Мужики и бабы - Борис Можаев

- Ну и как же насчет кулаков?

- У нас был один Осичкин, да уехал в прошлом году. В его доме сейчас ветпункт. А чего ты спрашиваешь? Ты же сама знаешь. Не один год, чай, работала у нас в Гордееве?

- А Звонцов?

- Подрядчик, что ли?

- Ну?

- Он бросил штукатурные подряды. И бригада его распалась. Теперь он от селькова работает в лесу на заготовках. Жалованье получает. Какое же ему давать индивидуальное обложение? Что обкладывать? Хозяйство вы его знаете.

- А лошади?

- Дак у него теперь одна рабочая лошадь. Второй рысак. Разве что рысака обложить? Но вроде бы такого постановления нет.

- А Потаповы?

- Мельники? Братья Потаповы, конечно, народ крепкий. Но ведь работников они никогда не держали. Сами вдвоем справляются... Мельница у них на два постава, тебе известная. Доход комиссия определила еще в прошлом году... в три тысячи. Подоходный налог они платят исправно. А в хозяйстве у них всего по лошади да по корове. Как же их обкладывать? С какой стороны?

Акимов свел свои толстые обветренные губы трубочкой и начал пускать в потолок дым кольцами.

- Что же, выходит, претензии к вам напрасные? - спросила Мария.

Акимов подался грудью на стол и, глядя на нее исподлобья грустными серыми глазами, сказал с оттенком горечи:

- Разве в нас дело? Я же не надувало мирской, не фальшивомонетчик. Я коммунист, четыре года на флоте отслужил и здесь тружусь примерно, хозяйство свое содержу в порядке, чужого ничего не беру. Почему ж мне не верите? И актив у нас мужики честные, что надо. Мы ж не дети - видим, кто и как живет. А вы нас подозреваете в укрывательстве, а?

Мария отвернулась от его пристального взора:

- Вы говорите так, будто я питаю к вам это самое недоверие. Не беспокойтесь, я по домам не пойду.

- Да пожалуйста. Мы ничего не скрываем.

- Евдоким Федосеевич, а почему колхоз "Муравей" излишки не сдал?

Акимов как-то по-детски хмыкнул:

- А он их на портки выменял.

- Как это?

- Да так. Вы сегодня вечером свободны?

- Разумеется.

- Пойдемте на агроучасток. Как раз сегодня разбирают председателя колхоза. Вот и познакомитесь с ним, от него все узнаете.

Вошел избач с худым и погибистым мужиком в лаптях и посконной рубахе, подпоясанной оборкой.

- Здравствуйте вам! - сказал вошедший, степенно сгибаясь и подавая заскорузлую большую руку.

- Садитесь, Павел Афанасьевич, - пригласил его Акимов на скамью.

Орехов сел, осторожно поглядывая то на Акимова, то на Марию. Выражение его постного в жидкой рыжей бороденке лица было таким, как будто бы его только что разбудили и он не поймет, где очутился.

- Павел Афанасьевич, вот представитель района интересуется, почему ты хлебные излишки не сдаешь?

- Дак ведь нету излишков-то.

- А говорят - под печкой у вас хранится хлеб? - сказал Акимов.

Орехов дернулся и захлопал глазами.

- Ну, чего молчишь?

- Я, эта, из амбара перенес в подпечник хлеб-от... Крысы там донимают.

- За тобой числится десять пудов излишков. Почему не сдаешь?

- У меня всего-то пудов десять будет. Вот с места не сойти, если вру. Еле до нового дотянуть. Ты ж знаешь, сколь у меня едоков-то. - У него дернулась верхняя губа и покраснели, заводянились глаза. - Евдоким Федосеевич, - выдавил хрипло, - не губи детей! Перенеси на осень. Сдам до зернышка. Вот тебе истинный бог - не вру, - и перекрестился.

- Чего ж ты молчал, когда излишки тебе начисляли? - спросил Акимов.

- Меня никто не спрашивал. Зачитали на сходе, и валяй по домам.

- Ну, что будем делать? - обернулся Акимов к Марии. - Акт составлять? Сам признался, что хлеб есть.

- Пусть идет домой, - ответила Мария.

- Премного вам благодарны, - Орехов поспешно вскочил, низко поклонился, и только его и видели.

- Теперь до дому будет бежать без роздыха, - усмехнулся Акимов, глядя в окно. - Других будем вызывать?

- Нет. - Мария встала. - Для меня картина ясная. Извините за хлопоты, Евдоким Федосеевич. Я похожу здесь по селу. В школу загляну. Старое вспомяну.

- Отдыхайте. Вечером приходите на чистку.

- Приду.

Часов в пять на агрономическом участке, в бывшей барской усадьбе возле Веретья открылось очередное заседание. На скамейках расселись человек пятьдесят местных крестьян. Окружная комиссия из трех человек - все в белых рубашках с расстегнутыми воротами - двое лысых, один с бритой головой - сидела за столом, лицом к публике. Намеченных для чистки выкликали строгим зычным голосом:

- Коммунист Сидоркин!

- Здесь! - отзывалось тотчас из зала, человек вскакивал, как на военной поверке - подбородок кверху, руки по швам, и шел к столу, становился с торца, так чтобы есть глазами начальство, а ухо держать к публике вопросы сыпались не только из-за стола.

