Центр мира - Михаил Кречмар

– Так вот, этот Камень послужил катализатором возникновения жизни вообще. Эдакий он чудесный, – Шинкарёва перешла от раздражения к простой иронии. – Не знаю почему, но мне кажется, что ваш Никонов считал, что этот Камень находится где-то в горах Тянь-Шаня.

– А сколько раз он приходил сюда, этот Никонов?

– Увы, довольно часто. Я ж, к сожалению, довольно безотказный человек, знаете ли, – сказала она и бросила на Шемякина игривый взгляд. – Он просил списки источников, цитаты из разных версий «Искандер-намэ», ксероксы древних карт.

– Даже карт?

– Да, есть одна старая карта, нарисованная иудейскими картографами на Мальте, – так называемая Каталанская карта. Глупости полные. Если уж все возможные интерпретации текстов получены, то уж будьте уверены – из карт выжали абсолютно всё.

– Так откуда у него была уверенность насчёт Тянь-Шаня?

– Откуда я знаю, – сказала она, вновь раздражаясь. – Вообще, несколько легенд повествуют о том, что именно в Восточном Тянь-Шане находится мифический Центр Мира, такой, каким он был в представлении обитателей мира античного. Но вообще у этих людей – имею в виду эзотериков – могут быть абсолютно любые фантазии! Эта уверенность могла возникнуть у Никонова откуда угодно, например, в результате созерцания собственного пупа, от смотрения на обод лампы или при взгляде на пробку от пивной бутылки…

Когда Шемякин уходил, Шинкарёва продолжала сидеть, мусоля нераскуренную сигарету.

Штаб-квартира Службы, Ясенево, Москва

Полковник Шергин, несмотря на то что принадлежал к предвоенному поколению, был тем не менее, в свои семьдесят с лишним лет, чрезвычайно восприимчивым ко всему новому человеком. В частности, он с удовольствием пользовался морфемами современного «новояза», хотя таких «новоязов» ему пришлось пережить на своём веку четыре: сперва русский язык необычайно обогатила Великая Отечественная война, затем хрущёвская оттепель, потом брежневский застой, и, наконец, – Смутное время конца восьмидесятых – начала девяностых.

Поэтому он очень любил употреблять по отношению к любому совещанию (без участия высших должностных лиц государства, естественно) вошедшее в моду в девяностые годы слово «сходняк».

Недавние события в Синьцзяне вызвали во всех Службах Российской Федерации, равно как и в МИДе и в торговых ведомствах, череду таких «сходняков». Череда казалась нескончаемой.

«Нет, мы всё-таки остаёмся Великой Державой», – с нескрываемым весельем подумал Шергин, проходя на одно из таких совещаний, обладающее достаточным кворумом, чтобы принять решение не по проблеме в целом, а по одному о-о-о-чень маленькому, но необходимому лично Шергину пункту. Собственно для того же он притащил туда и Спадолина.

– Вы там, главное, внимательно никого не слушайте. Нечего глупостям так рано учиться. Подавайте мне бумаги из папки.

– В каком порядке?

– Какая разница, в каком? – искренне удивился Шергин. – Я в них там, по-вашему, заглядывать буду? Не в каком порядке, а с какой частотой – одну страничку за пятнадцать минут. Мне по должности не положено чаще бумагами шуршать. Ваша задача совсем другая: когда я вас под столом немного ногой подвину, встать и посмотреть на всех с предельно тупым и сосредоточенным видом. Ох, обделил вас Господь внешностью, трудно идиотом казаться… А ведь придётся…

– Сколько себя помню, – помолчав, продолжил Шергин, – неотъемлемым признаком величия Державы является бессилие её бюрократического аппарата. Вот когда Держава обретает величие – почувствуйте разницу! – когда человек в кафтане, треуголке, мундире, френче просто посылает ординарца с приказом и полномочиями расстреливать на месте. Совещания, правда, тоже присутствуют, но в строго дозированном количестве. А если страна или структура уже своего величия достигла, тогда – о-о-о – вот тогда «сходняки» становятся целью процесса, а не самим процессом. Ну да ладно, сейчас надо-то ерунду – подать вовремя нужную бумазею. А они сами подготовят себя к её подписанию – совершенно одурев от шестичасового сидения.

Здесь Шергин в кои-то веки оказался неправ. Упомянутый «сходняк» оказался не шести – а восьмичасовой выдержки. Но тем не менее после того, как генералы, дипломаты, чиновники и просто письмоводители высказались по второму (а лица, относящиеся к VIP-категории, – и по четвёртому) разу, Шергин наконец заговорил.

