Дурни и сумасшедшие. Неусвоенные уроки родной истории. - Вячеслав Пьецух

Мы вообще крепко виноваты перед суммой закономерностей. Вот только малая часть тех преступлений, которые мы совершили за последние двести лет… Уходили царя-освободителя, упразднившего рабство, наладившего цивилизованную судебную систему и демократическое правление на местах. Потопили в крови два польских восстания, но ввязались в войну с Турцией ради освобождения южного славянства, которое нас потом и оставило в дураках. По простоте душевной отчаялись на гиблый социальный опыт и четыре года резали друг друга, покуда не превратилось в ругательство слово «интеллигент». Полмира держали в ежовых рукавицах, непонятно зачем и неведомо почему. Наконец, сравнительно недавно подарили компании проходимцев и уголовников несметные богатства, нажитые поколениями наших соотечественников, которые отъедались два раза в год.

Чего уж тут удивляться, что у нас по принципу «то понос, то золотуха» — то Чернобыль, то Дубровка, то наводнение, то дефолт. Чего уж тут удивляться, что мы бедные и обиженные, если немецкие баламуты нам дороже отца с матерью, если мы терпеливы, незлопамятны и так по-детски доверчивы, что нас очень легко надуть. Ну и надувают свои и чужие, левые и правые, патриоты и западники, сепаратисты и государственники, — одним словом, все надувают, кому не лень.

Единственно оттого легче на сердце, что не мы одни беспросветные грешники, а, пожалуй, весь цивилизованный мир так опростился и опошлился, до такой степени сосредоточился на материальных благах, настолько отрешился от вечных гуманистических идеалов, что Богу, собственно говоря, некого опекать. Ведь Его чада кто: нищие духом, плачущие, кроткие, жаждущие правды, нестяжатели и непротивленцы, благословляющие врагов. А где их теперь искать?

Поразительная метаморфоза: еще двести лет тому назад — по историческим меркам, позавчера — Байрон витийствовал, Гегель умствовал, Бодлер священнодействовал и люди могли часами беседовать о прекрасном, а нынче только и разговора, что о процентной ставке на капитал. Если это тенденция и надолго, если закат культуры и гегемония обывателя есть естественный итог развития человечества, то американское 11 сентября — это не эпизод.

Особенно тревожно, что и в масштабах личности наблюдается эта закономерность: ничто так просто не сходит с рук. Поэтому жить надо бережно, аккуратно, с оглядкой на чудеса. Есть Бог или нет — это вопрос особый, но вот человек такое чудо из чудес, что от него всего приходится ожидать, вплоть до бесконечного загробного бытия. Поэтому на всякий случай жить надо так, как будто точно есть душа, бессмертие, Страшный суд.

Откуда что берется

«Откуда что берется?» — Это на самом деле основной вопрос педагогической науки, или, вернее, искусства, на который покуда ответа нет. Из прасолов у нас выходят первостатейные поэты, из химиков — композиторы, из спортсменов — уголовники, из адвокатов — устроители социально-экономических катастроф. С другой стороны, замечено, что у наших выдающихся медиков дети бывают неизлечимо больны, у прекрасных педагогов вырастают банальными жуликами, у мыслителей, случается, дальше азбуки не идут. Наконец, что такое должно было сложиться на небесах, какая подоплека притаиться в генетическом коде, чтобы из крестьянского мальчика, сызмальства росшего под матерную брань и пьяные выходки соплеменников, со временем получился гениальный писатель, — речь идет о Василии Макаровиче Шукшине.

Впрочем, «откуда что берется» — это не только наша национальная тайна и наш вопрос. И Паскаль жаловался на то, что «детей в школе учат чему угодно, только не порядочности», и у великого Конфуция был единственный сын Боюй, бездельник и дурачок. Однако же у наших западных соседей по континенту дело в основном обстоит так, что сын пекаря становится пекарем, адвоката — адвокатом, сепаратиста — сепаратистом, биржевого спекулянта — в худшем случае щипачом. Такая преемственность объясняется прежде всего тем, что у многих положительных народов существует отлаженная система воспитания, отчасти общенациональная, отчасти клановая, от которой, в общем, не принято отступать. Конечно, в критических случаях у них и принцы вырастают балбесами, но в огромном большинстве случаев сумма наклонностей передается из рода в род.

