Пионерский гамбит (СИ) - Фишер Саша

Вот неразлучные Кузин и Аникина в шумной разновозрастной компании из сразу трех поколений. На траве накрыт целый дастархан, вокруг шныряет выводок вовсе уж мелких детишек, явно не из нашего лагеря. Похоже, это целый клан, явро давно все дружат, таких сразу издалека видно.

Шарабарина сидела на скамейке внутри ограды, а рядом с ней элегантно одетая женщина, явно мама, фамильное сходство прослеживалось. Тоже очень красивая блондинка, как и дочь. Она достала какой-то сверток, встряхнула и ткнула дочь, чтобы та встала. А, понятно! Это недошитое платье, и сейчас она его как-то там подгоняет. Понятно теперь, почему большинство женщин щеголяет в одинаковых ситцевых летних платьях и сарафанах, а эта дама — будто по европейским каталогам одета. Хочешь красиво одеваться — учись шить.

— Эй, это ты Крамской? — раздался над самым ухом звонкий мальчишеский голос.

— Ну, я, — от неожиданности я чуть не отшатнулся. Судя по довольной веснушчатой роже пацана в парадной пионерской форме и сползшей набок пилотке, он специально подкрадывался, видел, что я ворон ловлю.

— Там к тебе пришли, на выход! — рыжий пионер махнул рукой в сторону вертушки выхода.

— А что не заходит?... — спросил я, но дежурный уже умчался. Я тоже встал и неспешно, как и полагается старшему, направился к воротам.

Хорошо, что рядом с отцом не оказалось других мужчин похожего вида, иначе я бы точно мог ошибиться с выбором. Помнил я этого мужичнку довольно смутно. Если бы на опознание пришел, точно бы не узнал. Поставь с ним еще штуки три таких же, в полосатых футболках и белых летних кепончиках, и все они сразу бы стали для меня на одно лицо. Но, к счастью, мой отец не пытался обнаружить во мне шпиона. Как только увидел, что я подхожу к вертушке-калитке, разулыбался радушно и шагнул вперед.

— А что-то ты бледный такой, а? — отец похлопал меня по плечу. — Я в лагере сразу же в негра превращался, а ты как моль до сих пор ходишь!

— Привет, пап, — сказал я. И только сейчас обратил внимание, что он пришел не один. Рядом с ним переминалась с ноги на ногу юная барышня с кучерявой шапкой светлых волос и тупеньким лицом, похожим на домашнюю болонку. Одето юное создание было в ситцевый сарафанчик. Лет ей было, наверное, восемнадцать от силы.

— Вот, знакомься, это моя Нюта, — отец схватил барышню за руку и подтащил поближе. — Мы уже заявление подали, распишемся скоро.

— Здрасьте, — сказала Нюша. Я вежливо кивнул.

— Ну что, рассказывай, как тут у тебя дела! — отец по-хозяйски положил руку своей невесте на плечи. Она на него зыркнула и шмыгнула носом. Наверное, одобрение так выразила. Где он ее откопал, интересно? В интернате для умственно-отсталых? Или из деревни привез? Если второе, то она молодец, достоверно играет. Правда, отец живет в общежитии, какой ей резон выходить за него замуж, непонятно? Хотя, в общаге тоже дают прописку, вроде. И еще комнату отдельную... Короче, совет да любовь, папа, даже лень вникать в твои гениальные схемы.

— Нормально, — я пожал плечами. — Ребята хорошие, кормят вкусно.

— Зарница была уже? — спросил он.

— Нет пока, — я помотал головой.

— Эх, зарницу всегда любил, страсть! Больше всего по ней скучаю! Ты, это, когда будете играть, главное знамя охранять не берись, все самое интересное пропустишь! — лицо отца стало благостно-мечтательным, потом он глянул на свою суженую, нахмурил брови и буркнул вбок. — В носу не ковыряй!

Девушка торопливо спрятала пухлую ручку за спину.

Повисло неловкое молчание. Я понятия не имел, о чем с ним говорить. Рассказать про замену воспитателя? А смысл? Тогда придется с самого начала начинать, а история с шашками до сих пор пахнет... серой. Я огляделся и снова увидел хмурого Мусатова с его мамой. Ведерко осталось у нее в руках. Теперь она что-то втолковывала сыну, а тот молча слушал. Теплицы у них, ну да. Хотя, мало ли, у кого теплицы. У кого дача есть, у того и теплицы. Так что это вообще не улика, конечно.

— Матери письмо написал? — спросил отец.

