Трактир «Разбитые надежды» - Владимир Свержин

– Знаю, – не сбавляя шага, ответил тот. – Как звать?

– Егором нарекли, да только все больше Анальгином кличут.

– Что за слово-то такое?

– Не знаю. Красивое слово. А из каких земель пришло – кто теперь разберет? У нас говорят: Дикое Поле имя дает. А я и не спорю.

– Ну, Анальгин, так Анальгин, – бывший страж резко сменил тон. – Ваша работа?

– Да ты что, Лешага? За кого ты нас принимаешь?! Мы что ж, не люди?! – он посмотрел на возмущенного Марата и быстро добавил: – Не прими на свой счет.

– О чем это вы все время говорите?! – взорвался чешуйчатый.

– Не дергайся, хотел увидеть – сейчас увидишь.

– Ты плохого не думай, Лешага, мы тут не при делах! Я тебе правду говорю, чем хочешь поклянусь… – опасливо бормотал раздольник, стараясь держаться подальше от стальных кулаков нового предводителя, – какой нам с того прок? Кто же в здравом уме речников тронет? Соображаем, небось, а ну, ежели что? Как без них? Брода здесь не сыщешь. По такой стремнине вплавь реку не одолеешь. Или потопит, или вовсе о камни разобьет. А речники, они…

– Не вы, тогда кто? – лицо воина было мрачно, в голосе слышалась угроза.

– Не знаю я, – Егор-Анальгин ударил себя кулаком в грудь, – хоть на куски режь. Как есть, не знаю. Но только я правду тебе говорю – полютовали там не по-людски. Будто звери дикие.

– Звери огня страшатся, – через плечо бросил Леха. – А тут…

– И это тебе известно? – поразился Анальгин.

Вдруг рядом с Лешагой завыл пес. Сел наземь и завыл скорбно и безнадежно. Стая, до того мерно трусившая позади них, подхватила скорбную песнь вожака.

– Чего это они? – недоуменно спросил отпущенный, наконец, на землю Марат. Все вокруг знали какую-то страшную тайну, о которой он один не догадывался, и это было ужасно обидно.

– Не шуми. Сейчас увидишь, – повторил ученик Старого Бирюка.

Селение показалось вдруг, стоило подняться на холм. Прямо здесь, на вершине, лежала поваленная деревянная конструкция, обгоревшая и разбитая.

– Это что такое было? – осторожно поинтересовался юноша, ковыряя длинным когтем обуглившуюся древесину.

– Вышка. Тут рядом на реке каменные перекаты, и речники поддерживали на вышке огонь. Подавали знак, что дальше водой идти опасно. Вон там, гляди левее, видишь, река вся в пене? Это перекаты и есть. А чуть левее – переволок, здесь лодки посуху тащили. Потому селение в этом месте и поставили.

– Точно-точно, – подтвердил раздольник. – А теперь вон, – он ткнул пальцем в черное обугленное пятно на берегу, – все, что осталось от поселка.

– Это как? Такого же быть не может! За что?! – ошарашенный Марат начал всматриваться в кучи золы, остовы домов и странный холм посреди всего этого.

– Мы досюда вчера поутру дошли, – словно оправдываясь, начал Анальгин. – Уже так было. Ты не подумай, Лешага, мы тут ничего не трогали, и в мыслях даже не имели. На тот берег хотели уйти. На этой стороне от прорв совсем житья не стало. А к реке спустились, тут вот такое… Аж до печенок, как есть, пробрало. Мы тоже люди, не волки лесные. Всякое творили, всего повидали, но чтоб вот так…

Воин шел молча. Чешуйчатый старался поспевать за ним. Бывший раздольник не усердствовал, ему совершенно не хотелось вновь глядеть на пепелище.

– Веришь, не мы тут… – в который раз начал оправдываться старый знакомец.

– Помолчи, – цыкнул ученик Старого Бирюка, подходя к руинам.

– Ой, – протянул Марат. – Это же все люди, – он указал на то, что от поваленной вышки показалось холмом.

– Да, – выдохнул охотник за головами. – Их связали и сожгли. Видишь, как лежат?

– Вижу, – прикрывая пасть рукой, с трудом проговорил позеленевший юнец.

– Эти вот горели и пытались бежать, – Леха показал на обожженные скелеты, лежащие чуть в стороне от общей кучи. – Но видно, кто-то держал пожарище в кольце. Вон, ребро прострелено насквозь.

Марат только мотнул головой и порывисто отвернулся.

– Я же говорил, – вздохнул Лешага, – разумник.

– Это кто такое сотворил? – борясь с тошнотой, выдавил драконид.

– Люди. Прорвы никогда не жгут, незачем им, – подал голос раздольник.

– Вон живые! – вдруг крикнул Лешага.

Трое речников, сломя голову, бежали на пришлых. Их не останавливало, что те вооружены, что один из них на голову выше и куда шире в плечах, а другой похож на страшилище из сказок. Двое нападавших вооружились веслами, еще один – топором. Анальгин вскинул ружье.

