Героям не место в застенках - Сергей Зверев

Спустившись по трапу на стоянке в специальном закрытом терминале аэропорта «Шереметьево-2», Бузько внезапно прослезился. Его не встречали с цветами, не стоял почетный караул вдоль красной ковровой дорожки, не было военного оркестра. Но этого старику и не требовалось. Впервые за несколько десятилетий он по-настоящему почувствовал, что теперь в полной безопасности. И никто не станет упрекать его за то, что он воевал с немцами, за то, что боролся с бандами литовских националистов, за все то, чему посвятил свою жизнь. Но его неуемная душа, душа старого вояки, требовала не покоя, а именно продолжения борьбы. И было обидно, что никто из его спутников этого не понимал.

– Ты чего, Капитоныч? – наклонился к нему Локис. – Все же закончилось. Ты в Москве, здесь тебя никто за твое прошлое судить не будет, наоборот…

– Вот то-то и оно, что закончилось, – угрюмо проворчал Макар Капитонович. – Куда мне теперь? На генеральскую дачу к Олежке грядки пропалывать да с такими же, как я, пенсионерами, о стол костями греметь? Да при такой жизни недолго и в ящик сыграть…

Они шли позади Болдырева и Туманова, которые не могли слышать их тихого разговора.

– Какими еще костями, Капитоныч, ты чего выдумал-то? – забеспокоился Володя. – Ты эти разговоры брось! Про ящик тоже заговорил… Да ты всех нас еще переживешь!

– Доминошными костями, – продолжая непонятно на кого сердиться, пробурчал Бузько и вдруг, цепко схватив Володю за руку, горячо прошептал: – Ты же не забудешь обо мне? Обещай, что не забудешь…

Локис опешил от неожиданности. За те несколько дней, которые они с Бузько провели вместе, скитаясь по лесам и болотам Жмуди, постоянно рискуя угодить либо в полицию, либо к доморощенным прибалтийским «нацистам», Володя даже представить не мог, что этот старик при всем его несносном характере станет для него близким человеком.

– Ну что ты, Капитоныч, – смущенно пробормотал Локис, даже не пытаясь освободиться от рук старика. – Тебя разве забудешь…

– И вот еще что, – воровато глянув в широкую спину генерала Болдырева, торопливо не то приказал, не то попросил старик. – Ты меня Капитонычем больше не зови, ладно?

– А как же мне тебя звать? – Володя недоуменно остановился. Те перемены в характере старика, которые он замечал с момента посадки служебного самолета, уже не удивляли, а скорее пугали разведчика.

– А как ты меня в Лабусландии называл? – торопливо зашептал Бузько, увлекая Володю за собой. – Дедом? Вот и зови теперь всегда дедом. Ты, Володя, для меня теперь и в самом деле как родной внук… И приезжай ко мне. Обязательно приезжай…

У выхода из терминала их ждали две машины: черная генеральская «Волга» и армейский «уазик». Локис и Бузько обнялись, похлопали друг друга по плечам. Забираясь на заднее сиденье, Володя еще раз бросил прощальный взгляд на старика. Тот сделал то же самое…

Глава 35

К удивлению Чижаса, разговор на заседании министерской коллегии, где разбирали причины трагедии, произошедшей сначала в Шяуляе, а потом под Ионишкисами, оказался для него если не снисходительным, то, во всяком случае, не таким жестким, как он ожидал поначалу. Еще накануне один из ее членов сказал Ричардасу по секрету, что ему не стоит опасаться репрессий со стороны министра МВД.

– Вам сказочно повезло, дорогой Чижас, – фамильярно беря директора уголовной полиции под локоть и отводя его в сторону, проговорил чиновник министерства, – что в эту историю вмешалась большая политика. На самом верху решено не выносить этот сор на обсуждение общественности, в том числе и мировой. Никто не должен даже догадываться, что вся наша силовая система ничего не смогла противопоставить горстке каких-то авантюристов. В конце концов, это может сильно навредить нашему престижу, который, будем называть вещи своими именами, так невелик. Но кое-какое взыскание наложить на вас придется. И на вашего зама Дзиманкавичуса, разумеется, тоже… Но это больше для проформы.

Чиновник говорил правду. На коллегии было признано, что имела место попытка выкрасть государственного преступника Макара Бузько, которую предприняли члены некоей хулиганствующей пророссийской организации. В ходе преследования они оказали вооруженное сопротивление бойцам спецподразделения полиции и были почти полностью уничтожены. Осужденный Бузько тоже погиб в перестрелке, его тело было опознано. Оставшиеся в живых преступники предстанут перед судом. Такое объяснение устраивало всех.

Далее помощник министра покритиковал руководство Шяуляйской полиции за то, что оно не смогло должным образом противостоять русским экстремистам, и предложил объявить Чижасу и Дзиманкавичусу по строгому выговору. На этом все и закончилось.

