Гексаграмма - Варвара Мадоши

— Мы поставили вас в крайне неловкое положение, — старик покачал головой. — Только что я усугубил его, встретив вас.

Но у меня не было иного выхода: иначе вы покинули бы этот дом с мыслью никогда сюда не возвращаться. Я прошу вас, не стоит принимать случившееся близко к сердцу.

Альфонс не нашел в себе силы ничего ответить.

— Этот дом будет рад видеть вас, — продолжил старик. — И вас, и вашу юную спутницу… Она, кстати говоря, уже ушла. Лично я буду счастлив возможности поговорить с таким знающим и умудренным не по годам собеседником. Весь мой опыт относительно алхимии, все, о чем мы говорили и не успели еще поговорить — к вашим услугам. Поэтому прошу вас, приходите еще. Не держите зла на наш народ. И на Тэми тоже. Она хотела, как лучше, но она нетерпелива и пока неопытна в отношениях мужчин и женщин.

Альфонс чуть было не выпалил, что для неопытной она действовала необыкновенно умело, на его вкус, но все-таки прикусил язык.

— Спасибо, — пробормотал он. — То есть я…

— Идите, — проговорил Иден, делая символический шаг в сторону и как бы освобождая проход. — Паланкин вас уже ждет.

Альфонс покинул дом нахарра под музыку и взрывы смеха, долетавшие из глубин здания — пир еще не успел окончиться.

История 5. Мэй. Дом тысячи змей (битва за брак)

Мэй была уверена, что не уснет.

Что будет мерить комнату шагами, размышляя над планом действий; что пойдет в бамбуковую комнату к Сяомэй, зароется лицом в жесткий черно-белый мех и выплачет панде все свои горести; что забудется на рассвете и проснется с первым лучом солнца…

Ничуть не бывало!

Она вернулась в Дом Тысячи змей в странно отрешенном состоянии. Слуга, специально приставленный к Сяомэй, сообщил ей, что панда съела особенно много бамбуковых листьев и теперь почивает. Мэй не стала ее будить. Хотела пойти к бабушке Лоа, поговорить, но зачем-то зашла в свою спальню. Посмотрела на постель — такую мягкую, такую уютную — и прилегла, отдохнуть на минутку.

Потом она все-таки поплакала немного — вспомнила, как эта Тэмила (ууу, жаба!) уводила Альфонса. И заснула где-то на середине размышления, стоило ли говорить Альфонсу, что она больше не желает бегать в него влюбленной, как два года назад — может быть, нужно было вести себя так же, как раньше, и он бы тогда… Но нет, с чего бы ему, взрослому уже человеку, отвечать на чувства глупой девочки?.. Нет, нужно было дать возможность начать все с чистого листа…

Начала, нечего сказать. Хорош лист. Нравится?

Потом Мэй проснулась, и обнаружила, что уже утро, и при том довольно раннее: по ощущениям, часов шесть. Через небо, видимое из окна ее комнаты, протянулись розовые перья рассветных облаков. Некоторое время Мэй бездумно созерцала их, а потом к ней вернулась вчерашняя решимость.

Она вдруг поняла, что ночные слезы высохли — да и было их немного — и теперь она совершенно готова ко всему. Ко всему — это значит ко всему.

Мэй торопливо умылась, переодела наряд, на сей раз выбрав красивое ципао, чтобы казаться взрослее. Можно было позвать служанок, но девочка привыкла одеваться сама во время обучения, и наряды ее все были достаточно просты. А кроме того, ей не хотелось растерять по капле собранное к сегодняшнему утру настроение, легкое и отчаянное.

Потом она выглянула в коридор, хлопнула в ладоши и велела принести рис и что-нибудь из рыбы. На кухне это должно найтись в любой час, нет нужды дожидаться официального завтрака. Пока Мэй завтракала, другая служанка доложила, что ее двоюродная прабабка Лоа уже проснулась и готова встретиться с внучкой. Мэй, торопливо доела и бросилась в покои бабушки, которые располагались на другом конце особняка.

Удивительно, когда Мэй пересекала главный коридор, она обнаружила дворцовых слуг, которые перекрывали коридор ширмами.

— Что тут происходит? — спросила девочка, стремясь сохранять самый величественный вид.

Старый Чунжи, который стоял стражником у входных ворот, сколько Мэй себя помнила, покачал головой:

— Не вашего ума дела, молодая госпожа. Госпожа Юэ велела тут не ходить.

— Как это не моего ума дела?! — вспылила Мэй. — Да я… да как ты смеешь так со мной говорить?

Чунжи поклонился низко, чуть ли пол не подмел седыми усами:

— Виноват, молодая госпожа.

Другие слуги просто кланялись, молчали — а толку-то с того! Когда Мэй попыталась пройти, Чунжи снова загородил ей дорогу — и что делать? Не звать же, в самом деле, бабушку Лоа криками, не будить весь особняк?

