Антология современной азербайджанской литературы. Проза - Исмаил Шихлы

Перевел взгляд на женщину-армянку.

— Разве так можно? — Он вскочил с места, и тут детина, сняв с вешалки шляпу Агали, надел ее на голову старика.

— Вот это другое дело!

Снова глумливый хохот.

Армянка потянула Агали за руку, пытаясь усадить.

— И шляпа подходит! — сказал русоволосый.

— Да ему что ни нахлобучь — все подойдет, — заметил парень в рубашке навыпуск. — Кинь сюда, кинь.

Агали взвился:

— Дай-ка пистолет, я их всех перестреляю! — И потянулся к нагрудному карману отца. Старик наглухо оградил карман руками, Агали в душе был доволен отцом: никогда отец так не понимал его, как сейчас.

После рассказа армянки о вернувшихся с войны капитанах с пистолетами на боку при подобной реакции подыгравшего отца кодла должна была принять все за чистую монету.

— Всажу в них все, до последнего патрона!

Армянка сзади обхватила руками Агали:

— Ой! Паду к ногам твоим, не надо!

И, оттаскивая Агали, повернулась к кодле:

— А ну выйдите вон, сукины дети! Жить вам надоело!

— Запасись терпением, гурбанын олум[3]! Сядь, сядь, я сейчас принесу папаху.

С этими словами женщина вышла и накинулась на молодчиков, вытянувшихся вдоль коридора:

— Как вам не стыдно! Разве можно так обращаться со старым человеком? Где папаха, где? — Она устремилась к дальнему концу вагона.

Пассажиры, всполошенные ее криком, повыглядывали из своих купе.

Армянка подняла выпавшую папаху и, отряхивая пыль с нее, повернула обратно. Поравнявшись со своим купе, вполголоса сказала седой попутчице, стоявшей на пороге и с любопытством наблюдавшей за ней:

— Не пойму, что творится с нашими людьми… Когда они одни, ведут себя чин чином, тише воды, ниже травы… Сама деликатность, доброта… А стоит сбиться в толпу — так обязательно заварят какую-нибудь кашу, выкинут пакость… — Она показала движением головы на купе поодаль: — Знаешь, какие это порядочные люди? Парни опозорили нас… Старик в свое время в райкоме работал, председателем колхоза был… У нас в районе все его звали Цов[4].

Агали часто слышал это слово из уст мегринских армян. И каждый раз вспоминал далекий июньский день, когда он с фэзэушными ребятами-армянами рыл канаву на склоне горы в соседнем поселке Охчу. Время шло к полудню, когда они услышали досадующий голос Лерника по прозвищу Хоз (Свинья). «Ара, я их мать… Куда везут такую уйму персиков?!»

Ребята прервали работу и взглянули вниз. По серпантину дороги натужно карабкался грузовик, доверху набитый ящиками с золотистыми, рдеющими персиками. Узнав машину и людей, стоявших по углам кузова, Агали бросил лопату и стремглав помчался вниз по косогору, добежав до машины, на ходу кошкой уцепился за борт, вскарабкался и пробрался к отцу, стоявшему ближе к кабине. Машина выехала на ровное и остановилась. Агали свиделся с односельчанами после долгих месяцев разлуки, и их говор, голоса, шутки окатили сердце теплой волной, столь же чарующие и родные, как пьянящий аромат персиков.

— Давай тащи и для нас! — крикнули с кручи армянские ребята.

Абдулла-киши, глядя на них, обратился к земляку:

— Гашим, посмотри-ка на ребят, у них прямо слюнки текут…

— Каково им… горские люди… — отозвался Гамид, покосившись на выстроившуюся вдоль свежевырытой канавы ватагу. — Месяцами фруктов не видят.

Абдулла-киши жестом подозвал ребят. Те тут же налетели гурьбой. Отец Агали, светясь улыбкой, пошучивая и радуясь, раздал им целый ящик персиков из трех, в которых вез дары своего сада. Выпрямившись, он увидел чуть выше канавы заключенных и стоявшего над ними человека с автоматом. Огляделся по сторонам, взял было опорожненный ящик, но раздумал:

— Нет, этот у соседа занял. Давай-ка подставь подол рубахи, — сказал он сыну и высыпал половину второго ящика.

— Ай киши, хватит, — раздался голос односельчанина. — А то жена тебя домой не пустит.

— Неси, — сказал сыну Абдулла-киши и повернулся к односельчанину:

— Скажу жене, мол, список потерял.

При слове «список» Агали вспомнил страничку домашних заказов, аккуратно записанных сестренкой-пятиклассницей: в первом ряду значились кофта, туфельки, лента, портфель, тетради, резинка, словом, все школьные «причиндалы» к сентябрю, а затем мамины поручения — сахарный песок, мыло, спички… Все это надлежало купить на выручку от продажи персиков.

Ребята кидали друг в друга косточками от персиков. Одна косточка угодила в руку Абдулла-киши.

