Чем звезды обязаны ночи - Юон Анн-Гаэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все будет хорошо.
По такому случаю он нацепил серую фетровую шляпу с желтым пером в тон своих золотистых глаз. Из-под нее выбиваются несколько седых прядей, что теряются за поднятым воротником сорочки с жабо, придающей ему невероятно стильный вид.
Начинает накрапывать дождь. Сначала несколько капель, которые мы стараемся не замечать, но которые вскоре превращаются в тяжелый, плотный ливень.
– Давно уж не поливало…
– А я люблю дождь, – замечает он, глядя куда-то за горизонт.
Вдали сверкает молния. Пиренеи вспыхивают.
– Моя мать тоже любила дождь. Мы жили на верхнем этаже прямо под крышей, так что…
Фраза повисает в воздухе. У меня не хватает мужества ее закончить. Я делаю последнюю, очень долгую затяжку, насыщая легкие никотином.
– Я верю в тебя, – говорит он. – Главное – это создавать себе воспоминания.
Что-то отзывается в моем подсознании, но я слишком напряжена, чтобы задержать на этом внимание.
– Спасибо, мсье.
– Бальтазар.
– Может, вы скажете наконец, кто пожалует сегодня вечером?
– Несколько друзей.
Зачем такая таинственность? Или он не хочет пугать меня раньше времени? Желудок скручивается в узел. Это всего лишь ужин, твержу себе я. Просто ужин. Чтобы побороть себя или чтобы доставить удовольствие Пейо, я оставила свои таблетки дома. Вот идиотка! Внезапно мною овладевает единственное желание – засунуть одну из них под язык. Я уже готова бежать к своей машине, как вдруг появляется роскошный седан. Заднее стекло опускается, открывая лоб с залысинами, веселую улыбку и под ней – галстук-бабочку.
– Ну, Эчегойен! И что это за Богом забытая дыра?
И господин разражается искренним смехом. Смехом человека, покорившего мир. Я распахиваю изумленные глаза. Тот, кто прямо сейчас вылезает из машины, собираясь поужинать «У Жермены», – это Дидье Ренар из «Комеди Франсез». С какой стати он сюда явился?
Расплывшийся в улыбке Эчегойен спешит приветствовать его как старого друга.
– Ты первый и раньше времени! Как всегда!
Я исчезаю на кухне. И хватаюсь за телефон. Гвен подходит после первого же гудка.
– Как она?
– Бывало и лучше.
У меня сжимается сердце. Как мне хотелось бы избавить ее от всей печали, от всей тревоги. Бретонка держится, но я чувствую, что в эту битву она вкладывает последние силы.
– Они по-прежнему ищут донора. Погоди, я передам кое-кому трубку.
– Лиз?
Тоненький-претоненький голосок. Лучик солнца пробивается из трубки и заливает всю кухню.
– Здравствуй, детка.
Я передаю последние новости о мсье Гри, Свинге и Пейо. Об огороде, земляных червях, цветах и птицах. Какое облегчение говорить с ней! Звук ее голоса возрождает надежду.
– Когда ты вернешься, мы пойдем к мсье Мажу. Улитки ждут тебя. А пока позаботься о маме, ладно?
Она кладет трубку, а я так и держу свою прижатой к уху. У меня тяжело на сердце. Мне хотелось бы быть рядом с ними. Но Гвен настояла со всей твердостью: я должна заниматься ужином для мсье Эчегойена. Ради нее, ведь ей так хотелось бы быть с нами.
Я надеваю фартук. Тщательно завязываю его. Водружаю на голову колпак. И делаю глубокий вдох.
Снаружи под струями проливного дождя одна за другой подъезжают шикарные машины. Я наблюдаю за ними из окна. В полной прострации. Среди гостей узнаю нескольких журналистов. Крупного магната. Министра. И даже бывшего директора «Мишлен». Все они тонкие гурманы. Гурманы настолько страстные, что основали собственный клуб. И не абы какой.
Я вынуждена присесть. У меня кружится голова. Вдали громыхает гроза.
– Что с тобой? – бросает мне Пейо от плиты. – Сама смерть вдруг явилась или что?
Эчегойен пригласил к нам «Клуб ста». Его знаменитых членов, среди которых – громкие имена из мира кинобизнеса, политики, СМИ, деловых кругов. Их список держится в секрете. Как Эчегойен умудрился войти в их число? А главное, почему он мне ничего не сказал?
– «Клуб ста»…
Не успеваю я закончить фразу, как гости уже поднимают тост за здоровье Эчегойена.