Правда, для Ричардаса было крайне неприятным то обстоятельство, что Дзиманкавичус оставался его замом. После всего случившегося их отношения, и без того не слишком теплые, наверняка очень скоро зайдут в тупик. Видимо, и Касперас это прекрасно понимал, поэтому достаточно быстро подал прошение с просьбой перевести его в другой город. Кроме того, решено было не трогать Винславаса и семью Привалюка, поскольку в этом случае пришлось бы отказываться от утверждения, что экстремистам никто не помогал. Обоих стариков признали жертвами экстремистских происков. В розыск был объявлен один только Гирдзявичус. Но и его искали, согласно официальному заявлению пресс-службы МВД республики, недолго. Вскоре в прессе появилось короткое сообщение о том, что его тело обнаружено в реке Вянте, неподалеку от города Куршенай. О причинах смерти скромно замалчивалось. В маленькой суверенной Литве опять наступала спокойная и размеренная жизнь.

Глава 36

Сквозь сон Локис слышал трели телефонного звонка, но никак не мог заставить себя проснуться. Да и кому, спрашивается, приспичило названивать в субботний день в восемь утра? На такое мог решиться только слабоумный или изверг. Трубку сняла Анна Тимофеевна. Несколько секунд Локис прислушивался к ее приглушенному голосу, пытаясь разобрать смысл разговора. Но из-за плотно прикрытой двери до него доносились только невнятные звуки.

«Наверное, кто-нибудь из маминых подружек», – предположил Локис, натягивая одеяло на голову и собираясь поспать еще пару часов. Но его ждало разочарование. В комнату заглянула мать.

– Володя, ты спишь, сынок? – осторожно спросила Анна Тимофеевна. – Тебя какой-то дедушка срочно требует…

– Какой еще дедушка? – недовольно пробормотал Володя и вдруг резко поднялся на постели. – Дедушка? Сейчас иду, ма…

Шлепая босыми ногами, сержант выскочил в коридор и схватил лежащую возле аппарата трубку.

– Алло, слушаю, – бодро проговорил он, насколько это было возможно сделать для человека, которого разбудили не только рано, но и совершенно для него неожиданно.

– Что ж ты, внучек, совсем старика забыл? – как всегда ворчливо пробурчал на том конце провода голос Бузько. – Мало того что генерал меня, понимаешь ли, отправил в ссылку – свое имение охранять, общения лишил с людьми, так вдобавок к этому и ты про деда забыл. Хороши вы с ним оба! Грозились заботиться, а сами… Забыл, что обещал?

– Дед, ну как я мог про тебя забыть? – Володя попытался вложить в свои слова как можно больше доброжелательности. – Замотался на службе, вот и вылетело из головы…

– Не ври старому человеку! – оборвал его извинения Бузько. – Это грешно. И потом, ты что, забыл, где и кем я тридцать с лишком лет прослужил? Меня не проведешь, мне все известно!

…Сказать по чести, в батальоне Локис был не сильно занят. После возвращения из Литвы Туманов дал им трое суток отдыха. Вернувшийся через пару дней Круглов, как непосредственный начальник Владимира, продлил этот срок еще на несколько дней. В итоге отдохнуть удалось дней десять.

Круглов оказался единственным из них троих, кто пересекал границу «цивилизованно»: на самолете Рига – Москва. По словам Петра, в Латвии у Гирдзявичуса очень быстро нашлись друзья, которые, не задавая лишних вопросов, достали ему одежду, поддельный паспорт, билет на самолет…

Зная, кем на самом деле был Айдас Гирдзявичус, Володя нисколько не удивился тому, что рассказывал Круглов. Возможности заграничной агентуры контрразведки, так же как и разведки, были очень широки. Об этом Володя знал еще со школы, зачитываясь шпионскими романами. Сам Гирдзявичус остался в Латвии, сказав, что у него там кое-какие дела…

В первое время Володя откровенно радовался внезапно свалившемуся на него незапланированному отпуску. Кроме всего прочего, был в этом и еще один положительный момент. За эти дни синяк под глазом, который ему поставили то ли пограничники, то ли кто-то из их добровольных помощников и который поверг в шок Анну Тимофеевну, почти сошел.

Еще по дороге из Москвы в Балашиху Володя лихорадочно придумывал легенду о том, как этот синяк у него появился. Рассказывать матери правду он не хотел, да и не мог, поскольку все его заверения о том, что он простой кладовщик и не имеет никакого отношения к боевым операциям, мгновенно сошли бы на нет. Мать обязательно начала бы допытываться, приставать с расспросами и в конце концов могла что-нибудь выпытать у сына. А то, что ему все же удалось бы скрыть, Анна Тимофеевна с присущей всем матерям дотошностью додумала бы сама. Единственное правдоподобное объяснение, которое пришло Володе в голову за те полчаса, которые они добирались из «Шереметьево» в Балашиху, была история о трех хулиганах, напавших на пожилого человека. Эту байку он и выложил Анне Тимофеевне, когда она с ужасом поинтересовалась происхождением синяка под глазом у сына.