Грешница - Сергей Шхиян

Сторож икнул, случайно увидел в своей руке все тот же стакан, и опять отвлекся от основного рассказа. Я уже поняла, кого он спьяна принял за ведьму, и потеряла к рассказу интерес.

— А мы вчера в облаве десяток лис затравили, — чтобы привлечь к себе внимание, сказал еще один мелкопоместный слушатель. — Говорят, бабы-ведьмы в лис оборачиваются…

Пантелей опять сбился и замолчал, а на выскочку все, включая слуг, посмотрели с осуждением. Выскочка был беден, всегда искал случая пожить на дармовщинку в гостях у соседей и у всех путался под ногами.

Слушать о давешних подвигах охотников на оборотней я не хотела, и вернулась к себе, отдохнуть после ночных тревог. Однако лечь отдохнуть я не успела, почувствовала, что Алеша уже где-то совсем близко.

Костюков не ошибся, Алеша вернулся живым и здоровым. Оказалось, что он не спал всю ночь, был измучен и голоден. Я сразу послала за едой. Но он, не дождавшись, когда принесут завтрак, лег и сразу же уснул. Воспользовавшись моментом, я пошла на конюшню к Костюкову узнать как там дела.

Предсказатель спал на спине, голова была откинута назад, и оттого черты лица сильно заострились. Он опять выглядел умирающим. Однако в его болезни я больше не верила. Илья Ефимович, когда хотел, сразу становился здоровым, а прикидывался хворым, для того, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание. У него в закутке все было как ранним утром, и тряпица, под которой были спрятаны документы, лежала на прежнем месте. Я убедилась, что наша тайна не раскрыта и собралась тихо уйти, но он открыл глаза и хитро мне подмигнул.

— Слышала, Алевтина, у нас теперь по ночам голая ведьма летает?

— Да, пьяный сторож всем об этом рассказывает, только, мне кажется, он врет. Откуда здесь ведьме взяться, — ответила я, не горя желанием обсуждать такую странную тему.

— Ну что за напасть, не имение, а сплошные чудеса, — усмехнулся Костюков. — А с нашим делом что надумала, уедете вы сегодня?

— Нет, пусть все остается, как есть. Что будет, то и будет. Не мое дело вмешиваться в предначертанное Господом.

— А с дарственной как поступишь?

— Не знаю, как мужу рассказать. Представляете, что будет, если он узнает всю правду. Уж лучше остаться нищей.

Илья Ефимович насмешливо на меня посмотрел и спросил:

— Это как же так? Трегубов пусть остается здешним помещиком, а ты пойдешь своей дорогой? Зачем тогда было городьбу городить?

— Так что же мне делать? Мне муж дороже, чем все богатства. Подумать страшно, что с ним станет, если он узнает обо всех моих проделках. От одного рассказа о голой ведьме с большими… глазами, оторопь берет.

— А зачем ему обо всем говорить? Ему пока не до здешних дел, он с прежним управляющим воюет. Трегубов ему жаловаться не побежит. Старичок Кузьма Платонович теперь на твоей стороне. Так что глупо от своей удачи отказываться.

— И что мне делать? Выгонять из имения Трегубова и самой становиться помещицей? — испугалась я. — У меня еще никогда не было поместий. Да и как всем этим управлять, я ведь простая девушка и ничего не умею.

— Боюсь, что самой заниматься хозяйством у тебя и, правда, не получится, тебя ждут другие дела, — усмехнулся Илья Ефимович. — Но ты можешь нанять стряпчего, пусть он введет тебя в права собственности и управляющего, следить и распоряжаться хозяйством.

— Где же я их найму! Я здесь никого не знаю, у меня и знакомых таких нет!

— Можешь все поручить мне. Я давно собирался осесть на месте и спокойно жить. Глядишь, женюсь, заведу детишек, растолстею…

— А вы правду говорите? — обрадовалась я тому, что можно будет не думать о свалившейся на меня обузе. — Тогда у меня и невеста на примете есть. Марья Ивановна. Хорошая девушка, сирота.

— Ну, вот и договорились, — сказал Костюков. — И о невесте подумаю. Ты можешь под благовидным предлогом ее сюда прислать познакомиться?

— Могу, только, вам бы, — я замялась, не зная как ему объяснить, что для жениха у него не совсем подходящий вид, — не мешало приодеться и вообще, а то…

— Понял, это ничего, что я в посконной рубахе, даст Бог, потом в нарядное оденусь. Красавцев здесь и без меня хватает, тот же Трегубов. В любви и семейной жизни это не самое главное. Главное у человека душа быть должна, доброта и понимание.

— Не скажите, — покачала я головой. — Пока красивую душу в корявом теле сумеешь рассмотреть, можно испугаться и ничего не увидеть. Лучше чтобы все соответствовало.

