История на миллион долларов - Роберт Макки

ЭВЕЛИН

Обратно в Мексику.

В роли Гиттеса:

Поворот колеса судьбы. «Как ей ускользнуть от Эскобара?»

ГИТТЕС

Ты не можешь ехать на поезде.

Эскобар будет искать тебя повсюду.

В роли Эвелин:

Недоверие. Восторг: «Он собирается помочь мне!»

ЭВЕЛИН

А как… как насчет самолета?

ГИТТЕС

Нет, это еще хуже. Тебе лучше просто сбежать отсюда,

оставив все эти вещи здесь.

(пауза)

Где живет Кан? Узнай точный адрес.

ЭВЕЛИН

Хорошо…

Свет падает на лежащие на столе очки, привлекая внимание Эвелин.

В роли Эвелин:

«Эти очки…» Образ читающего Холлиса… без очков.

ЭВЕЛИН

Они не принадлежали Холлису.

ГИТТЕС

Откуда ты знаешь?

ЭВЕЛИН

Он не носил бифокальные очки.

(Она поднимается по лестнице,

а Гиттес смотрит на очки.)

В роли Гиттеса:

«Если это очки не Малрэя…» Открывается брешь. Осталось найти еще один, последний, кусочек правды. Память начинает работать и возвращает вас к… обеду с Ноа Кроссом, когда он рассматривает голову отварной рыбы через бифокальные очки. Брешь резко закрывается. «Кросс убил Малрэя, потому что зять не захотел рассказать ему, где скрывается его дочь, рожденная от его дочери. Кросс хочет получить этого ребенка. Но он ее не получит, потому что улика, позволяющая прижать его… у меня в кармане».

Гиттес аккуратно прячет очки в карман куртки, затем поднимает глаза и видит на лестнице Эвелин, обнимающую за плечи смущенную девочку-подростка.

«Красивая. Как ее мать. Немного напугана. Должно быть, она нас слышала».

ЭВЕЛИН

Кэтрин, поздоровайся с мистером Гиттесом.

Теперь вы видите ситуацию с точки зрения Кэтрин.

Если бы в данный момент я был Кэтрин, что бы я почувствовал?

В роли Кэтрин:

Тревога. Волнение. «Мама плакала. Этот человек обидел ее? Она улыбается ему. Думаю, все в порядке».

КЭТРИН

Привет.

ГИТТЕС

Привет.

(Эвелин смотрит на дочь успокаивающе

и отправляет ее наверх.)

ЭВЕЛИН

(обращаясь к Гиттесу)

Он живет на Аламеда-авеню, 1712. Ты знаешь, где это?

ГИТТЕС

Конечно…

В роли Гиттеса:

Открывается последняя брешь, заполненная образами женщины, которую вы когда-то любили, и ее насильственной смерти на Аламеда-авеню в Китайском квартале. Чувство страха от того, что жизнь совершила полный оборот. Брешь медленно закрывается: «На этот раз я сделаю все правильно».

Излагая то, что актеры называют «внутренними монологами», я очень замедлил движение этой сцены, отличающейся хорошим темпом, и выразил словами вспышки чувств или озарения. Тем не менее, когда вы работаете над текстом, все именно так и происходит. Могут потребоваться дни и даже недели, для того чтобы написать то, что на экране продлится минуты, а возможно, секунды. Когда мы пробираемся сквозь мгновения жизни наших персонажей, этот лабиринт невысказанных мыслей, образов, ощущений и эмоций, то помещаем каждый момент под микроскоп размышлений, переосмысливания, творческого созидания и повторного сочинения.

Однако работа изнутри наружу не означает, что мы представляем сцену от начала до конца, ограничиваясь точкой зрения одного персонажа. Более того, как видно из приведенного примера, писатель все время меняет роли. Он проникает в душу персонажа и спрашивает себя: «Если бы в данной ситуации я был им, что бы я сделал?» Он переживает в рамках собственных эмоций определенную человеческую реакцию и представляет очередное действие своего героя.

Теперь перед сценаристом встает другая проблема: как развивать сцену? Для того чтобы создать следующий кадр, писатель должен отвлечься от субъективной точки зрения персонажа и объективно взглянуть на то действие, которое он только что описал. Действие предполагает определенную реакцию со стороны мира персонажа. Но нельзя допустить этого. Взамен писатель должен вскрыть брешь. Чтобы сделать это, он задает себе вопрос, который известен всем писателям со времен сотворения мира: «Что противоположно тому явлению?»

