Жизнь и свобода. Автобиография экс-президента Армении и Карабаха - Роберт Кочарян

могла достать азербайджанская артиллерия. Видимо, в Агдаме, где находились оружейные склады, просто некуда было девать боеприпасы…

В боях возле Ханабада погиб Юра Погосян[66]. Он воевал на БМД, и его машину подбили, когда мы удерживали наступление из Агдама. Все происходило «с колес», очень быстро, наши отряды не успевали нормально окопаться и укрепиться. Наступление остановили, но Юра погиб. Я его хорошо знал. Интересный парень, маленький, заводной, веселый, он одним из первых овладел БМД, овладел блестяще и такие чудеса вытворял на этой машине, что его пример многих вдохновил осваивать ее. У нас вообще ребята оказались способными и осваивали бронетехнику очень быстро.

Драматичные события развивались и в Лачинском районе. В тяжелых боях мы остановили азербайджанцев, наступавших с двух сторон с целью закрыть коридор, у села Гочаз на севере и в 5–7 километрах от райцентра Лачин на юге. Ответственность за удержание коридора по согласованию с Вазгеном лежала на вооруженных силах Армении. Все наши войска были сосредоточены на севере и востоке НКР, где продолжались ожесточенные бои.

К августу под контролем противника оказалось уже больше половины территории НКР. Сложилась критическая ситуация: отряды истощены, боевой дух оставляет желать лучшего. Поток беженцев из Шаумяновского и Мардакертского районов оказал сильнейшее психологическое воздействие на людей, многим стало казаться, что все потеряно. Прорыв противника на любом направлении мог обернуться для Карабаха непоправимой катастрофой. Азербайджан, вдохновленный своими военными успехами, уже готовился праздновать победу. В эти дни на одном из митингов в Баку Эльчибей[67] заявил, что через месяц он будет пить чай в Степанакерте.

Глава 9

Перелом в ходе войны

Создание Государственного комитета обороны

Эти дни оказались чрезвычайно тяжелыми для карабахцев, а для меня, может, вдвойне тяжелыми. Меня все знали как одного из самых последовательных и решительных лидеров карабахского движения, как человека, стоявшего у истоков организации отрядов самообороны. Где бы я ни появлялся, с кем бы ни встречался, будь то командиры отрядов, депутаты, бойцы, просто незнакомые мне люди, везде звучал один и тот же вопрос: почему все пошло не так? Что делать? Есть ли выход? Я пытался держаться уверенно, говорил, что выход есть и мы его найдем, переломим ситуацию и прочее, хотя внутренне такой уверенности не ощущал.

В один из первых дней августа, с утра, ко мне в здание Совмина пришел депутат парламента Борис Бабаян[68] и с ним еще человек пять активистов движения (некоторые из них были депутатами Верховного Совета). Бориса я знал давно, но сдружился с ним только в последние полтора года. Уравновешенный, рассудительный, из тех людей, кто вызывает уважение своим поведением, манерой говорить и даже просто внешностью. Вопросы звучали те же: все ли потеряно? Что делать? Почему я не беру всю ответственность на себя?

Я изложил им все, о чем думал в последнее время, – изложил системно, просто и понятно, хотя к разговору не готовился. Видимо, подсознание упорядочило мысли, которыми я в той или иной форме уже месяц делился во время общения с разными людьми. Речь шла о необходимости полной концентрации власти, военной и гражданской, введении военного положения, полной мобилизации людских и материальных ресурсов, жестком и неукоснительном объединении отрядов в армию с беспрекословным единоначалием. Меня спросили: уверен ли я, что это спасет ситуацию?

– Не уверен, но шансы многократно возрастут. Все будет зависеть от того, как быстро и решительно эти меры будут реализованы.

– Почему же мы этого не делаем?

– Решение должен принять Верховный Совет, в виде закона, или хотя бы его Президиум. Иначе это будет выглядеть военным переворотом, а я не хочу быть его инициатором. Речь ведь идет о передаче всей полноты власти новому органу, другим людям. Власть обычно передают крайне неохотно.

Ребята отправились в здание Верховного Совета прямо через улицу, а я занялся своими делами. К концу дня у меня появились уже человек пятнадцать: депутаты, военные – те, с кем я был хорошо знаком. Мы перешли в другую комнату в том же здании, более просторную, где все могли поместиться для беседы. Выяснилось, что Борис провел день во встречах, предлагая реализовать мои предложения, и все были согласны. К процессу активно подключился Самвел Бабаян, всего за сутки идея стала всеобщей, и уже вечером следующего дня я обсудил ее с Олегом Есаяном – председателем Совмина НКР, руководителями силовых ведомств и, конечно, с Сержем Саргсяном. Все меня поддержали. Я же тогда настоял, что готов взять на себя ответственность лишь в том случае, если получу на законной основе все полномочия, необходимые для реализации этой ответственности. Нужно было сформулировать в виде документа, в какой форме и какие полномочия мне необходимы.

Ночью, дома, под керосиновой лампой я провел несколько часов за Большой советской энциклопедией, изучая опыт СССР начала Великой Отечественной войны. Другого доступного материала просто не нашлось. Наконец набросал список моих условий: создание Государственного комитета обороны и абсолютная концентрация всей власти у этого комитета; введение военного положения и всеобщая мобилизация. Воевать должны не только добровольцы, но все, кто подходит по возрасту и здоровью. Чтобы эффективно осуществлять режим военного положения, требовалось создать военную прокуратуру, военную комендатуру, ужесточить наказания по некоторым статьям УК и принять целый ряд других мер. Уже не помню, сколько в списке было пунктов, но я попытался на бумаге узаконить любые будущие действия, необходимые для мобилизации всех сил. Название – ГКО – позаимствовал из истории: так назывался орган, созданный Сталиным в начале Великой Отечественной войны в 1941 году. Кое-что я взял оттуда и по сути. Помню, что даже выдрал эту страницу из энциклопедии. Решение было простым: все распоряжения ГКО имеют законную силу и обязательны для выполнения на всей территории НКР. Я считал, что полномочия ГКО должны быть адекватны сложившейся ситуации, а именно угрозе существования республики.

Пару дней мы обсуждали предложенные решения, но процесс трансформации власти уже пошел. 12 августа Президиум ВС объявил военное положение и еще раз обсудил прошение Георгия Петросяна об отставке. Через день после этого в здании Совмина собрался Президиум ВС. Заседание получилось недолгим, а началось оно с отставки Олега Есаяна. Выступления в основном касались будущего Совмина: остается он или распускается? Я разъяснил, что правительство должно остаться, но уже в подчинении ГКО. Других вопросов или возражений не было. Я тогда сказал: «Для меня это очень сложный выбор, но это те условия, без которых я не вижу никакой возможности выхода из сложившейся ситуации. Если принимаете – готов взять на себя