Привет, заморыши! - Лев Кузьминский

дверь открывается, из ВГИКа неторопливо выходят группы студентов – смеясь и болтая, они идут в сторону метро.

Последней на улицу выходит Людмила Ивановна, Данина преподавательница. Режиссер Руслан Велехов, внук Людмилы Ивановны, держит перед ней железную дверь, дожидается, пока она пройдет, берет ее под руку.

Людмила Ивановна опирается на трость и умиротворенно улыбается.

После дождя воздух свеж, на траве и листьях блестят капли.

– Здравствуйте, Людмила Ивановна! – говорит Даня.

Людмила Ивановна вздрагивает и смотрит на него с недоумением. Руслан стоит рядом.

Даня снимает со спины рюкзак, начинает в нем рыться.

– Что такое? – спрашивает Людмила Ивановна.

Даня вынимает зеленую папку.

– Я хотел спросить про конкурс на сценарный факультет…

– Но экзамены давно закончились, – говорит Руслан.

Людмила Ивановна щурится:

– Вы ведь сын Толи Бережнёва. Даня, да?

– Да, конечно, я у вас учился.

– Хорошо, что я вас встретила! – восклицает Людмила Ивановна. Она приходит в волнение. – Даня, объясните, что происходит? Мне на почту пришло множество писем со странными картинками, непонятными текстами на разных языках, там еще какие-то мешочки, в мешочках детские поделки… И в каждом письме угрозы, что эта атака продолжится, пока я не зачислю вас во ВГИК!

Руслан фыркает.

– Это, видимо, моя девушка, – сконфуженно говорит Даня. – Простите, я ничего про это не знал. Она очень творческая и любит такой… перформанс.

– Это же шантаж! – карикатурно мрачным голосом говорит Руслан и поднимает вверх указательный палец.

– Простите, – повторяет Даня. – Но на самом деле я не очень понимаю, почему я не прошел. Я ведь не первый раз пробую, учился на ваших курсах… Мои тексты многим нравятся. Что не так? Может, мой сценарий где-то затерялся и его вообще не прочли?

– У нас ничего не теряется, – сухо отвечает Людмила Ивановна. – Я прекрасно помню ваш сценарий. Он не прошел по объективным причинам.

– Но я ведь учел все, что вы мне говорили! – отчаянно восклицает Даня.

– Тем не менее. Поступки не мотивированы, логика отсутствует, единый сюжет не прослеживается, героев много, прописаны они плохо, все невнятно, обрывисто, диалоги ни о чем… Каша какая-то. Будто вам кажется, что чем больше нелепиц – тем лучше.

Руслан слушает с интересом.

– Ну вообще, отечественному кино не хватает экстравагантности, – замечает он. – Все слишком банально.

Людмила Ивановна недовольно морщится.

– А главное, – продолжает она, – непонятно, зачем это все, что автор хотел нам сказать. Вы сами-то знаете, что хотели сказать? Или это был просто поток… сознания?

– Ну… – Даня теряется. – Наверное, я просто хотел рассказать историю.

– Историю о чем?

– О жизни.

– Да где вы видели такую жизнь, Даня? Ваши фантазии про инопланетян были и то правдоподобнее. Их хотя бы никто не видел – мало ли, какие они. Но тут-то вы пишете о том, чего не знаете.

– Конечно, правду нужно писать, – соглашается Руслан. – Читаешь газету – так этот бред и есть наша жизнь. Вот почему в фильме «Болван» на героя падает пятиэтажка, а потом его добивают футбольные фанаты? Потому что это было. Об этом писали в газетах. Так мы и живем.

Людмила Ивановна вздыхает.

– У нас в России, дорогой Даня, сложилась традиция глубокого кино, – Людмила Ивановна указывает тростью на бронзовых Тарковского, Шпаликова и Шукшина. – Кино, не побоюсь этого слова, философского. Это и есть наш ответ Западу с его джеймсами бондами и хэппи-эндами. А какой смысл в этой фантастической ахинее, которую вы нам преподносите?

– Людмила Ивановна, но там нет ничего фантастического, – растерянно говорит Даня. – Я писал правду. Я просто описывал свою семью. И то, что происходит у нас дома.

– То есть все это как бы было на самом деле?

– Ну… да.

– Все эти… сиротки из фильма ужасов орут в вашей крошечной квартирке?!

– Она не такая уж крошечная, – отвечает Даня. – Вообще-то там четыре комнаты. Правда, теперь скорее три, да.

– А что случилось с четвертой?

– Она сгорела.