— Неа, — я мотнул головой. — А надо было?

— Эх, вот же молодежь пошла! — отец шлепнул себя ладонями по ляжкам. — Она же там на курорте своем о тебе только поди и думает! Вчера даже вызывала меня в переговорный пункт, чтобы наставления дать, что тебе привезти. А, вот, кстати!

Отец расстегнул висевшую на плече сумку и достал оттуда не особенно-то большой пакет с конфетами. Как детский новогодний подарок — карамельки, с редкими вкраплениями шоколадных и батончиков. Даже знакомое название мелькнуло — «Радий». Только обертка была другая, не та, где безграмотные иллюстраторы поместили циклопропан, а с рисунком атома и некоей покрытой звездочками кучей. Ну, хоть не знак радиационной опасности! Хотя обертка восьмидесятого года явно была ближе к истине, чем более поздние.

— Спасибо, — сказал я. — Что-то я не подумал про письмо. Может сейчас написать? У тебя есть ручка и бумажка?

Отец сунулся в сумку, пошарил в ней, потом махнул рукой.

— Ладно, сам позвоню в этот раз, — сказал он. — Но через неделю чтобы было письмо, понял?

— Ага, — кивнул я и посмотрел на скучающую папину невесту. Мачеху будущую, получается? — А вы чем занимаетесь?

— Работаю на ХБК, — отозвалась она.

— Учится она, — одновременно с ней сказал отец. — Нюточка, ты что, забыла? Ты же поступила в институт!

— А... — губы девушки сложились в букву «О», она уставилась на отца и зашевелила бровями-щеточками, что, по всей видимости, должно было означать напряженную работу мысли. Потом лицо ее просветлело. — А, да. Ученица я. В институт культуры поступила. На библиотекаря.

— А вы приехали откуда-то? — спросил я, подавив смешок.

— Из...

— Из Новокиневска она, местная, — вместо нее ответил отец.

Мне даже стало жалко девочку. Понятно, что она не блещет особым умом. Но было что-то неправильное в том, как отец ее теперь за это шпыняет. Решил воспитать себе жену с пеленок? Ну да, ну да. Судя по тому, что я успел увидеть, моя маман была особой деятельной и образованной, видимо, папане надоело топтаться на вторых ролях, и он решил завести себя прелесть какую глупенькую подружку, чтобы быть для нее светочем и гигантом мысли.

— Ладно, Кирюх! — отец снова хлопнул меня по плечу. — Ты уже большой, распускать слюни, чтобы я тебя из лагеря забрал, не будешь. Жуй конфеты, а мы пойдем. А то скоро вся эта толпа обратно поедет, в электричке будет не протолкнуться. Пойдем, Нюта!

— Пока, пап, — я махнул рукой и еще какое-то время смотрел им вслед. Отец что-то выговаривал своей невесте, а та втягивала голову в плечи и оправдывалась. Видимо, не заучила свою роль тщательно. Выдала, понимаешь, что она ученица ткачихи хлопчато-бумажного комбината, а вовсе не респектабельная студентка с института культуры.

Я огляделся. Мамонов с матерью стояли возле забора и явно ссорились. Или его мама просто очень возмущенно и экспрессивно что-то рассказывала. Цицерону видно не было, ее родителей тоже. Или ушли погулять, или она уже «отстрелялась». Я подошел к вертушке.

— Пароль? — грозно спросил тот же рыжий пионер, восседающий на заборе. И сразу же сам себе ответил. — Да шучу я, сегодня не надо пароль!

Я неспешно направился к отряду, помахивая куцым кулечком конфет. К кучке вожатых присоединился Игорь. По своему обыкновению, травил какие-то байки. Когда я проходил мимо, он гордо выпрямился и сделал спесивое лицо с надутыми щеками. Кого-то изображал, не иначе... Вожатые громко расхохотались, а я вздрогнул.

Еще раз посмотрел на Игоря. Подождите-ка...

Если прибавить ему килограмм этак сорок, и представить, что у него есть две острые залысины до самой макушки, то...

Он повернул ко мне смеющееся лицо. Да, все верно.

Никакой ошибки быть не могло.

Теперь я его вспомнил.

Глава 23

Мне было лет десять или одиннадцать, не помню точно. Я пришел из школы уже в темноте, вторая смена, ноябрь. Тогда казалось, что вокруг все время либо ночь, либо сумерки. Открыл дверь, остановился в прихожей, хотел сказать, что я дома, но промолчал. Услышал разговор родителей на кухне.