– На совещание также приглашены непосредственные исполнители операции, – твёрдо произнёс он, будучи уверен, что всё происходящее записывается для протокола. – Я бы хотел, чтобы они понимали следующие вещи. Первое. Синьцзян-Уйгурский автономный район является неотъемлемой частью Китайской Народной Республики. Второе. Отделение Синьцзян-Уйгурского автономного района от КНР и даже реальная угроза такого отделения создают непосредственную угрозу территориальной целостности Российской Федерации. Третье. Руководители Синьцзян-Уйгурского автономного района могут не отдавать себе отчёта в серьёзности обстановки, будучи введены в заблуждение краткосрочными действиями сепаратистов. Исходя из всего вышесказанного, я предлагаю доверить руководителю операции на месте принимать решения, связанные с соблюдением долгосрочных интересов Российской Федерации при активизации сепаратистских сил в Синьцзян-Уйгурском автономном районе.

В этот момент Спадолин поднялся, хмуро глядя на присутствующих исподлобья, надул щёки и прикрыл глаза, наличие в которых интеллекта признавалось, по мнению Шергина, за важнейший минус при назначении исполнителей.

– По сути, я в третий или в четвёртый раз в жизни вынудил наше руководство отдать право принятия стратегического решения на места, оперативному офицеру, – не преминул позднее указать Спадолину Шергин. – Первый раз это привело к отказу страны – участника НАТО от поддержки США во время Карибского кризиса. Второй раз подобное решение блокировало крупнейший внешнеполитический скандал, по сравнению с которым разоблачение Кембриджской пятёрки выглядело не более чем потасовкой в песочнице. Третий раз это не закончилось ничем. Максим, голубчик, постарайтесь, чтобы на этот раз ваша самостоятельность не вышла нам боком – это «бок» может стоить нам вполне реального, а не гипотетического распада страны.

– Хорошо, Марк Соломонович. Самое то в конце тяжёлого дня двинуть в ночной клуб – чуть-чуть развеяться. А то ведь загнусь под грузом такой ответственности…

Шергин озадаченно поглядел на Макса, чуть клонив голову набок, так что ещё больше стал похож на тощего, уцепившегося за жёрдочку седого дятла.

– Вы это… Вас что это по вертепам-то потянуло?

Спадолин едва не рассмеялся. Несмотря на то что Шергин повидал всё, что только возможно человеку, соприкасающемуся с самыми низменными сторонами жизни, он до сих пор считал, что если человек направляется в ресторан, то он всенепременно напьётся в стельку, затеет там драку с себе подобными негодяями, вколет дозу наркотиков, снимет гулящую девку и в конце концов очнётся без денег, а то и без штанов под каким-нибудь абстрактным забором.

– Ну надо же дать волю низменным инстинктам, – задумчиво протянул Макс. – Тут мы с одним милицейским капитаном решили чуть-чуть им потакнуть. В общем, я у Кащея забираю ключи от квартиры А70…

– Тьфу на вас… Человек холостой, а таких тварей собрались подбирать, что даже к себе вести не хотите…

– Насчёт тварей вы правы. И правы насчёт «не хочу», – согласился Макс. – Что же это получится, если я адвоката Измаилова к себе домой потащу?..

Алекс Зим. Урумчи, Китайская Народная Республика

Как ни странно, Зим получил визу и разрешение на посещение Синьцзян-Уйгурского автономного района довольно быстро – где-то через неделю после налёта Измаила Башири на Уту. Чего хотелось Алексу, он и сам до конца не понимал. Ему просто хотелось побывать на месте происшествия. Несмотря на те обстоятельства, что Уту находился от Урумчи в четырёхстах километрах, а Зим только начал понимать тюркское наречие, он добился разрешения поехать в Синьцзян как турист, а все остальные западные корреспонденты – нет. Это само по себе служило поводом…

Зим нанял такси за пограничной заставой Хоргоса. Уже сразу за границей он обратил внимание на то, как мало машин ожидает иностранцев. Алекс насчитал всего шесть, и все водители были ханьцы. Машины стояли без водителей, и только когда он подошёл к одной из них и взялся за ручку двери, показывая, что желает ехать, от группы курящих мужчин отделился коренастый человек средних лет и сел за руль. Дребезжащий Mitsubishi Lancer помчал его по знакомой бетонке в центр Азии.

На этот раз пограничники постарались. Зиму не разрешалось провезти с собой ни диктофона, ни фотоаппарата, ни видеокамеры. Правда, он надеялся всё это попросту купить в великолепных супермаркетах Урумчи.