На миг девочкой снова овладело чувство злобного бессилия — хоть плачь.

Потом Мэй стало смешно. Она бродила по ночному Шэнъяну, где хотела, она пересекла пустыню, она сидела по левую руку от Лина на советах со старейшинами великих кланов — и что же, какой-то старый солдат не даст ей пройти в доме ее семьи?

Они стояли в коридоре второго этажа Западного флигеля, а Мэй нужно было попасть в Южный, главный, где так же на втором этаже находились покои бабушки Лоа. Ранее все флигеля стояли отдельно; однако последнюю связку построили уже на памяти Мэй, и теперь одно- и двухэтажные переходы соединяли все строения. От Южного к Восточному вел как раз одноэтажный…

Мэй улыбнулась Чунжи и, шагнув влево, дернула в сторону раму тяжелого окна. Дзынкнули стекла, а вопли Чунжи и других слуг слились в один, когда Мэй, вскочив на подоконник, сиганула с него вниз.

О, расстояние она рассчитала точно и ошибки быть не могло! Прыжок был так короток, что ветер даже не выбил слез из глаз. Мэй приземлилась на еще холодную с ночи черепицу по-кошачьи, ухватившись за конек крыши обеими руками; выпрямилась, балансируя. Вот, давно уже нужно было напомнить слугам, какой у нее характер! А то отвыкли, видишь ли…

Девочка решительно побежала по коньку, щуря левый глаз от яркого солнца.

Только когда она, подпрыгнув и подтянувшись, залезла в открытое окно на втором этаже южного здания, Мэй сообразила, что нужно было сразу спросить себя — а зачем (или для кого) слуги отгораживают Южный дом?

Именно этот вопрос Мэй и задала, влетев в покои бабушки Лоа.

— Как, ты не знала? — бабушка Лоа, как всегда, совершенно не удивилась. Она просто протянула запыхавшейся Мэй чашку холодного чая и будничным тоном ответила: — А это жених твой приехал, Юдэн Ликай, со старейшими из клана Ликай. Они, наверное, вчера еще прибыли, ночевали где-то в городе: прибыли не в повозке, а в паланкинах. Паланкины не их, наемные, просто ибиса нашили…

Мэй сообразила: ну точно, на эмблеме Ликай — стилизованный ибис, как у них две змеи, как у Яо — инь и янь…

Бабушка Лоа всегда подмечала такие вещи. Всегда знала, кто и на чем добрался; догадывалась, где был; подмечала незаметное. Мэй понемногу старалась у нее учиться, но только там, где касалось алхимии или же драки. Теперь она вдруг поняла, что многого еще не знала. Словно глаза открылись.

Мэй по-новому взглянула на покои прабабушки: светлые, чистые, в одном из лучших мест особняка… И это при том, что ни для кого не секрет: и бабка Юэ, и жена Сымы давно уже спали и видели, как бы выжить старую каргу в северный флигель! Не случайно в цветочной композиции в нише, между двумя свечами — желтый нарцисс вместе с сосновыми ветками, словно вызов…[11]

— Бабушка Лоа! — усевшись на пол, Мэй низко поклонилась старушке. — Прошу вас, научите меня, как нужно обращаться с людьми, чтобы они делали так, как вы хотите! Я была дурной и невнимательной внучкой… научите!

Бабушка Лоа засмеялась мелким, рассыпчатым смехом:

— Заметила, значит, внученька… Ну и молодец, ну и хорошо, что заметила! Интригам, значит, просишь, чтобы я тебя учила? Не выйдет, дорогая моя. Сосна, что на скалистой почве выросла, во все стороны изгибается, а на песчаном берегу прямо стоит. То, что для одних уст будет лекарством, в других окажется ядом… У тебя не получится, дорогая моя Мэй, умница моя и красавица, добрая моя девочка с чистым сердцем!

— У меня получится, — Мэй по-прежнему не разгибалась и разглядывала только половицы. — Я буду очень стараться, бабушка! Если нужно измениться, я изменюсь! Все что угодно сделаю! Я не хочу быть слабой, и чтобы меня, как монету, передавали из рук в руки!

Бабушка Лоа положила руку на плечо Мэй и проговорила неожиданно чистым, почти молодым голосом:

— Я хотела, чтобы ты выросла умной. Ты такой и стала. Я хотела, чтобы ты выросла сильной; ты стала даже сильнее, чем я смела надеяться. У каждого из нас свой способ менять мир. Вода точит камни, а сель их сносит. В тебе много силы, моя дорогая, мало хитрости. Хочешь обуздать судьбу — лишний раз не подставляйся, но иди прямо. Иначе саму себя перехитришь.

— И что это значит? — Мэй подняла на прабабку взгляд. — Вот сейчас — что?

— Ты хочешь замуж?

— Не на их условиях!

— Тогда сама решай.