Гексаграмма - Варвара Мадоши

За двести лет, прошедших с тех пор, как клан впал в ничтожество и захирел, залом пользовались считанные разы. Не с кем было вести переговоры; некого было запутывать и сбивать с заранее выбранной позиции. Пятьдесят лет назад дом сдали в аренду клану Ликай и выкупили назад лишь недавно. Но Юэ, как хозяйке Дома Тысячи змей, не пришлось краснеть: все циновки, покрывавшие пол, казались новыми, роспись, украшающая бамбуковые стены, не выцвела, а предложенная гостям мебель хоть и не могла похвастаться новизной, радовала глаз изяществом.

И зеркала. Они тоже играли свою роль и, кажется, даже произвели определенное впечатление. Юдэн Ликай остался безучастен к чарам комнаты, но его пожилой дядя и советник изумленно оглядывался, оглаживал седую бороду и чуть было не начал разговор с угрозы: верный признак, что он утратил самообладание…

О третьем их спутнике что-то определенное сказать было трудно: он отличался таким широким размахом плеч и такими буграми мускулов под тканью дорого халата, что, вероятно, был выбран именно за силовые качества, ни за какие другие.

Увы: господин Сыма, присутствующий на переговорах от имени своего отца, почтеннейшего Циньбея, не воспользовался преимуществом, а сразу начал с заготовленной речи. Госпожа Юэ, которая, по старинному обычаю, на переговорах присутствовала, скрытая расписной ширмой (из-за современного падения нравов полупрозрачной и чисто символической), могла только досадовать в душе, внешне являя собой образец невозмутимости и женской скромности.

Однако подготовка не могла не привести к определенным результатам, и, хоть господин Юдэн периодически раскрывал свой веер, демонстрируя несогласие; хоть его пожилой советник, господин Шуньци, в вежливых оборотах давал понять Сыме неприемлемость его доводов, но все же переговоры двигались. Даже необычно ранний час, выбранный для встречи, не был помехой: гости не зевали, хозяев не клонило в сон.

Впрочем, час назначили гости: все знали, что из-за вражды с кланом Бо Юдэн опасается убийц, и потому провел эту ночь где-то в городе. Говорили, что император предлагал взять Юдэна под свою защиту, но тот отказался. Госпожа Юэ не знала, насколько правдив этот слух.

И тут, когда соглашение уже было близко, случилось неожиданное, непредвиденное и даже позорное.

Сперва Юэ слышала только шорох и приглушенные голоса за дверью. Даже это казалось неслыханным: чтобы кто-то из слуг или домочадцев смел побеспокоить совещающихся старейшин! Разве для этого поставлены у двери охранники?

Однако то, что последовало потом, переходило все границы: двери распахнулись! И на пороге стояла не кто иная, как сама Мэй, драгоценная фишка… Девочка, которую никто не принимал всерьез, потому что какую роль могла играть в циклической потасовке кланов за императорский престол та, кого нельзя даже выдать за текущего императора, потому что она приходится ему сводной сестрой? А другой ее вес как внучки или племянницы текущего главы клана по женской линии — ничтожен…

Мэй стояла на пороге, одетая не в традиционный длиннополый женский халат, приличествующей девушке ее возраста и положения. Нет, на ней было легкое ципао, слишком короткое — больше похоже на тунику, какую носят молодые воины на тренировках — и широкие шаровары. Юэ видела уже, как она ездила в таком виде в Очарованный дворец, но не вмешивалась: если девочку будут там считать ребенком, это только к лучшему. Но сейчас появиться в таком виде перед своим будущим женихом — о чем она думала?

«О драке, — догадалась Юэ. — А я старею».

Да, госпожа Юэ первая поняла, что теперь пользу можно выжать не из кровных связей своей юной родственницы, а из ее личных талантов. Но таланты есть достижения свободной воли, тогда как рождение — дар клана.

Неудивительно, что девочка захотела сама участвовать во всех этих делах, не советуясь с семьей. Но отчего она выступила так прямо…

Неужели эта старая змея Лоа, что вырвала из рук Юэ воспитание внучки, не научила девчонку более эффективному образу действия?

Мэй же тем временем опустилась на колени и низко поклонилась, выражая величайшее почтение. После этого она поднялась и проговорила ясным и чистым голосом:

— Мудрейшие! Прошу простить мое невежливое вторжение. Я никогда не осмелилась бы сделать это, если бы не чувствовала, что поступить иначе — значит нарушить мой долг перед небом.

То, что подумала Юэ, услышав эту фразу, она ни за что не произнесла бы вслух. Неясно, учила Лоа девчонку или нет; ясно, что та ничего не усвоила из уроков. И сейчас Мэй намеревается идти напролом. Осталось только надеяться, что клан Чань не будет опозорен навеки…

— До меня дошли слухи, что здесь обсуждается моя свадьба с господином Юдэном Ликаем.