Писателям от рождения присуще диалектическое мышление. Как сказал Жан Кокто: «Дух творчества равносилен духу противоречия — это прорыв сквозь видимость к неизведанной реальности». Вы должны сомневаться во внешних проявлениях и искать противоположность очевидному. Не скользите по поверхности, оценивая происходящее по первому впечатлению. Наоборот, снимайте поверхностный слой, чтобы найти скрытое, неожиданное, кажущееся неуместным — другими словами, истину. И тогда вы отыщите свою правду в бреши.

Помните, что вы придумали себе вселенную и вы ее бог. Вы знаете своих персонажей, их ум, тела, эмоции, отношения, мир. Создав момент, который будет правдивым с одной точки зрения, вы должны обследовать всю свою вселенную, даже ее неживой мир, в поисках другой точки зрения, с тем чтобы внедриться в нее, создать неожиданную реакцию и пробить брешь между ожиданием и результатом.

Сделав это, вы вернетесь в сознание первого персонажа и станете искать путь к новой эмоциональной правде, снова задаваясь вопросом: «Если бы я был этим персонажем в этих новых обстоятельствах, что бы я сделал?» Обнаружив путь к этой реакции и действию, вы снова сделаете шаг вовне, чтобы определить: «А что противоположно этому?»

В любой истории многие действия в той или иной степени предсказуемы. В соответствии с конвенциями жанра влюбленные в любовной истории обязательно встретятся, в триллере детектив раскроет преступление, в сюжете воспитания жизнь главного героя должна достичь кризисной точки. Эти и другие типичные действия известны всем и ожидаемы. Поэтому в хорошем литературном произведении то, что происходит, акцентируется меньше, чем с кем это происходит, почему и как. Естественно, наибольшое удовольствие доставляют нам истории, которые сосредоточены на вызванных событиями реакциях и приобретенном понимании.

Вернемся к сцене из «Китайского квартала». Гиттес стучит в дверь, ожидая, что его впустят в дом. Какую реакцию он встречает? Кан преграждает ему путь, предлагая подождать. Чем отвечает Гиттес? Он шокирует Кана, оскорбив его на кантонском диалекте китайского языка, и врывается в дом. Эвелин спускается с лестницы, надеясь на помощь Гиттеса. Какова реакция на это? Гиттес звонит в полицию, рассчитывая заставить ее признаться в убийстве и рассказать правду о «другой женщине». Как реагирует Эвелин? Она признается, что другая женщина — ее дочь, рожденная в результате инцеста, обвиняя тем самым своего сумасшедшего отца в убийстве. Даже в самой спокойной, наиболее последовательной сцене динамичный ряд, состоящий из действия/реакции/бреши и обновленного действия/неожиданной реакции/бреши, кадр за кадром подводит сцену к ее поворотной точке благодаря тому, что возникающие по ходу действия реакции удивляют и завораживают.

Если вы пишете, что персонаж подходит к двери, стучит и ждет, и в ответ дверь вежливо открывают, чтобы пригласить его в дом, а режиссеру хватает ума снять такое, то, вероятнее всего, эти кадры никогда не появятся на экране. Любой редактор, который называется так заслуженно, мгновенно выбросит их из фильма, объяснив режиссеру: «Джек, это восемь ненужных секунд. Он стучит в дверь, и ему действительно открывают? Нет, уберем все до момента с диваном — до первого настоящего кадра. Жаль, что ты впустую потратил пятьдесят тысяч долларов, снимая, как твой герой входит в дверь, но это не только «убивает» темп, но и лишено всякого смысла». «Бессмысленной убийцей темпа» становится любая сцена, где реакциям не хватает озарения и воображения, из-за чего результат соответствует ожиданиям.

После того как вы представили всю сцену, кадр за кадром, брешь за брешью, вы должны ее записать. Ярко изобразить то, что происходит, какие реакции вызывает, все образы, слова и действия. Надо писать так, чтобы тот, кто будет читать эти страницы, смог путешествовать по «американским горкам» жизни, которую вы прожили за своим рабочим столом. Написанное позволит читателю погрузиться в каждую брешь, разглядеть ваши фантазии, почувствовать то, что чувствовали вы, узнать понятое вами — и его сердце, как ваше, начнет биться сильнее, нахлынут эмоции, и возникнет понимание.

Теперь мы можем дать ответы на вопросы, с которых начиналась эта глава. Материю истории образуют не слова. Чтобы отразить мир вашего воображения и чувств, текст должен быть ясным и понятным. Однако ничто не ограничивается словами; они служат всего лишь средством передачи. Материя истории — это брешь, которая открывается между ожиданиями человека в отношении того, что может случиться после совершения им действия, и тем, что происходит на самом деле; брешь между ожиданием и результатом, возможностью и неизбежностью. Для того чтобы создать сцену, мы постоянно открываем эти бреши в реальности.