Например, у японцев система воспитания зиждется на том незыблемом правиле, что первые пять лет жизни человек — царь и бог, следующие десять лет — раб, потом пять лет — подмастерье, и в результате у них всегда получается безвредное существо, которое способно трудиться по восемнадцать часов в сутки и ни за что не поедет на красный свет. В свою очередь, Запад давно одержал «победу над трудом», по определению Герцена, то есть французский официант жив тем убеждением, что он лучший в мире официант, и ему в голову не придет денно и нощно изводить себя роковым вопросом: почему я не адмирал? Это как раз понятно, потому что француз прошел четырехсотлетнюю школу капиталистического производства и души у него, конечно, нет, но зато он дисциплинирован, деловит, невороват и точно знает, что можно, чего нельзя. Из этого, в частности, вытекает, что в ближайшие четыреста лет в России по-прежнему будет проще убить, чем договориться, и не приходится рассчитывать на убедительный урожай.

Стало быть, всё дело в общенациональной системе воспитания, которая в девяти случаях из десяти безотказно работает через передаточное звено.

Оттуда все и берется, что у нас этой системы нет. И, кажется, никогда не было, если судить, в частности, по тому, что те самые мальчики, которых в 1913 году матери аккуратно водили к обедне, в 1918 году походя отстреливали наш православный клир. Тысячу двести лет существует русский народ, тысячу сто из них он исповедует христианство, а общенациональной системы воспитания как не было, так и нет. Поэтому у нас из химиков получаются композиторы, девочки оставляют в родильных домах своих младенцев, матерная брань стала языковой нормой и взятки только сумасшедшие не берут.

Вообще мы, русские, народ аморальный. Не в том смысле аморальный, что у нас кругом одни воры и подлецы, и даже напротив, бессребреников у нас больше, чем пожарных, а в том смысле, что у нас нет корпуса общенациональной морали, неколебимого и неизменного, как расстояние до Луны. Мало того, что теперь в России каждая вторая домашняя склока выливается в поножовщину, у нас среди интеллигенции не считается зазорным стащить у товарища книгу, у финансистов зажать долг — в порядке вещей, и вообще нет человека важнее дворника, которого было бы не за что посадить.

Остается надежда на многие драгоценные качества русского человека, которые неистребимы в масштабах народа, например, то же бессребреничество, вдумчивость, романтизм. Но в том-то и беда, что у нас плохо работает передаточное звено. То есть нынешние родители сами еще до такой степени дети, так они легкомысленны, неразвиты, мало потрепаны жизнью, что воспитание детей им доверять нельзя. В особенности эта филиппика касается нашего юного поколения, частично растерявшего основные нравственные ориентиры, для которого невозможно то, что всегда было возможно, и позволительно то, что всегда считалось предосудительным и табу. Пот прошибает, как подумаешь, что за внуков и правнуков они нам воспитают, какие жлобы и кровопийцы будут заказывать музыку лет через двадцать, и выживет ли вообще наша государственность и страна.

Стало быть, нужно срочно менять передаточное звено. Например, хорошо было бы в законодательном порядке возложить ответственность за воспитание подрастающего поколения на наших дедушек и бабушек, которые не успели погрязнуть в буржуазных пороках, зачерстветь в теперешнем культурном вакууме, одуреть от телевизора и кино.

Главное, дело не безнадежно, если принять в расчет, что, по определению одного из отцов церкви, «человеческая душа по своей природе христианка» и никакие общественно-хозяйственные новации не способны это качество отменить. Все-таки человечное в человеке заложено так прочно, что оно любые гадости превозможет и переживет, включая Государственную Думу и учетную ставку на капитал.

О пословицах русского народа

Русский народ по своей природе не промышленный, не торговый, он прежде всего художник и большой выдумщик насчет каши из топора. Оттого редко встретишь чистого русака среди крупных капиталистов, профессиональных революционеров, перекупщиков, идеологов стирального порошка. Ничего обидного в этом нет, поскольку давно существует разделение труда еще и по национальному признаку: кто-то преимущественно торгует, кто-то часы делает, кто-то из кожи вон лезет, примериваясь к мировому господству, кто-то созидает невещественные миры.

Мы главным образом созидаем невещественные миры. То есть русский народ постоянно находится в художественном поиске, решает метафизические задачи, чем бы он на самом деле ни занимался, будь то государственное строительство, или футбол, или битва за урожай. (Это ли, действительно, не метафизика: футбола в стране нет, но министр по футболу есть. Как в Америке: есть киноакадемия, киногород, самая значительная премия за достижения в области кинематографии, а кино-то как раз и нет.)