Эндер в изгнании - Орсон Скотт Кард

«Где мне найти того, на ком я смогу жениться?» – подумал Эндер. Нигде и никогда, если сравнивать всех кандидаток с Валентиной.

«Ну хорошо, да, я знаю, что вызвал у Алессандры чувства. Мне нравится, когда она на меня так смотрит. Петра никогда на меня так не смотрела, и никто другой тоже не смотрел. Такие взгляды нравятся. Гормоны пробуждаются, и я чувствую возбуждение. Это весело. Мне пятнадцать. Я никогда не говорил ей ничего такого, что обманывало бы ее в моих намерениях, и никогда – ни разу! – не дал сигнала о физическом влечении. Ну так застрелите меня за то, что я ей нравлюсь и делаю так, чтобы нравиться и дальше. Здесь что, есть правила? Либо полностью игнорировать ее, чтобы она ощутила свою ничтожность, либо жениться на ней тут же, не сходя с места? Это что, все варианты?»

Но глубоко внутри его терзал вопрос: «А не Питер ли я? Не использую ли я других людей в своих целях? Меняет ли дело то, что я намерен добиться такого результата, который позволит ей получить шанс на счастье? Я ее не спрашиваю, я не даю ей возможность выбора. Я ею манипулирую. Я выстраиваю мир для нее, чтобы она делала определенный выбор и предпринимала определенные действия, которые заставят других людей делать то, что я хочу от них, и…»

И что? Разве есть другой вариант? Пассивно позволить событиям идти своим чередом, а потом сказать: «У-у, как все запущено»? Разве все мы не манипулируем людьми? Даже если открыто просим их сделать выбор, не пытаемся ли мы обставить его так, чтобы они выбрали то, что нужно нам?

Если бы я сказал ей, чего собираюсь добиться, она, наверное, согласилась бы со мной. Пошла бы на это добровольно.

Но достаточно ли она хорошая актриса, чтобы не дать понять матери, что кое-что вот-вот случится? Чтобы та не заставила раскрыть все карты? Алессандра по-прежнему оставалась такой маминой дочкой, что Эндер не верил, будто она способна сохранить от матери секрет – если только очень ненадолго. И если Алессандра раскроет его игру, самой Алессандре от этого ничего не будет – она окажется там же, где была, – а вот он потеряет все. Неужели у меня нет права стать частью этого уравнения, взвесить свое счастье, свое будущее? И если как губернатор я окажусь лучше адмирала Моргана, не должен и я приложить все усилия, чтобы стать губернатором и не позволить Моргану занять этот пост?

По-прежнему идет война, пусть в ней нет оружия, помимо слов и улыбок. Я должен собраться с силами, воспользоваться преимуществами территории и попытаться сойтись с более мощным противником в обстоятельствах, которые нейтрализуют его преимущества. Алессандра – личность, да, но ведь и каждый солдат личность, каждая пешка в большой игре – личность. Мною воспользовались, чтобы я победил в войне. Теперь я воспользуюсь кем-то еще. И все – «во имя общего блага».

Но под всеми этими рассуждениями о морали скрывалось кое-что еще. Эндер это чувствовал. Зуд, голод, сильное желание. То был его внутренний шимпанзе. Животное, которое почуяло в Алессандре женщину. «Избрал ли я этот план, эти инструменты потому, что они подходят лучше всего? Или я выбрал их, потому что они позволят мне быть рядом с хорошенькой девушкой, которая жаждет моей любви?»

Так что, может быть, Валентина совершенно права.

«Но если она действительно права… тогда что? Я не могу вернуть все то внимание, которое обращал на Алессандру. Мне что, внезапно стать к ней равнодушным, без всякой на то причины? Будет ли это худшей манипуляцией?

Могу ли я хоть иногда отключить мозг, стать безволосой обезьяной, положившей глаз на доступную самку?»

Нет.

– И как долго ты собираешься играть с Эндером Виггином в эту игру? – спросила Дорабелла.

– Игру? – удивилась Алессандра.

– Очевидно, он тобою увлечен, – сказала Дорабелла. – Ты всегда в центре его внимания, и я видела, как он тебе улыбается. Ты ему нравишься.

– Как сестра, – вздохнула Алессандра.

– Он застенчив.

Алессандра снова вздохнула.

– Не вздыхай так тяжко, – сказала Дорабелла.

– О, так в твоем присутствии мне даже дышать нельзя?

– Не вынуждай щипать тебя за нос и насильно кормить печеньками.

– Мам, я не могу контролировать то, что он делает.

– Но ты можешь контролировать себя.

– Эндер – не адмирал Морган.

– Да, Эндер – не он. Он мальчик. У него совсем нет опыта. Мальчик, которого можно вести, которому нужно помогать и все показывать.

– Что показывать, мам? Ты предлагаешь мне сделать что?

