Саладин. Султан Юсуф и его крестоносцы - Сергей Анатольевич Смирнов

Молитв о том, чтобы Всемогущий продлил терпение великого атабека, хватило на полтора месяца. Настал день, когда он разгневался уже не на шутку и послал в Египет гонца с "молнией, завернутой в пергамент". В своем новом послании атабек грозил везирю Юсуфу, что недалек час, когда он сам двинется в Египет, чтобы присутствовать на пятничной молитве в Большой мечети и услышать собственными ушами, к о г о в ней поминают.

- Теперь, Юсуф, я, как казначей твоего дворца и твоего войска, должен знать, что намерен делать везирь халифа, если великий атабек исполнит свое обещание, - сурово вопросил Наим ад-Дин Айюб своего сына, прочитав послание атабека.

Салах ад-Дин заметил, что свиток мелко дрожит в руке отца.

- Отец, ты хочешь взять с меня клятву, что я не стану воевать с великим атабеком, если он двинется с войском в Египет? - проницательно заметил везирь Юсуф.

- Здесь, в Египте, ты уже подхватил две дурных привычки, - заметил отец. - От еретиков ты научился скрытности и непоследовательности в поступках, а от еврейских купцов подхватил привычку отвечать вопросом на вопрос.

- Мое слово, отец. Я не собираюсь противиться воле великого атабека, - сказал Салах ад-Дин. - Я не стану воевать с нашим благодетелем, вот увидишь.

- Осталось дело за халифом Багдада, - невольно вздохнув с облегчением, напомнил сыну Наим ад-Дин Айюб. - Я молю Всемогущего Аллаха, чтобы Он поставил меня первым, кто услышит имя халифа аль-Мустади в Большой мечети Каира.

- Твое слово, отец, - сказал на это Салах ад-Дин. - Пусть твоя молитва будет услышана на небесах. Ты сам прикажешь хатыбу* заменить в пятничной молитве одно имя другим, воистину благословенным.

Добродетельный Айюб только открыл рот и закрыл его, не найдя слов. Сын научился удивлять своего отца и обезоруживать его мудрость.

- ...Но только после того, как я буду уверен в нашей безопасности, - добавил везирь и, призвав к себе своих братьев-военачальников велел подтягивать к Каиру войска, стоявшие в Бильбайсе и Александрии.

Вскоре над стенами Каира поднялась пыль, скрывшая от дозорных все стороны света. Вокруг города начались маневры.

На рассвете в первую пятницу последнего месяца мусульманского года Наим ад-Дин Айюб в сопровождении полусотни телохранителей твердым шагом двинулся к Большой мечети.

Он вошел в мечеть за несколько мгновений до начала молитвы, полагая застать хатыба врасплох и тем самым не дать ему времени перевести дух и как-нибудь вывернуться. Он потребовал, чтобы хатыб подошел к нему, и сурово сказал:

- Если ты помянешь имя того, кто считается правителем во дворце халифа, я отрублю тебе голову.

Каир уже полнился разными слухами и предчувствиями. Все, уже давно затаив дыхание, смотрели на "чашки весов". Новое повеление не удивило хатыба, не менее умудренного жизнью, чем казначей везиря.

- А чье имя помянуть? - напрямую спросил он, глядя казначею в глаза.

- Халифа Багдада, - потребовал Наим ад-Дин Айюб и отошел, ибо час молитвы наступил.

Хатыб был более хитрым и менее трусливым, чем казался на первый взгляд. Услышав суровый приказ казначея, которого не так давно приветствовал сам халиф аль-Адид, он, тем не менее, решил, что сам Всемогущий Аллах дарует ему возможность сберечь голову до следующей пятницы и при этом, однако, никого не оскорбить.

Наим ад-Дин Айюб стал очень внимательно слушать молитву. Каково же было его удивление, когда он услышал только имена четырехправедных халифов* - и больше никого! Хатыб словно забыл с перепугу и о своем повелителе, и о правоверном халифе Багдада.

После молитвы отец Салах ад-Дина вновь грозно надвинулся на хатыба и пророкотал громом на всю мечеть:

- Ты не исполнил повеления!

- Напротив, я его исполнил в точности, - не дрогнул хатыб. - В молитве не было имени халифа.

- Но не было и имени халифа аль-Мустади аль-Аббаси! - воскликнул казначей везиря.

- Верно, - с поклоном признал хатыб. - Однако мне не было сообщено полное имя халифа Багдада, а мне оно не известно. В молитве должно быть произнесено полное имя. К тому же мне не было приказано поминать багдадского халифа именно в эту пятницу.

Рзговор шел при невольных свидетелях. Среди них были многие каирские кади и знатоки фикха*. Наиму ад-Дину Айюбу пришлось отступить, чтобы не показаться бесчестным глупцом.

"Этот хатыб оказал мне большую услугу! Позже я награжу его, - подумал Салах ад-Дин, узнав о происшедшем - Сегодня общее недоумение и настороженность лучше прямого столкновения."

Затем он повелел, чтобы больному халифа ни в коем случае не расстраивали новостями.

- Если ему судьба умереть, то пусть этот юноша умрет в блаженном неведении, - сказал он аль-Фадилю. - А если выздоровеет, то... весть все равно просочится когда-нибудь к нему, как вода через худую крышу.

Однако "крыша" дворца, видимо, уже совсем прохудилась, и еще до наступления сумерек халиф узнал, что ему больше не стоит уповать на молитвы о своем выздоровлении. Он только переспросил недоброго гонца:

- Кого же поминали?

- Никого, - заставил себя ответить гонец. - Никого из живых... Только праведных халифов.

- Когда я умру, появится новое имя, - с грустью предсказал халиф и велел передать везирю, чтобы тот навестил больного повелителя.

Тут аль-Адид покрылся потом, и когда слуги вытаскивали из-под него потемневшие простыни, то шелк в их руках оказался по весу ничуть не легче, чем сам больной халиф, словно вся его жизнь вышла вместе с этим холодным потом.

- Не ходи во дворец, малик, - убеждал везиря аль-Фадиль. - Похоже, что тебя пытаются заманить в ловушку.

Спустя еще три ночи Ангел Смерти пришел к халифу, зайдя по дороге к Салах ад-Дину. Ему привиделось, что Асраил вновь смотрит на него, как на совершенно прозрачный сосуд. Губы Ангела беззвучно