Жизнь и свобода. Автобиография экс-президента Армении и Карабаха - Роберт Кочарян

Мы тут же приступили к освобождению Мардакертского района: перебросили туда дополнительные силы, ударное подразделение ЦОР и отдельный мотострелковый батальон, а также некоторые подразделения 3-го и 4-го оборонительных районов (эти подразделения лучше всего подходили для наступательных штурмовых операций).

Наступление началось 5 февраля и велось стремительно, мощно и дерзко. Всего за две недели мы выбили врага из большей части района, полностью взяли под контроль дорогу Мардакерт – Кельбаджар, освободили множество сел и вышли к плотине Сарсангской ГЭС. Село Вагуас Мардакертского района в тяжелейших боях несколько раз переходило из рук в руки. Когда нам удалось, наконец, его окончательно отвоевать, я сразу туда приехал. Картина была удручающая: все дома полностью разрушены, более пятидесяти бойцов из числа жителей села погибли в боях на Мардакертском направлении.

Во дворе одного из разрушенных домов увидел старика. Я подошел, поздоровался с ним, спросил, что он делает. «Пришел посмотреть, как тут мой дом. Надо его восстанавливать, нам ведь здесь жить». Узнал, что у него четверо сыновей, один погиб неделю назад, трое воюют. В двух-трех километрах от села еще шли бои. Эта сцена врезалась в мою память и держится в ней до сих пор.

Тогда я решил, что восстановление района мы начнем с этого села. Сразу после окончания войны в 1994 году я попросил помощи у армянской общины Буэнос-Айреса. Они с энтузиазмом откликнулись, и группа армян из Аргентины на свои средства полностью отстроила заново семь разрушенных и дотла сожженных сел республики. Первым восстановили село Вагуас.

Кельбаджар

Природа в этих местах поразительно красива и разнообразна: обрывистые отвесные скалы словно прорастают сквозь массив величественных, покрытых лесом гор. Ущелье то сужается, образуя тесный каньон, на дне которого ревет река, то расступается в широкую и светлую долину. А дальше живописность пейзажа вдруг исчезает, ландшафт становится строгим и напоминает пустыню, среди которой в самых неожиданных местах вздымаются желто-коричневые, будто сделанные из песка и вулканической лавы горы и каменные столбы. Ближе к Мардакерту картина полностью меняется: здесь по всему горизонту тянутся высокие пики Муровдагского хребта, почти круглый год покрытые снегом.

В войсках царило воодушевление, все предчувствовали скорое освобождение Мардакерта. Пытаясь спасти ситуацию, противник предпринял безуспешную попытку наступления из Кельбаджарского района дислоцированными там войсками.

Для нас этот высокогорный район Азербайджана представлял исключительную важность из-за своего географического расположения. Примыкая с севера к Лачинскому, он вклинивался между Карабахом и Арменией. Наши войска в Мардакертском районе оказывались в уязвимой ситуации, поскольку их могли атаковать не только с севера и востока, но и с запада, со стороны Кельбаджара. Контроль над Кельбаджарским районом позволил бы нам сосредоточить все силы на восточном и северо-восточном направлениях. На севере от соседнего района Азербайджана Кельбаджар отделял высокий горный хребет. Через Омарский перевал на высоте более 3200 метров проходила одна-единственная дорога, и, чтобы ее удержать, от нас не потребовалось бы больших сил и средств. При этом линия фронта сокращалась в разы. В общем, захват Кельбаджарского района стал для нас военной необходимостью, без которой успех на Мардакертском направлении оказался бы краткосрочным. Для проведения этой операции, одной из самых значимых в ходе войны после Шушинской, мы, как и недавно в Мардакерте, сосредоточили штурмовые подразделения из всех оборонительных районов и свою основную ударную силу – отряд ЦОР. Руководство операцией было поручено Монте Мелконяну[70].

Наступление началось 27 марта, и уже ко 2 апреля наши войска, захватив с боями несколько сел, вышли на важный перекресток, откуда по узкому ущелью дорога вела на Омарский перевал. Опасаясь оказаться в полном окружении, противник запаниковал и начал беспорядочно отступать. Вслед за военными потянулось и население. Мы приостановили продвижение наших войск, чтобы избежать жертв среди гражданских, и более суток наблюдали, как люди уходят через Муровдагский хребет в сторону Гянджи. 5 апреля наши подразделения заняли Омарский перевал и установили полный контроль над Кельбаджаром. А вскоре выяснилось, что с жителями Кельбаджара в панике ушло и все население Лачинского района.

Погибших непосредственно от боевых действий среди гражданских оказалось совсем немного, лишь позже мы узнали из азербайджанских источников, что не все осилили переход через горный хребет: ночь выдалась холодной, и были замерзшие в пути. Мы потеряли четырнадцать человек убитыми. В ближнем бою был тяжело ранен в живот командир подразделения ЦОР Самвел Карапетян, один из самых заслуженных боевых офицеров Карабаха.

Во время операции не обошлось без неприятных сюрпризов. В самый разгар наступления мне доложили, что по национальному радио второй день идет передача о недопустимости и безответственности захвата Кельбаджара и о возможных непредсказуемых последствиях для Армении. Я пришел в ярость! Во время военной операции такая передача на национальном радио? Бойцы, которые прямо сейчас выполняют там боевые задачи, должны слушать этот бред? Это пахло предательством! Я связался с Зорием Балаяном и попросил выяснить на радио, кто за этим стоит. Через пару часов он сообщил, что звонок к ним поступил из президентского аппарата; прислали человека по имени Сергей (фамилию уже не помню) из комитета по особым программам – того самого комитета, который занимался Карабахом, – с готовым аналитическим материалом. Я поручил найти этого Сергея и выяснить, кто дал ему такое задание. Его задержали прямо на работе, доставили в Карабах и допросили. Оказалось, что он действовал по указанию Ашота Манучаряна, главного советника президента Армении по национальной безопасности. Ашот, один из ярких членов комитета «Карабах» митингового периода, впоследствии оказался совершенно непригоден для государственной службы. Его зацикленность на создании непонятных теневых структур одних ведомств под крышей других разрушала зарождающиеся зачатки институциональности власти. Бурное воображение Манучаряна закручивало в сложнейшие виртуальные схемы самые простые события, с которыми он боролся одному ему ведомой логикой теневого управления мировыми процессами. Хотя происшедшее было похоже на Ашота, мне не хотелось верить, что он приложил к этому руку. Но… Прочитал объяснения Сергея, написанные им на четырех листах мелким ровным почерком. Искренность и правдивость описанного не вызывала сомнений.

Через неделю после успешного завершения операции я выехал в Ереван, чтобы решить несколько вопросов. Зашел и к Тер-Петросяну, рассказал о радиопередаче и попросил объяснения. Тер-Петросян категорически отрицал свое участие в неприятной истории, сказал, что это самодеятельность Ашота, о которой он ничего не знал. Обещал разобраться. Встречаться с Ашотом я не стал, опасаясь сорваться на грубость. Сказал пару теплых слов по телефону. Через пару недель Манучарян ушел в отставку и превратился в одного из самых яростных оппозиционеров.

* * *

Убегающий