Тайны Елисейского дворца - Жюльетта Бенцони

Вскоре он уехал, печалясь, что оставляет жену и детей в качестве заложников. Жюно тем временем получил приказ покинуть Испанию и взять под свое командование резервную армию, расквартированную в Германии. В Париж он не должен был заезжать даже на несколько часов. Однако Жюно не слишком по этому поводу расстраивался, он не сомневался, что в этой кампании будет рядом с обожаемым императором. Словосочетание «резервная армия» не слишком его радовало, но… Но ведь император будет неподалеку!

Через несколько дней после объявления войны Лауру постигло еще одно испытание: рано утром де Нарбонн, ее любимый, дорогой де Нарбонн, пришел проститься.

Сначала она не узнала его. Де Нарбонн сохранил пудреные и завитые буклями волосы по старинной моде, но одет был в генеральскую форму, которая щегольски сидела на нем и его молодила. Лаура смотрела на своего друга с горестным изумлением.

– Вы в армии «Кота в сапогах»?! Представить себе не могу! Думаю, что все сен-жерменское предместье оделось в траур.

– Почти все, – шутливо отвечал он. – Мои знакомые в унынии. Они бы поняли, если бы я получил должность при дворе или дипломатическое поручение… Но я расписался в дружбе с императором, и это смущает… как дурновкусие.

– Я понимаю ваших друзей. Сын Людовика XV оставляет лилии ради имперского орла. Кто бы мог в это поверить?

– Я смотрю на это по-другому – белое знамя с лилиями или трехцветное с орлом – это все Франция, моя любимая родина, и я не буду сидеть в гостиной сложа руки, когда моя страна в опасности!

– Рада слышать это из ваших уст. Говорят, что Австрия собрала армию в пятьсот тысяч человек.

– По этой причине я иду сражаться, – серьезно ответил де Нарбонн. – Будем думать, что незадолго до смерти мне захотелось славы.

– Не самонадеянность ли это?

– Не думаю. А если открыть все карты, скажу: мне очень любопытен император. Уникальный человеческий механизм, и мне не терпится увидеть его в действии.

– Ваше любопытство может стоить вам жизни!

– Или вернуть частичку молодости. Считайте, что я прохожу лечение энтузиазмом.

– Вас ждет беда! – с возмущением прервала его Лаура, чуть не плача. – Что будет со мной без вас?

– Расширится ваша переписка, вы будете получать больше писем. Я буду думать о вас каждый день с той нежной любовью, которую к вам питаю.

И он поцеловал ее с теплотой отца, который расстается с любимой дочерью, отправляясь в дальнее путешествие. Потом взял из рук лакея двууголку и удалился чуть ли не бегом.

Прошло еще несколько дней, и Лаура, думая, что чаша ее бед уже переполнилась, отбыла в Котере вместе с детьми и своей подругой Кало Лалеман, которая по-прежнему жила у нее. Веселый характер Кало был чем-то вроде эликсира молодости. Расходившиеся нервы Лауры потребовали лечения на водах, которые ей обычно помогали. Она пила воду, много гуляла и вернулась, как новенькая, в свой особняк на Шан-Зэлизэ в первых числах октября. Тогда и заметила, что мир переменился. Австрийская кампания завершилась совершенно непредсказуемым образом, но не стала катастрофой, как предсказывал Меттерних, – ни Французская империя, ни Австрийская не исчезли с лица земли, хотя Наполеон во второй раз вошел в Вену. Однако победа 1809 года обошлась Наполеону дороже первой, хоть он и сражался с одной Австрией. На этот раз ему понадобилось две битвы, тогда как в 1805-м под Аустерлицем он победил разом трех императоров, и само солнце было за него!

Под Эсслингеном Наполеону был нанесен тяжелый удар: маршал Ланн, которого он так любил за отвагу и благородство, получил смертельную рану и, умирая на его руках с раздробленными ядром ногами, проклял его за войны, которым нет конца… Наполеон плакал…

Под Ваграмом число погибших – солдат и офицеров – было таким же, как у австрийцев. Но дело было не только в войне. Не чувствовалось прочности в самой империи. Была потеряна Португалия. Сэр Артур Уэлсли вошел в Испанию. Восстание вспыхнуло в Тироле. Волнения сотрясали Пруссию. Вице-король Баварии Евгений де Богарне, сын императрицы, умелый воин, вынужден был воевать с итальянцами. Даже нейтралитет русских оставался под вопросом.

Но вот что пока еще оставалось тайной: войдя в Вену, расположившись в Шёнбрунне, Наполеон пригласил туда Марию Валевскую, свою «польскую супругу», которая питала к нему искреннюю, бескорыстную любовь. Он поселил ее в маленьком домике неподалеку от дворца, а она подарила ему новость, какую он и ждать не мог: Мария ждала от него ребенка. Никаких сомнений быть не могло. Она была прямодушной женщиной и ни в чем не хитрила. Стало быть, Наполеон не был бесплодным. Развод с Жозефиной, которого она так боялась, стал неминуемым.