– Приятного аппетита и неутолимой жажды! – восклицают собравшиеся.
У меня голова идет кругом. Эти люди привыкли к самому изысканному столу. Пятизвездочное обслуживание, белоснежные скатерти и хрупкие вазы с одним цветком. Что они подумают?
Внезапно молния освещает помещение и обрушивается на ресторан с оглушающим грохотом, мгновенно погружая нас в темноту. Можно подумать, земля разверзлась надвое и дом сейчас рухнет в бездну.
Потом тишина.
Свет луны скользит по оборудованию из нержавейки. В полутьме я едва различаю наши силуэты. На ощупь поворачиваю ручки, включающие конфорки. Ничего. На сковороде распластались ломти фуа-гра.
– Электричество! У нас вырубилось электричество!
В ресторане все работает от электричества. От духовок до холодильников, от индукционных плит до радиаторов. Кошмар. Я пытаюсь справиться с ужасом, разрывающим мне нутро.
Вдруг раздается чирканье спички. Из тьмы выступает лицо Пейо. Потом силуэт в шляпе с пером. Бальтазар Эчегойен.
– Я попытался вкрутить пробки, но там уже ничего не поделаешь.
На улице собачий холод.
– Августина, закройте двери обеденного зала, – командую я. – Нужно беречь тепло!
Ну а дальше, что делать с ужином? Сердце стучит как бешеное. Я провожу инспекцию наших запасов. В голове водоворот идей. Выхожу из кладовой с полными руками помидоров, рыбы, ванили, кориандра.
– Начнем с тартара из дорады, манго и помидоров, – громким голосом объявляю я. – Леония, подготовьте мне эти манго! Августина, дорада!
– Есть, шеф!
Пейо бросает на меня взгляд. Его мозг работает на полных оборотах, как и мой.
– Гаспачо…
– Кабачки?
– С куркумой!
Он в свою очередь исчезает в кладовке. Напряжение вгрызается в виски. Что до десерта, бледный до синевы Базилио смотрит на потухшую плиту.
– Мои суфле…
Я вспоминаю, с каким неистовым упорством он совершенствовал последние дни свои десерты. Но все они требуют плиты или как минимум кастрюли, кипящей на огне.
– Сырое, Базилио. Нам нужно сырое. Никакой варки. Я знаю, на что ты способен. Покажи им, чего ты стоишь!
Базилио на мгновение замирает, глядя на меня. Потом его лицо озаряется.
– Есть, шеф!
Он надевает наушники. До меня доносятся приглушенные звуки тяжелого рока, включенного на всю мощь. Он выстраивает перед собой сито для творога, сахар, лимоны.
– Манго готовы, шеф! – кричит Леония с другого конца кухни. – Перехожу к помидорам!
В сосредоточенности я покусываю губы. У меня в голове сменяют друг друга картинки с овощами, мясом разных видов, приправами. Я свожу воедино вкусы, заново изобретаю сочетания. К моему большому удивлению, срочность задачи и препятствия на пути обостряют творческие способности.
Взгляд в зал. Горящие свечи создают мягкую и теплую атмосферу, по контрасту с напряжением на кухне. Гости смеются, их забавляет эта обстановочка конца света. Дождь с оглушительным шумом бьет в стекла. Эчегойен поднимается из подвала с бутылками в руках. «Клуб ста» бурно его приветствует.
– Господа, от нас потребуется немного терпения!
Холод проникает на кухню через щели под дверьми. В сумраке без устали мечутся тени, освещенные лишь редкими огоньками. Мы с Пейо опять заводим наш парный танец. Я пробую, он исправляет, я придумываю, он берется за дело. Леония и Августина готовы выполнить любой приказ. Они предвосхищают команды и на редкость ловки.
– Ага! Что-то получилось!
Я бросаю ложку в раковину и тороплюсь записать рецепт. Как только блюдо получает одобрение, близняшки берут на себя его воспроизведение. Они профессиональны, как никогда. Мы идем по натянутому канату. Времени на раздумья нет. И Пейо, и я готовим на чистом инстинкте, надеясь на то вдохновение, которое владело нами в последние недели. Переделывая некоторые блюда. Изобретая другие. Карпаччо из морских гребешков по-баскски, резанец и орехи из окрестных лесов. Тартар из баскской говядины. И речи не может быть, чтобы мы сошли с пути, который себе наметили. Для вареного и сырого правило одно: возвысить продукт, отдать дань уважения земле.