– Царица мать небесная. Все живы? – с тревогой спрашивает Людмила Ивановна.

– Вроде да.

– Оксана, что ли, сожгла?

– Нет. Видимо, Рома.

– Рома? Так он же вроде такой робкий был.

– Ну тем не менее, поджег и уехал.

– Куда уехал?

– Да куда-то с Шурой. Но там все тоже непросто, он в больницу попал, она пропала.

– Какой кошмар! – озабоченно говорит Людмила Ивановна. – А что же ваши родители?

– Да не знаю. Переживают, наверное, – отвечает Даня. – Людмила Ивановна, я как раз хотел сказать: благодаря вам я понял, что не нужно придумывать ужасы. Жизнь и так ужасна. Может, вы еще подумаете про мой сценарий?!

Руслан фыркает. Людмила Ивановна качает головой.

– Приходите на следующий год, Даня, – говорит она. – И передайте вашей девушке, что, если она не прекратит, я обращусь в полицию. Пойдем, Руслан. Удачи вам, Даня. Поклон вашему папе.

Людмила Ивановна, опираясь на трость и на Руслана, устремляется прочь.

Даня протягивает ей зеленую папку.

– Тут продолжение, – говорит он.

Людмила Ивановна оборачивается к нему.

– И сколько еще серий вы планируете добавить?

– Как получится.

Людмила Ивановна снова качает головой, пристально смотрит на Даню. Руслан берет папку.

– До свидания, Даня, – говорит Людмила Ивановна.

– До свидания!

Сцена 39

Людмила Ивановна сидит на диване и внимательно читает Данин сценарий. Дочитывает до последней страницы. Задумчиво качает головой.

Подходит к столу, садится, включает компьютер. На нем открыт сайт ВГИКа. Она вздыхает.

Закрывает сайт ВГИКа. Листает страницы сценария, находит строчку «Две сотрудницы опеки сидят на стульях в детской».

В поисковике пишет: «опека, москва, приемные дети». Открывает сайт Департамента социальной защиты, находит мэйл для связи.

Медленно, переводя взгляд с клавиатуры на монитор и обратно, пишет:

«Уважаемые органы опеки!

Я педагог, много лет преподаю сценарное мастерство в Государственном институте кинематографии. Мои ученики часто пишут сценарии о своей жизни. Обычно ничего особенного в их жизни не происходит.

Но, судя по рассказам моего ученика Даниила Бережнёва, ситуация в семье его матери Екатерины Фрайман крайне неблагополучна. Старшие приемные дети психически нестабильны, агрессивны, асоциальны. Они представляют угрозу для младших детей в семье. Взрослые совершенно не держат их под контролем.

Даниил подробно описывает то, что он видит. Простите, но это сюжеты для фильма ужасов.

Возможно, Даниил преувеличивает или даже придумывает, всё же мы занимаемся творчеством, но хотелось бы, чтобы вы обратили на семью Екатерины Фрайман особое внимание и разобрались в том, что у них происходит.

С уважением, кинодраматург, профессор ВГИКа, заслуженный деятель искусств РСФСР, Людмила Велехова».

Сцена 40

Кухня квартиры Фрайманов.

Яна стоит у дверного проема рядом с холодильником. Мама проводит карандашом над ее макушкой и подписывает: «Яна. 30.07.2019».

Измеряет сантиметром.

– Уже сто двадцать три, – говорит мама.

На этом же проеме отметки о росте Леши, Оксаны, Леи, Ромы, Шуры и Дани в разное время.

Леша стоит рядом и смотрит.

– Я все равно выше! Да, мам? Мам, а почему я такой высокий?

Звонок в дверь.

Леша бежит открывать.

Сцена 41

Все те же сотрудницы опеки – одна постарше, поплотнее, с короткими волосами, другая молодая и кудрявая – сокрушенно осматривают Леину комнату. Грязь убрана, сгоревшая мебель выброшена, но комната выглядит захламленно и неуютно, вещи громоздятся горами.

– А где сама Лея? – спрашивает сотрудница постарше.

– Гуляет, – отвечает мама.

– И где она теперь будет жить?

– Она с Марком во Францию поедет. Развеется, может, поучится. Заодно ее комнату отремонтируем.

– Франция, значит, – говорит сотрудница, оглядывая горы хлама.

Переходят в Шурину часть комнаты. Там все более обычно, даже образцово – стол пуст и чист, пол вымыт, кровать заправлена.

– А что с Александрой, неизвестно? – спрашивает сотрудница постарше.

– Ну не то что совсем неизвестно. Она уехала путешествовать со своим молодым