Атмосфера в Тюильри и Сен-Клу сделалась невыносимой. Семейство Бонапарт, исключая Жерома и Полину, ходило с радостными лицами и в разговорах, не стесняясь, называло Жозефину старухой. Заключались пари, на ком женится Наполеон – на Екатерине, сестре русского императора, или на австрийской принцессе. Если на Марии-Луизе, то он станет племянником Людовика XVI. Казненного короля-мученика. Странные все же шутки шутит история…

Герцогиня д’Абрантес мало интересовалась политикой, хотя кое-что могла знать о ней, получая письма от Меттерниха, ставшего министром иностранных дел, от де Нарбонна, знавшего все придворные интриги двора Марии-Антуанетты, при котором служил, от Жюно, счастливого донельзя от того, что вновь сражается бок о бок с обожаемым императором. Лаура осталась верна себе, она была с обиженными и слабыми – искренне подружилась с Элеонорой фон Меттерних, все еще остававшейся заложницей! И не появлялась больше в особняке Бриенн, где должна была появляться по долгу службы. Она не желала слушать, как мадам Летиция честит ту, что пока еще оставалась императрицей. Зато часто навещала Мальмезон, любимое прибежище креолки, где она пряталась в надежде набраться мужества. Времена для нее наступили тяжелые.

– Мадам Жюно, – умоляла ее Жозефина, – прошу вас, передавайте мне все, что говорят на мой счет. Я прошу вас об этом как о милости!

Но ответа не ждала, а брала на руки маленькую Жозефину, старшую дочку Лауры, свою крестницу, благодарила за цветы, целовала и плакала. Чаще всего Жозефина принимала Лауру в оранжерее, единственном месте в доме, где ей было тепло. Птичка с южного острова всегда жаловалась на холод.

И до чего же она казалась хрупкой, блестящая колибри, чувствовавшая беду, грозившую ее гнезду. Лаура всячески старалась ее успокоить, рассмешить, согреть теплом, в котором она всегда так нуждалась. Она была у Жозефины и в тот самый день, когда та получила письмо от Наполеона. Он вернулся во Францию и назначал ей свидание в Фонтенбло 26 или 27 августа (1809).

Но ее не было рядом с бедной императрицей, когда, приехав в замок, Жозефина обнаружила, что дверь между ее покоями и покоями Наполеона замурована…

Да, Лауру не пригласили в Фонтенбло. Но ей хватило забот и в собственном доме. И она получила от Жюно известие о возвращении. Ему было разрешено приехать в Париж, и Лаура надеялась увидеть счастливого Жюно, потому что последнюю кампанию он провел вместе со своим кумиром.

И вот 1 ноября Жюно вернулся, и Лаура сразу поняла, что ожидания ее обманули. Вместо сияющего радостью Александра перед ней стоял мрачный, сильно пьющий немолодой человек. Он чуть не задушил в объятиях детей, а ее бегло поцеловал в лоб, буркнув, что она неплохо выглядит.

Во время ужина обрюзгший, потолстевший Жюно жадно ел, пил как губка и едва произнес три слова. Когда Лаура спросила его о новостях де Нарбонна, он мрачно заявил:

– Откуда мне знать! Он еще в Вене. Аристократы там его на руках носят! Он же жил в Версале! Знает все ужимки Трианона! Потому и у Марии-Антуанетты пользовался милостями!

– Вряд ли все это для вас новость, – отозвалась Лаура, соблюдая обращение на «вы», которое неожиданно для нее учредил супруг, едва переступив порог. – Думаю, вы не забыли, что он сын короля?

– И какого короля! – издевательски протянул Жюно. – Людовика XV! Записного развратника!

– В первый раз слышу, что вы упрекаете графа де Нарбонна за его происхождение!

Лаура занервничала, она терпеть не могла нападок на ее задушевного друга.

– А почему мне его не упрекать? Как можно смириться, если твой старинный друг взял и стал куртизаном?! – сердито продолжал Жюно.

– Но это же естественно! Де Нарбонн родился при дворе и никогда не менял ни манер, ни обращения. Особенно в отношении коронованных особ. Представить себе невозможно, чтобы он вдруг не оказал императору чести, положенной государю.

– Нет! Расшаркаться он не забудет! – издевательски протянул Жюно. – Как-то он приехал на заседание главного штаба, привез для императора письмо, так что вы думаете? Снял с головы двууголку, положил в нее письмо и подал с какими-то курбетами. Смешно!

– Вы так думаете? И что же? Над ним посмеялись?