Прошу прощения, но я вынуждена молить старейшин не взваливать на меня подобную честь! Я слишком юна, недостойна и плохо воспитана, я неспособна быть для него хорошей супругой. Вместе с тем, будучи под защитой императора и рассчитывая на собственные силы, я не смею уповать на его великодушие и идти под его крыло. Господин Юдэн Ликай, я прошу не связываться с такой ненадежной и некрасивой женщиной, как я!

«Как же, надейся, — вдруг с пугающей ясностью поняла Юэ. — Это месть Лоа. Тонкая и изысканная… аспид! Эта женщина сущий аспид! Так яростно и скрыто отомстить клану за свое вынужденное безбрачие… за жизнь на положении приживалы… Не всякая сумеет. Я восхитилась бы ею, если бы не шла сейчас ко дну вместе со всеми».

Юэ чувствовала себя, как кобра, замерзающая под снегопадом. Как ядовитая кобра, у которой вырвали клыки. Девчонка пошла против нее прямо, перед всеми… как раз в той ситуации, когда она, Юэ, не в силах заговорить, не может подать голос из-за своей символической преграды, разрушить стену молчания, отделяющую ее от присутствующих в комнате мужчин. Сложно было придумать нечто более ужасное, чем такие слова от дочери великого клана, обращенные к представителю другого великого клана!

Как ни странно, Сыма, никчемный сынок Юэ, опомнился первый.

— Мэй, ты должно быть больна, — резко сказал он. — Возвращайся к себе!

— Уважаемый дядюшка, я здорова, — настаивала Мэй. — Если хотите, спросите императора! Он… — и тут девочка осеклась.

Юэ поняла, почему: в этот момент Юдэн наконец опустил веер.

В первый момент старую женщину посетила совершенно дикая мысль: увидев благородное и даже красивое лицо своего сводного брата, девочка могла и передумать. Она еще в том возрасте, когда глупости вроде приятной внешности имеют значение.

Следующая мысль была даже страннее: они знакомы.

Потому что Мэй удивилась и побледнела так, словно увидела привидение. А потом выкрикнула невероятное:

— Фумей! Ты притворялся! Лжец! Как ты посмел… а я думала, ты мне друг!

Будь Юэ чуть романтичнее, она бы подумала, что зеркала от такого должны покрыться трещинами.

Назвать кого-то лжецом — само по себе страшное дело. Но если обвинение прозвучало на территории одного клана в адрес главы другого клана, то оно могло означать либо начало кровавой бойни, либо быстрое убийство хулителя главой его собственного клана — во имя извинения. Но обозвала женщина… даже девочка. Это и смягчало дело, и делало его еще хуже: потеря лица всеми присутствующими неизбежна, как закат солнца или морской прилив. Интересно, девчонка хоть понимает, что делает?!

«Да где там понимает, — подумала Юэ со спокойствием обреченного, чувствуя, как горло стискивает ледяная рука. — Неизвестно, чем Юдэн так задел ее, но она сейчас не думает вообще, это написано на ее неизящной физиономии… Прилично ли девушке из благородной семьи так распускать себя, словно рыночной торговке?! Я давала ей слишком много воли… А теперь осталось только тайком отравить, чтобы не плодить позор».

Юдэн, однако, оставался спокоен.

— Я прощаю тебя, Мэй, — сказал он. — Ты очень юна и не владеешь собой. А кроме того, нет предела глупостям, которые мужчина прощает хорошенькой девушке.

На миг Юэ испытала что-то вроде облегчения: если Юдэн готов закрыть глаза на инцидент… Во имя всех горных богов, насколько же ему нужна эта девчонка и ее алкестрия?!

— Позвольте! — старик Шуньци приподнялся с места. — Как это понимать? Я…

— Сядьте, — велел ему Юдэн.

— С вашего позволения, мой господин! — Шуньци кипел. — Во времена наших предков женщина…

— У тебя нет моего дозволения, — произнес Юдэн тем же ровным голосом.

И тут девчонка в очередной раз все испортила. Она воскликнула горячим голосом:

— Сейчас не старые времена! И я не позволю вот так меня обманывать! Но если вы хотите, я готова отстоять свою правоту по старому обычаю! Я готова драться хоть с самим… принцем Ликаем, хоть с вами, мудрейший, хоть с любым борцом по вашему выбору!

«Нет, — подумала Юэ отрешенно, — какой позор! Если Шуньци достаточно раздосадован, чтобы поймать девчонку на слове… прецеденты ведь были… но такой позор в великом клане! После этого мне самой остается только удавиться! Не этого ли хотела Лоа? Я думала, она любит девочку. Нет, тут что-то неучтенное. Почему Мэй назвала Юдэна другим именем?»