Она что-то знала - Татьяна Москвина

Ясно, что внешность его в этой истории имеет первостатейное значение. Чуть сдвинуты брови, на миллиметр, или какая-нибудь складочка сомнительная вылезет – и всё пропало. Внешность должна быть идеальной, идеально привлекательной, безошибочной. Эльфическая, дразнящая красота не годится. От неё может быть только какой-то след, красочка, какое-то иногда мерцание, чуть приподнятые утлы губ в улыбочке, блеск в глазах – не больше. Мужественность – да, но не путающая и не карикатурная, без агрессии, без давления. Не блондин – эти блондины вечно спиваются. Не отпетый брюнет. Не лысый. Скорее всего, тёмный шатен. Глаза лучше всего иметь серо-голубые. Брови лучше прямые, но не нависающие. И обаяние, это центральный пункт – обаяние должно быть сокрушительным, всепокоряющим, бесперебойным. На первых порах это главное, потом-то они уже перестанут видеть реальность, они начнут вчитывать в него собственное „воспаление мечты». От них пойдет поток страсти, пойдет деформация. Это XX век был веком тиранов-уродов, теперь-то людей приучили к красоте как к наркотику, посадили на иглу красоты, а потому Он обязан быть красив, убойно, потрясающе красив – и власть будет Его».

«Ха-ха, буржуям-то придётся подвинуться за кулисы со своими глупостями. Чем вздумали пленить – материей! Недолго вашей музыке играть. Какую вам отвесят затрещину ваши стада! Вы, конечно, сначала решите, что Он – это ваша сказка, начнёте рулить, дёргать за ниточки. Ладно, порезвитесь. Но теперь уже – за сценой. Нечего соблазнять юношество убогими сказками о наследстве из нефтяных скважин. Больше-то вы ничего придумать не в состоянии. Тоже нашли чем чаровать. Пошли с глаз долой, пошляки. Нам нужен герой, нам нужен идеал, нам нужна грёза – чистая, хрустальная грёза о том, кто придёт помогать людям, кто будет раздавать, а не хапать, врачевать, а не истреблять.

До того как герой начнёт действовать, для него должно быть создано полное программное обеспечение. Из всех грёз человечества надо выжать драгоценный сок, квинтэссенцию желания, выделить и синтезировать то идеальное вещество, которое вызывает вожделение, совокупность чарующих свойств. Мужественность и храбрость, ум и великодушие, чистота и доброжелательность, шутливость и верность в любви – всё, что мы любим, что нас пленяет, надо проанализировать, разложить на части, потом слить воедино и запрограммировать идеального героя. Героя, не совершающего ошибок. За его прекрасным обликом будут стоять мощный объединительный ум и великая воля. Но прикрытая блистательным щитом, на котором мы напишем совершенное, всепокоряющее Лицо. Это должна быть личность, одна личность. Если покровы распадутся и все увидят какие-то механизмы, проводочки и прочие технологические хитрости, – дело пропало».

«Почему я пишу так поздно? Почему только сейчас? Отодвигала, боялась, путалась в мыслях. И вдруг отчётливо поняла, что теперь или никогда. И потом: возможно, я, говоря языком высоких технологий, „приближаюсь к порогу отключения». Возможно, я не успею даже краешком поучаствовать в будущем великом Деле, но хотя бы у меня будет надежда, что я сдвинула камешек с горы. Что меня услышат те, кто меня поймёт. Кто разожжёт потом костёр. Вспомнят ли они меня? Скажут ли: это придумала горбатая Роза? Вернее всего, что нет, украдут мысль, а меня забудут. И это меня не страшит. Пускай. Отчего-то я верю, что всё будет по-моему. Я наберу на компьютере самые важные фрагменты этой тетради и разошлю людям, которым удалось заинтересовать меня складом мышления. Своим, можно сказать, апостолам, ха-ха. Возможно, это будет началом Дела».

24ц

Тьмы низких истин…

Нет низких истин и высоких обманов, есть только низкие обманы и высокие истины.

Еще одно. Истины не ходят тьмами (тьма-тьмущая, Тьму-Таракань и т. д.). Только – обманы.

«Я урод, аморальный урод – а кто, как не аморальный урод, может по-настоящему ценить красоту и нравственность? Разве булочник в силах желать испечённые им булки? Разве пресыщенная играми принцесса будет грезить об алых парусах? Разве живущим у моря рыбакам придёт в голову дурная идея купаться в нём? Нет – булок желает бездомный, паруса ждет нищая, в море бросается житель равнины. Так и я страдаю по недоступному. Я хочу, чтоб в мире царила нравственность, вымученная нами в конвульсиях веков, подлинная нравственность чистых, гордых, свободных, справляющихся с жизнью людей. Более не влюблённых в фантом доброго и справедливого Всевышнего. Если для этого надо пойти на игру, инсценировку, фокус – почему нет? Разве не так создаётся образ на сцене: пишется роль, находится режиссёр, исполняет актёр. Но никто не возмущён обманом, все понимают условность и принимают её. Вот и в случае создания Бога-для-людей мы поступим так же – соединим чей-то ум с чьей-то волей и с чьей-то материальной оболочкой. А наполнять рисунок будут сами люди, своими поступками, своими порывами и желаниями помочь. Синтезируем нужный образ. Это будет триумфальный, наивысший синтез всего – искусства, науки, высоких технологий, благотворительности и общественного строительства, венец наших усилий на земле. Кто знает, может, именно такова и воля Провидения? Может быть, к этому всё шло. Может быть, это и есть смысл жизни людей – сделать Бога…»