— Эх вы, голодня! — крикнул на резвившихся приятелей-тештинцев Вачо. — Вы такого отродясь не ели. Даже и не знаете, что это за фрукт. Хоть бы спасибо сказали человеку!

Персики скатывались с подола рубахи. Агали счел нужным заметить Вачо из Тештинца, который был понятливее и совестливее остальных:

«Да ты и сам, Вачо, похоже, не знаешь, как надо есть эти персики. Куснул, как яблоко, обрызгал всего себя соком. Нет, Вачо, надо его осторожно разломить надвое. Это особый персик, из нашего сада. Но ты заслужил еще один персик. За честность и совестливость».

…Поезд дал гудок. Агали выглянул в окно, сокрушенно покачал головой, сказал по-армянски:

— Вордегес, ай Вачо?.. (Где ты, Вачо?)

— Ипрте Мегрум сгаган хай га? Михад эл гавеч (Да разве в Мегри есть настоящие армяне? Ни одного), — сказал детина из ватаги, теперь ошивавшийся в коридоре.

Агали переглянулся с отцом, горько усмехнулся:

— Это еще цветочки…

В купе вошла армянка из Мегри, сдувая пыль с папахи, которую держала в руке.

— Молодо-зелено. Не соображают, — сказала она и вернула папаху старику.

Трое из компании вновь вошли и уселись в купе. Детина уставился на армянку:

— Я сомневаюсь, что ты армянка.

— Может, старика в гости к себе еще поведешь? — съехидничал коротышка.

— Не доводите до того, чтобы я позвала милицию! — возмутилась женщина. — Это ли ваша армянская воспитанность? Он же вам в отцы годится!

— Ах ты, дочь шалавы! Нашла, кого защищать!

— Продажная шкура! — донеслись голоса из коридора.

Агали обвел взглядом парней в купе и тех, кто глазел на них из коридора.

— Ребята, давайте забудем о том, что было. Вам от этого проку никакого. Вам бы впору гулять-веселиться. Пошли в ресторан, приглашаю, отведем душу…

— Много на себя берешь, — взъелся детина.

— Ладно, тогда я схожу за бутылкой, выпьем здесь.

Он торопливо вышел из купе, прошел по вагонам, купейным, плацкартным, общим в надежде увидеть хоть какое родное лицо. Увы, никого из своего села, из окрестных мест, ни одного азербайджанца, ни знакомых-земляков армян, и блюстители порядка — как в воду канули. Пытался было растолковать ситуацию русским пограничникам с автоматами, стоявшим у дверей вагонов, но те никак не реагировали. Его охватил панический страх. На миг показалось, что поезд везет их не в родной край, а куда-то в тартарары, в пропасть, откуда нет возврата. Он боялся, что распоясавшиеся молодчики, обнаглев еще больше, начнут задевать его жену, напугают дочурку.

Возвращаясь, купил в ресторане водку и колбасу. Войдя в свой вагон, увидел мегринскую знакомую, снимавшую узелки с верхней полки в первом купе.

— Дайте я, тетя Аганик.

— Где ты застрял? — вскинулась женщина. — Скорей беги к себе, скорей!

У входа в свое купе он столкнулся в дверях с женой — в глазах слезы, на лице отчаяние.

— Отца выволокли… Затолкали по коридору… Туда… Трость вышвырнули в окно…

Агали, оставив колбасу и прихватив бутылку, помчался по коридору в противоположный конец вагона. Вдруг поезд резко убавил скорость. Агали качнуло назад, вагон огласился шипением. Тамбур был битком набит. Поднявшись на цыпочках, Агали увидел отца у выходной двери вагона.

— Гамарлуна! Гамарлуна! — заорал молодчик из кодлы.

— Чего телишься, старик? — торопил детина, стоявший сбоку у двери.

— Вот же, Гамарли! Сходи!

— Пусть остановится… — выдавил из себя старик, вцепившийся в поручни.

— Отойдите-ка, — высунулся русоволосый. — Вы не мужчины!

— Спихни и скинь, я его породу…

Поезд стал. Агали закричал:

— Отец, не сходи! Врут они! Гамарли давно проехали! Здесь — пустошь! Да где же ваша совесть?!

— Сходи, сходи, — понукала кодла.

— Товарищ капитан, сюда, сюда! — закричал Агали и оттащил за рубаху парня, рвавшегося к отцу. Молодчики на миг осеклись. Один метнул взгляд в коридор.

— Ара, этот сукин сын опять нас морочит! Никакого милиционера нету!

— Он у нас в купе! Сейчас ответите за все! — твердил свое Агали.

Коротышка, прошмыгнув мимо, кинулся в сторону купе. Агали пытался прорваться к отцу, но тщетно, и тут вернувшийся назад коротышка пнул его сзади:

— В жизни не видел такого плутоватого турка! За нос водит нас, ишачий сын! Никакой милиции нету! Ара, скиньте и его!