Когда Мария пришла на чистку, донимали этого бедолагу больше всего из зала. Он стоял красный и часто утирался рукавом синей рубахи.

- Вы, извиняюсь, коммунист. В бога не верите. А зачем крестины устроили? - спрашивал крупноголовый старик, стриженый под горшок, и учтиво оборачивался к председателю комиссии: - Я правильно говорю?

- Правильно, - подтверждал тот басом. - Сидоркин, отвечайте!

- Товарищи, это ж не настоящие крестины. Ребенка в купель не кунали.

- А чем ты нам докажешь? - выкрикивал с передней скамейки Сенечка Зенин. Он был уже здесь.

- Ну спросите хоть крестную с крестным. Они подтвердят мое показание.

- Ах, значит, кум с кумой были? А что это, как не предмет религиозного культа? - торжествовал Сенечка.

- Но ведь крест не надевали, - отбивался Сидоркин. - При чем же тут религиозный культ? Чего вы на меня напраслину валите?

- Погоди, погоди, - остановил его бритый председатель. - А застолица была? Выпивка то есть...

Сидоркин задышал как притомленная лошадь, утерся рукавом и согласно мотнул головой.

- Вот вам и доказательство, - сказал председатель.

- Разрешите мне! - потянул руку Сенечка.

Председатель дал знак рукой, Сенечка встал:

- Товарищи, вот вам двойное нутро одного и того же лица: на словах он член партии, работник советской кооперации, а на деле - темный приспешник старинных церковных обрядов. Комиссия разберется, место ли такому человеку в кооперации и тем более в рядах партии. Между прочим, завтра праздник международной кооперации - смотр боевых сил ее членов. А что это за боевая единица, которая занимается пьянкой в честь крестин? Факты говорят сами за себя. - Сенечка сел.

- Хорошо выступил товарищ, - сказал председатель и поглядел в зал: Еще желающие есть? Может, предложения будут?..

- Вы свободны. - Председатель кивнул Сидоркину.

Тот вышел.

- Кто там очередной? - спросил председатель соседа справа.

Такой же строгий, насупленный сосед указал темным толстым пальцем на список.

- Ага, - кивнул председатель и прочел: - Миронов Фома Константинович!

- Здесь!

Это был молодой рослый мужик лет тридцати, чисто выбритый, в отглаженном коричневом костюме и в галстуке. По всему было видно, что готовился он к этой чистке серьезно и тщательно.

- Расскажите нам вашу трудовую автобиографию, - попросил председатель.

Миронов вяло и долго рассказывал, где родился, кто отец с матерью, на ком женился и прочее. Его почти и не слушали, в зале шушукались, члены комиссии задумчиво и строго смотрели прямо перед собой, погруженные в свои мысли. Но только дела дошли до колхоза, все оживились.

- Кто вас надоумил создать колхоз?

- Ну, кто меня надоумил? Собрались как-то ко мне мужики с нашего поселка. Я им прочел решение Пятнадцатого партсъезда о коллективизации. А потом и говорю: давайте, мужики, попробуем и мы создать колхоз. Конечно, кто хочет. Было нас человек пятнадцать. Одни сразу отказались, другие говорят - надо с бабами посоветоваться, а шесть человек тут же записались у меня за столом. Еще двое к нам примкнули, с бабами посоветовались. Значит, на восемь хозяйств у нас оказалось семь лошадей. Двое вступило безлошадных, а у меня было две лошади. Договорились - лошадей всех свести ко мне на скотный двор, а коров своих я переставил в конюшню. Вот и создали колхоз... Попросили председателя Гордеевского сельсовета Акимова, чтобы нарезал нам пахотные поля в одном массиве. Ну, от Гордеевской дороги к болоту он выделил нам, колхозу... И сенокосы нарезал близкие, за полверсты от деревни, к лесу. Стали семена собирать. Оказалось - я, да братья Синюхины, да Санек Мелехин семена сохранили. А у других колхозников семян не было - за зиму все съели. Делать нечего, пришлось мне за других вносить. Рожь и овес у меня были... А вот проса на две десятины не хватило. Пришлось и семянное просо мне покупать. Жена ездила за просом в Козлов.

- А что в результате вышло? - спросил председатель комиссии.

- Обождите, - нелюбезно оборвал его Миронов и продолжал: - Весной, значит, провели сев. Совместно. У меня была сеялка. И все яровые мы посеяли только сеялкой. А пары еще и прокультивировали. Кто культивировал да бороновал пары, а кто сенокосы расчищал, дрова рубил. Бабы пололи проса. То есть артельно дела пошли. А наступил сенокос - пришли к выводу: детей одних оставлять нельзя. Назначили домоседкой одну колхозницу Варвару Мелехину, снесли к ней детишек. А ей платили, как бы она ходила вместе с другими на сенокос или на жатву. Вот и результат появился. Первый год, то есть прошлый, был для нашего хозяйства успешный, мы получили с каждой десятины по сто пятнадцать пудов. И сеном себя обеспечили с избытком. В этом году в наш колхоз вступило еще два хозяйства.