– Роза Борисовна, как вы себя чувствуете?

– А, это вы, госпожа Никто. Вы прочли тетрадь?

– Я не успела, извините. Как вы себя чувствуете?

– Если бы прочли мою тетрадь, этих вопросов бы не было. Причём никогда.

– Ей-богу, Роза Борисовна, с вами надо говорить, гороху наевшись, – засмеялась Анна. – Вы можете просто по-человечески мне сказать, как ваше здоровье?

– Отвратительно. Сегодня зашла в музыкальный магазинчик свистнуть пару дисков – и голова закружилась, уронила. Кстати, можете сказать своему брату, кто водил его за нос, но под обещание молчать, и дайте ему мой электронный адрес, я сейчас продиктую. Пусть напишет мне. Я дам ему пару советов. А то мало ли что. Не хотелось бы уносить хорошие фокусы в могилку.

– Скажу. Он обрадуется. А что это вы – про могилку..

– Всё может быть.

– Вы там… ничего не задумали недоброго?

– Вы насчёт самоубийства? Исключено. Хотела бы – давно бы это сделала, а что вдруг сейчас? Наоборот, только жить начинаю. Стало интересно. Ладно, прочтёте – позвоните.

– Роза Борисовна, как дела? Всё в порядке?

– Вы прочли мою тетрадь?

– Несколько страниц. Извините, было дел невпроворот. Как здоровье?

– Я ведь с ума сойду от этой женщины. Решила проверить на обыкновенном человеке свои мысли – и вот ответ: мои мысли обыкновенному человеку не нужны.

– Да, это очень может быть, что и так. Но я обещаю вам, что всё-всё прочту. И что это вы меня обижаете – не такой уж я обыкновенный человек.

– А какой вы человек?

– Хм. Да. Не знаю, что сказать. Роза Борисовна, вышла моя статья про Лилию Ильиничну, «Сломанная лилия» называется. Хотите, я вам привезу?

– Где вышла? Скажите, я найду в Инете.

– Ой, не получится, у этой газеты нет электронной версии.

– Бог знает, где вы печатаетесь. Бедная Лиля. Даже статья о ней выходит в какой-то заднице…

– Я слышу, вы кашляете. За вами кто-нибудь ухаживает?

– За мной ухаживает лично Пушкин а точка эс точка.

– Я всё-таки приеду, Роза Борисовна. Не нравится мне ваше настроение…

– Хотите – приезжайте.

Роза была не одна. В гостиной сидел тощий, бледный подросток с длинными волосами, смышлёными карими глазами и на редкость изящными кистями рук. На столе же красовалась вазочка с единственной красной гвоздикой – видимо, его подношением. Роза, в нарядном чёрном платье, расшитом по вороту стеклярусом, поила подростка чаем. Пахло приторными Розиными духами и лекарствами.

– Ученик мой. Женя Ландо. А это Анна, тоже учительница. Следопыт! Хотите чаю?

– Да, с удовольствием. Я рада, что ваши ученики вас не забывают.

– Ой, что вы, – сказал Женя, – мы так уважаем… Даже записывать ничего не можем, так интересно. Роза Борисовна к нам так относится…

– Как так я к вам отношусь?

– Без всякого там сверху вниз. Что мы типа ученики, козявки, а она типа учительница, ну, начальник над нами. Выдает крутой текст, и как хочешь думай. Не унижает никого никогда, двоек не ставит. Просто… ну, жесть.

– Вы что-нибудь поняли? – фыркнула Роза в сторону Анны.

– В целом, поняла. Вот, Роза Борисовна, статья моя, про Лилию Ильиничну..

– Роза Борисовна, я тогда пойду, хорошо? Мне ещё «Кориолана» дочитать надо. Как вы советовали.

– Иди, Женечка. Спасибо тебе за внимание, – мягко сказала Роза. – Одолеешь «Кориолана», берись за «Антония и Клеопатру». Потом поговорим о свойствах трагического героя у Шекспира.

– Да, помню… Что герой обязательно должен что-нибудь нарушить…

– Равновесие мира, Женечка. Трагический герой нарушает равновесие мира, – проговорила Роза, провожая пытливого ученика.