Льюис Кэрролл - Нина Демурова

В апреле 1862 года Доджсон снова приехал в Фрешуотер; на этот раз он остановился в гостинице. Он надеялся повидаться с Теннисоном, но тот был занят, побеседовать с ним не удалось. Тот год для Теннисона был тяжелым: его мучила депрессия — наследственный недуг, то и дело дававший о себе знать. Только к весне он наконец поправился. За несколько дней до приезда Чарлза Теннисона вызвали на аудиенцию к королеве в Осборн-хаус, ее летнюю резиденцию на острове Уайт. Принцесса Алиса выразила при этом желание, чтобы Теннисон написал что-нибудь «идеализирующее» недавно умершего принца-консорта. Теннисон отвечал письмом: «Я не выразил желания попытаться сделать это, ибо чувствовал, что не сумею достойно выполнить такую задачу. К тому же я не вижу, как мне идеализировать жизнь, которая сама по себе была идеальна».

Шестнадцатого апреля Чарлз был приглашен в Фаррингфорд к обеду, но Теннисон появился лишь на несколько минут. Зато гость увиделся с его сыновьями — Галламом и Лайонелом: рассказывал им истории, учил играть в «охотников на слонов» (в эту игру когда-то с азартом играли его юные братья и сестры) и взял с собой к Джулии Маргарет Камерон (Cameron), известной своими любительскими фотографиями.

Чарлз познакомился с миссис Камерон несколько раньше и получил от нее в подарок выполненный ею фотопортрет Теннисона. В ответ он преподнес указатель к поэме In Метоriam, который с разрешения поэта был только что выпущен в свет издателем Моксоном. Джулия Камерон была весьма экстравагантной дамой — так отзывался о ней хорошо знавший ее профессор Джоветт, коллега Чарлза по Крайст Чёрч, который на Пасху и Рождество всегда навещал своего друга Теннисона. По словам Джоветта, она обладала способностью сотрясать любой дом, в который входила; впрочем, была весьма умна и доброжелательна. Она боготворила Теннисона и вообще была склонна к почитанию гениев и героев. Незадолго до того Теннисона посетил Гарибальди, и миссис Камерон выразила желание сделать его фотопортрет. Миссис Теннисон записала в своем дневнике, что когда Теннисон представил Джулию Камерон герою Италии, та упала на колени, простирая к нему почерневшие от химических растворов руки. «Он, конечно, принял ее за нищенку, но мы объяснили ему, кто она такая».

В то время Джулии Камерон было 48 лет, у нее росли двое сыновей. Некрасивая, приземистая, полная, в темных развевающихся шалях, она была импульсивна и необычайно энергична, отличалась великодушием и даром притягивать к себе людей. За месяц до того Доджсон видел ее работы на фотографической выставке и отнесся к ее романтическим портретам весьма критично: «Я не восхищаюсь большими головами миссис Камерон, снятыми не в фокусе». Впрочем, познакомившись с ней на острове Уайт, он с готовностью принял предложение устроить в ее доме совместную выставку фотографий. Сестре Луизе Чарлз пишет о миссис Камерон: «Все ее фотографии сняты специально не в фокусе. Кое-какие из них весьма оригинальны, другие ужасны, однако она говорит о них как о великих достижениях искусства. Она выразила сожаление, что не может снять некоторых из моих моделей не в фокусе, а я выразил аналогичное сожаление, что не могу снять некоторых ее моделей в фокусе».

Миссис Камерон предложила ему пользоваться ее моделями и камерой, но он всё же не удержался и выписал свою камеру и всё необходимое для фотографирования. Он снял миссис Камерон и ее сыновей, а также двух прелестных дочек их общих знакомых. С разрешения Теннисона он разместил свою фотолабораторию в его доме и работал там в течение шести дней. Но само семейство не появлялось, и Чарлзу пришлось довольствоваться снимками дома и сада.

В последующие годы Чарлз по-прежнему внимательно следил за публикациями Теннисона; однако более с ним не встречался. Когда в 1865 году вышли «Приключения Алисы в Стране чудес», Чарлз послал поэту авторский экземпляр; однако Теннисон, насколько известно, не откликнулся. По-видимому, Чарлз остался в его памяти скромным преподавателем, увлеченным фотографией; возможно даже, что он не соединил его с именем «Льюис Кэрролл». В марте 1870 года Доджсон послал неосторожное письмо Теннисону, приведшее к неприятной переписке с его женой, но об этом речь пойдет ниже.

Чарлз продолжал серьезно заниматься фотографией, уделяя ей всё больше времени. Он с большим вниманием относился к работам других фотографов, тщательно изучал их и даже завел специальный альбом для лучших снимков коллег. Фотохудожником (этот термин постепенно вошел в обиход), которого он особенно ценил, был швед Оскар Густав Реджлендер (Rejlander), живший в Англии. Говорили, что он придумал остроумный способ определения продолжительности выдержки (специального устройства для этого тогда еще не было) — с помощью своей кошки: смотрел, насколько расширились (или сузились) ее зрачки, и в зависимости от этого ставил выдержку!

Когда Чарлз решил оборудовать себе студию в Оксфорде, он обратился за советом к Реджлендеру: затея была дорогая, и новичок нуждался в совете опытного фотографа. А в 1863 году он заказал Реджлендеру свой портрет. На фотографии Кэрролл сидит с фотолинзой в руках, задумчиво глядя вдаль. Специалисты отмечают, что выбранная поза замечательно сбалансирована. Многие считают, что это лучший из портретов Кэрролла.

Усердно фотографируя, Чарлз регулярно посещал фотовыставки. В обозрении «Выставки фотографий 1860 года», опубликованном 28 января 1860 года в «Иллюстрейтед тайме», появилась его статья об этом новом виде искусства. «Достоинства и недостатки фотографий, вообще говоря, настолько зависят от технических ограничений, — писал он, — что трудно обсуждать художественные особенности и достоинства работы фотографа. В основном фотограф сам несет ответственность за выбор ракурса и времени дня, а порой и за решения перспективы и переднего плана в кадре, а в портретах — за выбор света, позы и группировки». Он отметил, что руки на портрете являются серьезной проблемой, и советует фотографам не поддаваться искушению укладывать их самим: «В противном случае фотограф попадает в положение робкого юноши из анекдота, который впервые понял, что руки ему мешают, и не может вспомнить, как он обычно поступает с ними в жизни».

Чарлз предостерегает и от математически точной организации кадра. «Распространенная ошибка в выборе ракурса заключается в том, что главный объект помещают в центр или, по меньшей мере, так близко к нему, что становится ясно: ими (фотографами. — Я. Д.) руководил расчет, а не воображение, а у зрителя возникает желание схватить линейку и вымерить, насколько точно картина разделена на две половины». Как видим, занятия математикой не помешали Чарлзу руководствоваться не алгеброй, а гармонией и таким образом стать, по его собственному определению, фотохудожником. Обзор выставки, по словам Энн Кларк, «показал, что его успехи как фотографа были неслучайны. Это был результат необычайно развитых критических способностей».