— Ты думаешь? — весело спросил Костюков и посмотрел на меня с нескрываемым удивлением. — Что-то я не пойму вас, Алевтина Сергеевна, — впервые обратился он ко мне по имени отчеству, — вы, кажется, еще недавно были дворовой девушкой? Откуда вы все так хорошо понимаете?

— Была, но я быстро учусь. Неделю назад я еще читать и писать не умела, да, вот научилась, теперь писателя Карамзина читаю…

На этом наш разговор кончился. В закуток вошел Иван, поздоровался, удивился что застал меня здесь, и, о чем-то догадавшись, подмигнул:

— Понятно, гадать пришла! Иди к своему, он уже все глаза выплакал тебя дожидаясь.

Я сделала вид что смутилась и, подхватив юбки, убежала. Не знаю почему, но о наших тайных отношениях с Костюковым, я никому говорить не хотела.

В доме все оставалось по-прежнему, все протекало так, будто ничего не произошло.

Ближе к обеду начался съезд гостей. В провинции так редко что-то случается, что любое пустяшное событие превращается в легенду, а тут произошло столько всего кряду, тройное убийство, оборотень, да еще сторожу привиделась голая ведьма. Весть об этом событии быстро распространилась по окрестностям, и вызвала новый приток гостей.

Алеша был весь погружен в свои дела, и мы с ним почти не общались. Мне пришлось находить себе другие развлечения. И оказалось, что барская жизнь может быть не только скучной, но и интересной. Теперь, когда я знала, кто здесь хозяйка, сразу же перестала себя чувствовать замарашкой, которую по ошибке впустили в господский дом и общение с людьми стало легким и приятным. Правда, этому немного мешал мой дар. Одновременно слушать то, что тебе говорят в глаза и о тебе думают, не очень приятно. Но оказалось, что искренних людей тоже немало, и я старалась больше общаться с ним, избегая двуличных.

Впрочем, скоро оказалось, что большинство интересуется и замечает только себя. Мужчины упиваются собственными мыслями и голосами, женщины впечатлением, которое они производят на окружающих. Остальных людей они видят, но только как слушателей и зрителей собственных совершенств.

Ко мне местные уже немного привыкли. Хороший французский позволил на равных участвовать в разговорах, а скромное, не новое платье у большинства дам, вызывало добродушное сочувствие. Как вскоре оказалось, добросердечных людей здесь собралось много больше, чем злых и с ними вполне можно ладить.

К обеду я нарядилась в платье из подаренных мне княгиней Присыпко, то самое, черное с глубоким декольте. После чего с удовольствием, ловила на себе завистливые взгляды бедных дворянок. Очень добрая женщина, пожилая помещица по имени Прасковья Акимовна, мать троих дочерей, приехавшая в гости к соседу с целым штатом слуг, сжалилась надо мной и одолжила своего крепостного парикмахера. Тот из моей косы сделал настоящую прическу, первую в моей жизни. Теперь я чувствовала себя настоящей женщиной. Единственно, чего мне не хватало, чтобы быть счастливой, это хороших башмаков. Мои новые сапожки были всем хороши, но совсем не подходили к парадному платью. Ну, и скромного гранатового колье на открытую грудь, подходящего к красной, кружевной отделке платья.

Я так преобразилась, что Алеша два раза прошел мимо меня и не узнал! Когда мы столкнулись третий раз, и я преградила ему дорогу, он остановился как вкопанный и открыл от удивления рот. Жаль только, что первой его мыслью было не бескорыстное восхищение, а желание тотчас отвести меня в нашу спальню. Жаль все-таки, что мужчины такие примитивные. Конечно, я не поддалась! Не хватало еще, после стольких трудов с прической, оказаться растрепанной!

Когда гости собрались, нас с мужем почти насильно усадили возле Трегубова. Алеша решил, что помещик, таким образом, выказывает ему благодарность и уважение, но я-то знала, Василий Иванович всеми силами хочет задобрить меня, чтобы как-нибудь образом вернуть документы. Теперь он совсем перестал смотреть на меня масляными глазами и больше не представлял, что у меня спрятано под платьем.

Да в этом и не было большой нужды. Голых мужиков и баб здесь хватало и без меня. Дворовые «актеры» начали изображать для гостей живые картины. На высокую площадку выходили напудренные парни и девушки и застывали в разных позах. Не будь я недавно почти в таком же, как они, подневольном положении, мне такое безобразие, может быть, и понравилось. Но я смотрела на все это совсем другими, чем остальные гости глазами. Я слышала мысли и знала, что многие «актеры» стыдятся стоять в таком похабном виде перед смеющейся публикой и мечтают только о том, чтобы их поскорее отпустили.