– Дорогая моя, сладкая фея-доча, – сказала Дорабелла, – это не для тебя и не для меня. Это исключительно для блага самого Эндера Виггина.

Алессандра закатила глаза. Она была такой юной!

– Закатывать глаза – не ответ, сладкая моя фея!

– Мам, все те, кто совершает самые ужасные поступки, всегда говорят, что это для блага других.

– Но в этом случае я вполне права. Видишь ли, мы с адмиралом Морганом сблизились. Стали очень-очень близки.

– Ты с ним спишь?

Прежде чем Дорабелла осознала, что делает, ее рука взлетела в воздух, намереваясь отвесить пощечину. Но вовремя остановилась.

– Ох, ты посмотри, – сказала она. – Моя рука решила побыть не моей, а бабкиной.

Голос Алессандры слегка дрогнул.

– Когда ты сказала, что вы с ним очень-очень близки, я подумала, не значит ли это…

– Мы с адмиралом Морганом – взрослые люди, – сказала Дорабелла. – Мы друг друга понимаем. Я – яркий лучик в его жизни, которого у него раньше никогда не было, а он для меня такая надежная опора, какой твой отец, будь благословенно его сердце, никогда не был. Мы испытываем физическое влечение, но мы взрослые, состоявшиеся люди, контролирующие либидо, и – нет, я не позволила ему.

– Тогда о чем мы говорим? – спросила Алессандра.

– Чего я, будучи в твоем возрасте, не знала, – сказала Дорабелла, – так это того, что между холодной сдержанностью и теми действиями, от которых рождаются дети, есть много промежуточных шагов и этапов. Есть много способов дать понять юноше, что его ухаживания принимаются благосклонно – до определенной черты.

– Мам, я это знаю. Я видела, как ученицы в моей школе одевались словно проститутки, выставляя все напоказ. Я видела ласки, видела, как их лапают и щиплют. Мы с тобой итальянки. Я ходила в итальянскую школу, и все мальчишки, которые там были, собирались стать итальянскими мужчинами.

– Не пытайся отвлечь меня, заставляя злиться на твои этнические предрассудки, – сказала Дорабелла. – Всего несколько недель остается до прибытия…

– Два месяца – не «несколько недель».

– Восемь – это несколько. Когда мы доберемся до Шекспира, одно будет ясно совершенно точно. Адмирал Морган не собирается вручать колонию пятнадцатилетнему мальчишке. Это безответственно. Эндер ему нравится – он всем нравится, – но все, чем они занимались в Боевой школе, – целыми днями играли в игры. Для управления колонией нужен опытный лидер. Об этом никогда не говорилось прямо, хочу заметить. Но я узнала это по намекам, по вскользь брошенным словам или… подслушанным.

– Ты подслушиваешь.

– Я была рядом, у меня есть уши. В общем, я хочу сказать: лучше всего было бы, если бы Эндер Виггин стал губернатором, но прислушивался к советам адмирала Моргана.

– Ко всем его советам.

– Это лучше, чем если Эндера поместят в стазис и отправят обратно.

– Нет! Он этого не сделает!

– Угроза этого уже прозвучала, и есть намеки на то, что такой шаг может оказаться необходимым. А теперь только представь: Эндер и прекрасная девушка-колонист влюбляются друг в друга. Они решают пожениться. Теперь он становится женихом. И так уж вышло, что его будущая теща…

– Которая, так уж вышло, является душевнобольной женщиной, считающей себя феей и матерью феи…

– …теща замужем или вот-вот выйдет замуж за адмирала, который со всей определенностью собирается стать фактическим губернатором. Если только Эндер не доставит хлопот – а если доставит, в этом случае адмирал получит трон, так сказать, на законных основаниях. Но Эндер не причинит никаких хлопот, потому что ему это и не нужно. Его прекрасная юная супруга станет блюсти его интересы, обсуждая вопросы со своей матерью, которая в свою очередь будет обсуждать их со своим мужем, – и все будет работать гладко, в общих интересах.

– Иными словами, я выйду за него замуж, чтобы шпионить.

– Из нас получится пара любящих и любимых посредников, которые позаботятся, чтобы между адмиралами на этом корабле никогда не разгорелся конфликт.

– Подавляя Эндера и заставляя его плясать под дудку Квинси.

– Пока не повзрослеет и не наберется достаточного опыта, – уточнила Дорабелла.

– Чего не случится вообще никогда, по крайней мере с точки зрения Квинси, – подхватила Алессандра. – Мам, я не глупа, и в этом деле ты глупцов не найдешь. Ты ставишь на то, что адмирал Морган получит власть и ты, выйдя за него, окажешься женою губернатора. Но поскольку ты не можешь быть полностью уверена в том, что Эндер Виггин не в состоянии одержать верх, ты хочешь, чтобы я вышла за него. При этом не имеет значения, кто победит в этом маленьком столкновении, мы сможем на этом подзаработать. Я права?