Грешница - Сергей Шхиян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пошарь в сене у меня в ногах. Иван мне его на всякий случай оставил. Мне он без надобности, а тебе сгодится. Да не вздумай жалеть барина, а то сама пропадешь. Если по умному поступишь, будет тебе от этой ночи большая польза.
— А как это, Илья Ефимович, по-умному поступить? — спросила я. — Застрелить Трегубова?
— Ну, зачем тебе его убивать, брать грех на душу. Он сам без твоей помощи скоро преставится. Пусть он тебя похитит, дай ему немного над собой покуражиться, а после потребуй за оскорбление плату. Пусть он на тебя все свое состояние переведет.
— Как это? — растеряно спросила я. — Мне что с ним…? Вы с ума сошли! Да не за что на свете!
— А вот что и как делать, я тебе, Алевтина, не скажу, это тебе самой решать, до куда его допустить. Но, запомни, дарственная на твое имя должна быть написана на гербовой бумаге. А остальное как знаешь, не мое дело в такие игры играть. Я тебе сказал, что знаю, а как распорядишься, тебе самой решать.
От такого предложения у меня голова пошла кругом, и я без сил, присела на край лавки. Костюков кашлянул, закрылся с головой тулупом и, сдерживая зевок, сказал:
— Пистолет не забудь, и больше меня этой ночью не тревожь, мне выспаться надо. А мужу о том ничего, что с тобой случится, не говори. Мужья таких шуток не понимают. Сначала Трегубова убьет, а потом на тебя сердце затаит. Тем более что ты сама с барином кокетничала.
Договорив, Костюков замолчал и начал похрапывать. Удивительно, но его насмешливое отношение к моему несчастью, успокоило лучше, чем сочувствие и долгие уговоры. Оставаться здесь было незачем, я встала, пошарила там, где он указал, в сенной подстилке. Там действительно нашелся маленький пистолет. Что с ними делать и как распорядиться советом и оружием я пока не придумала, но у меня появилась уверенность в себе и назад к дому я шла, уже не таясь.
Постепенно в голове начинал составляться план действий. Сначала он мне показался глупым и опасным, но чем дольше я над ним думала, тем веселее мне становилось. Кажется, состояние, что было у меня в ту пору, называется озарением. Через парадный вход в дом я идти не могла, в коридоре меня караулили слуги, потому пошла вокруг, к своему открытому окну. В усадьбе было тихо, дворня, намаявшись за долгий летний день, уже спала, только кое-где в господских покоях еще горели свечи. Торопиться мне было некуда. Я постояла под окнами Трегубова и послушала, о чем он думает.
Мое похищение Василий Иванович наметил на полночь, когда все будут спать. Преследования властей он не боялся, опасался только мести Алеши, но рассчитывал все сделать тихо и избежать неприятных последствий. Еще он ярко и образно представлял, что и как будет со мной делать, и меня передернуло от отвращения. Теперь я уже удивлялась сама себе, что еще недавно могла находить в Трегубове интересного.
Между тем, на дворе окончательно стемнело, и пора было вернуться к себе. Только теперь я оказалась в трудном положении, открытое окно расположено слишком высоко от земли. Одно дело было спрыгнуть вниз, совсем другое зацепиться за подоконник и вскарабкаться наверх. Мешало длинное, пышное платье, к тому же я боялась его порвать или испачкать. Такой жертвы не стоила даже великая цель, наказание коварного сластолюбца.
Время шло, а я все продолжала бесполезные попытки влезть в окно. Оборки и кружева цеплялись за неровности бревенчатой стены, и все у меня получалось так неловко, что каждый раз в последний момент, я срывалась вниз. Наконец, бесполезные попытки надоели, и я отправилась искать лестницу. На мою беду, хозяйство в Завидово велось образцово и просто так лестницы во дворе не валялись. Не найдя ничего подходящего, я опять вернулась к своему окну. Время шло к полуночи, и нужно было торопиться. Мой план требовал времени на подготовку, а я не могла даже просто попасть к себе.
Стараясь не спешить, я начала медленно подниматься, цепляясь пальцами за неровности стены. Когда до заветного подоконника осталось меньше вершка, и я уже почти достала его рукой, подол платья опять застрял, я попыталась его освободить и в очередной раз сорвалась. От такого невезения я чуть не разревелась.
На следующую попытку у меня уже не доставало сил и терпения. И, вдруг, решение пришло само собой. Чтобы без помех влезть в окно, мне нужно было, всего лишь, снять с себя одежду.
Я разделась, связала одежду и обувь в узел, засунула в него пистолет и забросила в окно. Больше мне ничего не мешало, и лезть по стене оказалось совсем не трудно. К тому же взошла луна, стали видны все щели и выбоины в бревнах стены, и я легко, как кошка вскарабкалась на подоконник.
