Медноголовый - Бернард Корнуэлл

— Всё лучше, чем солонина.

— Ах, да, я и забыл, что ты привык к простой пище на ваших армейских пикниках. Наверное, мне тоже полезно было бы услышать хоть разок свист пуль, пока война не закончилась? Думаю, это сделало бы мои будущие мемуары проникновеннее. — Делани улыбнулся во все тридцать два зуба.

Он не был чужд мелкого тщеславия, гордясь своими зубами, целыми, без единого пятнышка, и дивной белизны. Старбак познакомился с Делани год назад, когда судьба забросила его на Юг, и между ними завязалась некое опасливое подобие дружбы. Делани забавляло, что сын преподобного Элиаля сражается за Юг, тем не менее, его приязнь к Натаниэлю далеко выходила за рамки обычного любопытства. Старбаку же нравилось в адвокате готовность придти на помощь, а, кроме того, северянин отчаянно нуждался в дружбе таких людей, как Делани или Бёрд, ибо видел в них счастливчиков, не приковывающих, как его отец, себя и других к прокрустову ложу суровой непрощающей веры: Делани и Бёрд, как думалось Старбаку, свободны от мнения окружающих, и порой (особенно в обществе Делани) Натаниэль дерзал надеяться, что и сам умён достаточно, чтобы однажды освободиться от гнетущего его чувства вины. Старбак знал, что Делани, при всём его внешнем добродушии, хитёр и безжалостен. Без этих двух качеств он не преуспел на избранном им поприще торговли тем, что сам называл двумя предметами первой необходимости для воина: оружием и женщинами.

— Говорят, будто пули именно свистят. Это так? — Делани снял очки и тщательно протирал линзы носовым платком.

— Да.

— В какой тональности?

— Никогда не обращал внимания.

— Интересно, а, может, по-разному летящие пули и звучат, как разные ноты? Умелые стрелок мог бы пулями высвистеть целую мелодию. — пофантазировал вслух адвокат и пропел начальную строчку популярной в Ричмонде минувшей зимой песенки, — «Чего же медлишь ты, Рохля-Джордж?» Хотя он больше не медлит, да? Как считаешь, всё решится на полуострове?

— Если решится, — сказал Старбак, — то я хочу быть там.

— Ты неумно кровожаден, Нат. — Делани выудил из тарелки кусок хряща и показал Старбаку, — Вот что приходится есть. Слава Богу, у меня хотя бы дома есть, чем порадовать желудок.

Он отодвинул тарелку. Они обедали в ресторане отеля «Спотсвуд-Хаус». Натаниэль покончил со своей порцией, достал пачку чистых паспортных бланков и толкнул к адвокату.

— Отлично. — Делани прибрал бланки, — Так, должен я тебе четыре сотни долларов.

— Сколько? — изумился Старбак.

— А что ты хотел, мой милый Старбак? Паспорта нынче в цене. — довольно промурлыкал законник, — Северные шпионы отваливают за каждую такую бумаженцию целое состояние!

Он засмеялся, показывая, что просто дразнит приятеля.

— В любом случае, я продаю паспорта за приличные деньги, и ты в доле. Всё справедливо. Полагаю, ты предпочтёшь получить долю в деньгах северян?

— Какая разница?

— Большая, поверь мне. Северные доллары идут к нашим один к трём.

Делани, ничуть не стесняясь других посетителей ресторана, достал толстую пачку новых ассигнаций Союза. Южане тоже уже напечатали собственные банкноты, но их ценность падала с первого же дня из-за обрушения всей ценовой системы. Масло стоило пятьдесят центов за полкилограмма, растопка — восемь долларов за связку, кофе нельзя было достать ни за какие деньги, даже хлопок, основа южного процветания, удвоился в цене. Комната, ещё год назад сдававшаяся за пятьдесят центов в неделю, теперь обходилась в десять долларов.

Впрочем, Старбака цены на съёмное жильё не беспокоили. Он имел свой закут в хозяйственной части огромной усадьбы на Франклин-стрит, где жила с недавних пор Салли Труслоу и её товарки с прислугой, кухарками и портнихой. Особняк был истинной жемчужиной города и принадлежал табачному фабриканту, разорённому блокадой. Бельведер Делани купил у него усадьбу и превратил в самый дорогой ричмондский дом свиданий. Мебель, картины, отделка если и не были изысканнейшими в городе, то, по крайней мере, казались таковыми при свете свечей, а вино, еда и развлечения были настолько роскошны, насколько позволяла война. Дивы полусвета принимали клиентов по вечерам, а по предварительной записи и днём, но только по предварительной записи, без которой никто не мог миновать фигурные столбы у подножия широкой лестницы. Деньги меняли хозяев, но так неявно, что пастор церкви святого Иакова трижды побывал в особняке, пока догадался, какого рода торговля здесь процветает. Больше священника в усадьбе не видели, в отличие от трёх других духовных пастырей. Согласно установленным Делани правилам, в посещении заведения отказывалось офицерам в ранге ниже майора и одетым с вульгарным шиком штатским. Таким образом, клиентура состояла из людей богатых и благовоспитанных, хотя несколько портила всё необходимость принимать членов конгресса Конфедерации.

Комнатка Старбаку досталась крохотная и сырая в строении, стоящем в глубине запущенного сада. Платил Натаниэль за неё Делани бланками паспортов, а обитательниц заведения наличие под боком обстрелянного ветерана только радовало, потому что преступники в Ричмонде совсем распоясались. Кражи со взломом стали обычным делом, а уличные грабежи больше не возбуждали ничьего любопытства. И Старбак девушкам не отказывал, охотно сопровождая их к Дюкену, парижскому парикмахеру, или в один из магазинов модного платья, неведомо как ещё умудряющихся доставать товар.

Ясным утром Натаниэль дожидался Салли у входа в заведение Дюкена, читая в «Экзаминере» очередную статейку, требующую от руководства Конфедерации сбросить, наконец, трусливое оцепенение, владеющее ими, и вторгнуться в пределы северных штатов. Солнце, впервые за три недели, пригревало не по-весеннему жарко, и столица постепенно оживала, выходя из зимней спячки. Двое инвалидов Булл-Рана, с дробовиками охраняющее салон Дюкена, беззлобно подшучивали над Старбаком из-за состояния его мундира.

— С такой девушкой, капитан, нельзя одеваться в тряпьё. — нравоучительно заметил один из них.

— С такой девушкой дай Бог вообще не одеваться, хватило бы сил. — парировал Старбак, и охранники захохотали.

Один из них потерял под Булл-Раном ногу, второй руку.

— О «юном Наполеоне» в газете что-нибудь пишут? — спросил однорукий.

— Ни слова, Джимми.

— Так он в форте Монро или нет?

— Если он и в форте Монро, «Экзаминеру» об этом ничего не известно.

Джимми пустил длинную струйку табачной слюны в канаву:

— Как бы не вышло, что «его там нет, они в Ричмонд не придут», а потом — бац! — он уже в Ричмонде со всей своей чёртовой армией!