осталось всего два Дома. Мими чувствовала тревогу стоящей рядом Минервы Морган.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});