Инъекция страха - Александр Щеголев

Нужна случайность, понял Андрей. Тщательно организованная случайность. Лучше всего «забыть» рецепт где-нибудь на видном месте, чтобы мать сама нашла, а рядом аннотацию с подчеркнутыми избранными местами — и посмотреть, каков будет результат, послушать, каков будет ответ…

— Что ж тебе все-таки папа рассказал? — поинтересовался он, отдаваясь течению. — Я помню твои глазищи — впереди себя их несла. И каждый размером с ложку.

Мать вновь смутилась. Очевидно, не ожидала возврата к этой теме. Уронила на сына растерянный взгляд:

— Андрюша, да я не очень-то и вникала…

— Я слышал, как он шипел — мол, донеси на меня, если хочешь, — помог Андрей.

— Это он про подписку.

— Чего?

— Ну, про то, что всю жизнь по подписке живет.

Сначала Андрей не вник — как и мать. По какой-такой подписке? На газеты и журналы? Он поднял голову и посмотрел ей в глаза — она отвернулась, деревянно улыбаясь. И тогда он врубился. Именно врубился, другого глагола не подобрать. Въехал в ситуацию.

— Не «по подписке», а «на подписке», — неловко поправил он.

Неловкость была жуткая, губ не разжать, пальцы не расцепить, глазами не встретиться.

— Значит, ты понял?

— А что тут понимать? Ну, работал человек стукачом, подумаешь.

— Не надо так, это же твой отец…

— Слушай, мама, — сказал Андрей излишне раздраженно, — ты думала, что я в обморок от удивления упаду? Или начну отрекаться от своих родных и близких? Стукач — нормальное советское слово, ничего плохого, по-моему, в нем нет. Тем более, позорного.

— Только не говори папе, что я тебе все рассказала! — неожиданно взмолилась мать.

Неловкости уже не осталось. Зато раздражение возросло.

— Я вообще забуду об этом через пять минут! — Андрей встал. Дальнейшее он произносил стоя. — Успокойся, лично я ничего не имею против. Мы же взрослые люди. Он двадцать лет в профсоюзах провертелся, карьеру пытался построить, пока профсоюзы не развалились, а его из Главка не поперли. Разве можно было работать замом председателя ТАКОГО профкома и не сидеть на подписке в КГБ? Я бы на его месте тоже согласился, если бы мне предложили. Деваться-то некуда.

— Наверное, да. — Мать с готовностью кивала каждой новой порции звуков, подаренных ей сыном. — Правда, он говорит, что этот Витя ему уже полтора-два года не звонит.

— Какой Витя?

— Ну, я не знаю… начальник, который ему встречи назначал.

Андрей вспомнил. Действительно, время от времени отцу звонил незнакомый мужской голос, и если того не было дома, на обычный вопрос «что передать?», так и просил, мол, скажите, что приехал Витя. И как же корежило физиономию отца, когда ему передавали информацию о звонке! Он неизменно объяснял, что это по работе, что курьер-командировочный опять прибыл из Москвы, после чего срывался из дома и мчался на встречу. Вот тебе и «командировочный»…

— Этот Витя называется «куратором», — не смог сдержать брезгливости Андрей. Почему-то он представил себе пьяного друга Сашу. — Офицер какой-нибудь. А папа — его агент. Брось, мама, не переживай, я серьезно говорю — ничего здесь плохого нет. Значит, полтора-два года его не дергали?

Мать смахнула с ресниц что-то невидимое:

— Да… — Глаза ее чуть поблескивали. В уголках выступила предательская влага. Ее неловкость никак не стряхивалась со сгорбленных плеч.

Андрей, наоборот, еще больше распрямился:

— Правильно, столько же времени назад его и поперли по сокращению штатов. Все в этом мире взаимосвязано, как выражается один мой знакомый кэгэбэшник.

— Твой знакомый? — вскинулась она. — У тебя тоже?

— Я имел в виду Сашу, успокойся. Вот ты думаешь, почему папа смог выхлопотать для бабы Ули отдельную квартиру? Ту, в которой вы сейчас живете? Или как он получил дачный участок в Токсово? И машину, кстати, разве можно было три раза менять — вне очереди? Во времена застоя, мама, были свои правила жизни.

— По профсоюзной линии, — неуверенно возразила мать.

— Брось, он же не был «шишкой». И вообще, удалось бы ему пройтись ножками по этой «линии», не будь он стукачом, как ты думаешь?

Она все кивала. Улыбка на ее лице дергалась — вероятно, была плохо закреплена. Странное дело, мама с таким упорством оберегала сына от страшной тайны отца, а в результате именно сын искал и находил слова утешения.

— Непонятно только, с чего вдруг он перед тобой «раскололся»? — спросил Андрей.

Разговор влекло течением. Река стала широкой, движение замедлилось, убаюкивая усталый мозг легкой качкой. Нестерпимо хотелось спать. Спросить-то Андрей спросил, хотя ответ на этот последний вопрос его уже не интересовал. «Все из-за подопечной, ага… Папа, оказывается, далеко не всегда тратил время на нее… Частенько с Витей, но сказать не имел права… А мы думали — с ней… Не выдержал, психанул…» Очередная разгадка заняла свое место на витрине. Экспонат под номером семь. Или восемь? Не пора ли начать считать свалившиеся на тебя разгадки? И сколько их еще осталось собрать, чтобы коллекция была полной?.. Монолог матери подошел к концу: «Может, он наврал про подписку и про встречи с Витей, чтобы от него отстали? „Почти как дочь“ никуда не делась за эти два года…»

— Не сходи с ума, — включился Андрей. — Про такое не врут.

И тут в кухню ворвалась Алиса. «Мутики» (то есть мультфильмы) кончились, и она хочет кушать. Ей скучно, а мама (то есть Зоя) никак не просыпается. Нет, мама проснулась, но только на секундочку. Сказала: «Бархат завтра». А что такое бархат? Это котик с усиками и ушками?.. «Умница-девочка, — ощутил Андрей слабый укол счастья. Освоилась со своим язычком, болтает без умолку, больше не боится разговаривать. И с детьми чувствует себя свободно, играет, не уединяется, активной стала — и в жизни, и на занятиях, — а ведь с каким трудом входила в контакт…» Не прошло и минуты, как вдруг образовался скандал. Женщины не могут без скандала. Алиса хотела кушать — да, хотела! — однако рассчитывала получить от бабушки Светы «йорт и песеню», но никак не это противное пюре. «Йорт и песеня» — означает в переводе йогурт с печеньем. Сладкое блюдо. А сладкое — только после ужина, как Алиса не понимает! «Ты же любишь пюре, — взмахивала бабушка руками, — смотри, и жевать не надо!»

Андрей не стал участвовать. Взял телефонный аппарат, вытащив шнур из розетки, и ушел. В прихожей он подключился ко второй розетке и набрал номер.

Диалог был по-мужски короток.

— Я все знаю, мама мне рассказала…

— О чем? — надменно, героически-книжно осведомился отец. А может, он так испугался. А может, и без того был напуган — теми визитами, ради которых отменил поездку в Кавголово.

— О монете, о чем же еще. И Зоя — тоже все рассказала.