После улицы, в комнате казалось темно, я подождала, пока глаза привыкнут к мраку, и спрыгнула на пол. Моего отсутствия никто не заметил. Охранники сторожили меня в конце коридора и ничего не слышали. Они скучали в пустом коридоре, хотели спать и лениво переговаривались между собой. Амурные дела барина их не занимали, как и моя судьба. Разговор касался общих воспоминаний о выпитых недавно напитках.
Первым делом я от лампадки зажгла свечу. При свете рассмотрела пистолет и проверила, как меня учил Иван, заряд и запальный порох на полке. Пистолет был крошечный, много меньше тех, из которых мы с ним недавно стреляли, но все у него оказалось точно таким же, как и у больших. Я взвела курок и осмотрела кремни. На мой взгляд, он был в полном порядке. Теперь нужно было начинать исполнять свой план. Он был совсем прост. Я прямо на голое тело надела обычный ременный пояс от Алешиных панталон, затянула его на талии и засунула под него оружие: пистолет и нож для резки бумаги. И тотчас стала похожа на голого разбойника. После этого мне осталось, надеть на себя ночную рубашку и лечь в постель. Теперь можно было ждать, когда меня похитят.
Где-то в доме часы пробили полночь. Я посчитала удары, задула свечу и легла. Входная дверь был изнутри заперта на крюк, но между ней и косяком оставалась узкая щель, в которую можно было легко просунуть тонкое лезвие. Похитители уже начали возиться и возились с нехитрым запором. Что происходит в передней комнате, я видеть не могла, но слышала, о чем они шепчутся.
— Пусти, бестолковый, ничего сам сделать не можешь! — нетерпеливо корил один из злоумышленников второго, отталкивая его от двери. — Крючок наверху, а ты нож вниз суешь!
— Не учи, без тебя знаю, — сердился взломщик, — Щель слишком узка, нож никак внутрь не лезет.
— А ты сильней надави, она и разойдется! — торопил советчик.
— Отстань, смола! Если ты такой умный, возьми, сам попробуй!
После этого предложения советчики поменялись местами, теперь торопил и мешал советами первый, а второй на него огрызался. Я ждала, когда они наконец справятся с крючком, и прислушалась к своим ощущениям. Никакого страха перед встречей со смертельной опасностью у меня не было, только нетерпение, когда, наконец, все начнется. Мне было впору самой встать и включиться в игру. Однако вскоре все благополучно завершилось, в ночной тишине отчетливо звякнул крючок, и заскрипела дверь. Как я ни храбрилась, на мгновение у меня замерло сердце.
— Там она, — прошептал первый похититель, и послышались их осторожные шаги.
Я лежала поверх не разобранной постели и ждала. Неслышно отворилась дверь. Два темных человека приблизились и наклонились надо мной. Мне был любопытно, как они собираются меня украсть. С испуга я, вполне, могла закричать и переполошить весь дом. Однако оказалось, что все действие давно отработано. Один положил мне на лицо подушку, а другой крепко схватил за руки. От неожиданности я вскрикнула, и инстинктивно, попыталась вырваться, но не смогла. Они меня уже прижали к кровати.
— Тихо, барыня, лучше не кричи, а то не ровен час, порешу, — шепотом, пообещал тот, что прижимал к моему лицу подушку. — Будешь послушной, ничего тебе плохого не сделаем.
— Что вам нужно? — изворачиваясь, спросила я.
— Нам ничего, — засмеялся тот, что держал за руки, — это барин тебя в гости зовет. Ну, что будешь слушаться или бунтовать?
— Буду, — пообещала я, — только не делайте мне больно!
— Это уж как получится, ты, главное, покорись, тогда живой, здоровой останешься! — посоветовал он. — А на нас сердце не держи, мы люди подневольные, что приказали, то и делаем.
Я перестала сопротивляться и хватка тотчас ослабла.
— Ну, вот и умница, — похвалил меня тот, что держал подушку и осторожно, чтобы, если я все-таки закричу, успеть прижать снова, приподнял ее с моего лица. — Барин у нас хороший, ничего тебе плохого не сделает. Ты у него не первая и не последняя. Пошалит чуток и отпустит.
— Я что, я и сама согласная, — сказала я, — не пойму, зачем ему было вас присылать.
— Господское дело темное, — вмешался в разговор второй, отпуская мои руки. — Простому человеку нипочем не понять, что у вас на уме. Сам наш барин из себя видный, холостой, что ему кроме мужних жен других баб мало? Ты уж прости нас, если что не так. Не своей мы волей…