– Не смей! – Леха сделал шаг вперед и сбросил автомат на руки Марата. Этот жест, казалось, остался незамеченным. Злобно орущие речники мчали на воина, размахивая своим неказистым оружием. Лешага без лишней суеты двинулся навстречу атакующим, легко уклонился от весла, без труда вырвал его из рук нападавшего, двинул тупым концом в солнечное сплетение ближайшего противника, лопастью выбил топор у второго и тут же подсек колени третьего.

– Мы – не те, кто это сделал, – очень жестко и внятно произнес он. – Вы где были?

– Наверху, у Трактира… – опасливо глядя на лежащий в стороне топор, проговорил обезоруженный. – Только пришли.

– И мы только пришли. К Трактиру идем.

– Что ж они за звери?! – речник взвыл, упал на колени и начал растирать кулаками нахлынувшие слезы. – Да как же так! Ведь живых же людей…

Ученик Старого Бирюка присел на корточки и положил ему руку на плечо.

– Ты прости, что веслом приложил. Не по злобе.

– Но ведь это же… – точно не слыша его, рыдал мужчина. – Да как же так?!

– Идем, – Леха поднял речника на ноги. – И вы давайте, вставайте. У нас тут лагерь недалеко.

…Лешага ворошил золу в костре длинной, чуть подгоревшей веткой. Зарытый там корень ядовитого цветка, из которого делают смертельный отвар, под действием жара становился невероятно вкусным и вполне безопасным. Но сейчас мерцающий тысячами искорок сизый пепел вновь и вновь заставлял вспоминать увиденную на берегу картину.

Лилия подошла и тихо села рядом.

– Ты как?

– Отвратительно, – сознался воин. – Здесь происходит что-то страшное и необъяснимое. Понимаешь, эти люди никогда никому не причинили зла, добродушные, гостеприимные, последнюю рубаху могли отдать, если нужно. Но главное, их всегда защищал нерушимый закон Дикого Поля. А ты знаешь, что такое закон, сама видела.

Помнишь, там, у шахты, монахи стояли и смотрели, как я убиваю их друга. Потому что таков закон. А ведь могли расстрелять и не поморщиться. Им нечего было опасаться мести, никто бы ничего не узнал. А они стояли и смотрели. И это правильно. И так должно быть. А здесь – вот такое. Понимаешь? И не просто напали и ограбили, хотя что тут было брать, – он махнул рукой. – Не просто убили, а так, чтобы жуть пробирала, чтобы показать всем – нет силы над их силой, и закон для них – пустой звук.

– Ты намерен отыскать их? – встревоженно спросила девушка.

– Не сейчас. Надо идти к Трактиру. Как можно быстрее. Тем более чутье подсказывает, долго искать не придется. Сами найдутся. Как бы не оказалось, что они туда же направляются.

– Что в нем такого необычного, в этом Трактире, отчего все стремятся туда? – удивилась Лилия.

– Трактир – место особое, другого такого нет. – Лешага вздохнул, мысленно возвращаясь на главное торжище Дикого Поля. – Туда уходят, когда сознают, что пора. Там уже никто никого не ищет, даже кровные враги. Никто ни на кого не подымет оружия. Приходящие караваны оставляют в Трактире десятую часть товаров, ведь когда-нибудь и караванщикам, и стражам, вроде меня, придется там жить.

– Ты не караванщик и больше не страж, – тихо напомнила дочь старосты.

– Все равно. Это место – средоточие закона, его сердце. И не только закона, но и знаний. Тот, кто выжег речников, бросил вызов каждому, для кого это не пустой звук. А значит, очень скоро он придет в Трактир. Я должен быть там.

Старый Бирюк, когда вдруг его пробивало рассказать что-нибудь ученикам, заводил истории, от которых у мальчишек начинали трястись поджилки. Одна из таких сейчас вспомнилась Лешаге. Он уже не мог сказать, о какой крепости шла речь, да и называл ли ее как-нибудь сам учитель. Припоминалось лишь, что крепость стойко выдерживала осаду. Припасов было много и воины храбры, но коварный полководец врага повелел обстреливать укрепления из катапульт головами пленников. Увидев искаженные смертной мукой лица знакомых и родных, горожане пришли в такой ужас, что поспешили склониться перед завоевателем.

Нечеловеческая жестокость победила дух защитников, готовых погибнуть на стенах крепости. Что-то сломалось у них внутри. Сейчас, вспоминая обугленные трупы на месте поселка, Лешага понимал, что они сродни тем заброшенным в крепость отрубленным головам.

Кто-то без колебаний сеет ужас, чтобы ростки страха заглушили отвагу в сердцах жителей Дикого Поля. Такое нападение не может быть последним и единственным. Ему вновь, в который раз за сегодня, вспомнился Темный Властелин, о котором вечно напоминал Марат. Ведь должен быть тот, кто направляет все эти злодейства. Кто посылает банды прорв, кто выжигает дотла беззащитные селения. Тот, кто решил, что его воля превыше закона. Сердце Лешаги наполнилось гневом. Он сидел, мрачно глядя на остывающие уголья, неподвижный, будто вырубленный из камня. Сидел, усилием воли превращая разрывающий душу гнев в холодную ярость, не проходящую, длящуюся бесконечно, словно караванная дорога.