Пламенные эвкалипты - Хэран Элизабет

— Можно поговорить с вами о личном деле, миссис Хокер? — тихо попросила Эбби.

Сибил заинтересовалась.

— Ну конечно. Хочешь прямо здесь, или можно подняться наверх, чтоб нам не помешали?

— Наверху было бы лучше, — сказала Эбби. Ей не хотелось, чтобы их разговор ненароком услышали Эльза с Марией и особенно Сабу, хотя они и занимались хозяйственными делами. — Может, посидим на балконе?

После того как они вдвоем разместились на балконе, Сибил стала ждать, когда Эбби заговорит. К сожалению, Эбби не знала, с чего начать. Ведь разговор предстоял нелегкий.

— Итак, Эбби, о чем же тебе хотелось поговорить? — спросила Сибил, уже теряя терпение. Какое-то время она размышляла, что это могло быть за личное дело, и на ум ей пришла одна мысль. Нет, не о Хите. — Может, о замужестве за Эбенезером? — осторожно предположила она.

Эбби зарделась от смущения, не смея поднять на нее глаза, из чего Сибил заключила, что была права. Она видела, что девушка чувствует себя не в своей тарелке, и ей стало жалко ее.

— Ты беспокоишься, что могла забеременеть от него? — мягко спросила Сибил. Она хорошо представляла себе, как страшно могло быть Эбби при одной только мысли об этом, да и любой другой женщине.

Эбби кивнула, силясь подавить слезы.

— Я не знаю, может, он… — Она посмотрела на свои руки, нервно теребившие подол платья.

— То есть ты хочешь сказать, что не помнишь, овладел он тобой или нет?

Эбби кивнула:

— Он мог лишить меня чести без моего желания на то. — На глазах у нее выступили слезы. — Я не знаю, что тогда произошло, и это меня беспокоит, — сказала Эбби. — Скажите мне, как узнать, не потеряла ли я… свою честь?

Сибил задумалась, размышляя над ответом.

— Была ли… кровь на простынях или на том, что тогда было на тебе? — спросила она.

Сибил не смела предположить, что на девушке тогда могло и вовсе ничего не быть.

— Кажется, нет, — пытаясь вспомнить, сказала Эбби.

На ней была ночная сорочка, но ей не хотелось думать о том, кто раздел ее, а потом переодел. При одной только мысли, что это мог быть Эбенезер, ей делалось дурно.

— Тогда, вполне вероятно, что он умер до того, как успел овладеть тобой.

Эбби закрыла глаза и вздохнула с явным облегчением.

— Я Бога молю, чтобы так все и было! — наконец выговорила она.

— Я тоже, Эбби, — вторила ей Сибил. — Но ты можешь так никогда и не узнать правду, так что лучше постарайся забыть об этом.

— Я старалась, — сказала Эбби. — Но это так тяжело. Ночами я только об этом и думаю. Наверно, мистер Мэйсон подсыпал мне что-нибудь в вино. Это единственное, что приходит мне на ум.

Эбби пришло это в голову, только когда она вспомнила, что нечто похожее уже случилось с одной девушкой с Речной улицы. Она работала в одной из булочных в городе и должна была прийти в лавку к четырем часам утра, когда булочник брался выпекать хлеб. А Эбенезер опоил ее опиатом и потом надругался над нею. И она не представляла себе, что с нею было, пока не забеременела. Единственной душой, которой она открылась, была Эбби, и Эбби тогда предложила несчастной провести с ним очную ставку. Однако девушка от стыда бежала из Берры, и больше о ней никто не слышал.

— Не могла же я потерять сознание с двух-трех глотков вина, — сказала Эбби.

Мысль о том, что Эбенезер мог сотворить такое, потрясла Сибил до глубины души. Она подалась вперед и тронула Эбби за руку.

— Бедняжка! — гневно проговорила она. — Это ж был сущий подонок!

Эбби широко раскрыла глаза.

Сибил заметила ее удивление и поняла, что погорячилась.

— Прости! — спохватилась она. — Я не имею привычки грубо выражаться. Но подвергнуть такому унижению юную невинную девочку мог лишь человек, вполне заслуживающий такого определения.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Воскресным утром Эбби пошла вместе с Джеком и Сибил в церковь Святого Михаила. Эльза с Марией накануне вечером отправились к себе домой и должны были вернуться только к концу дня. Сабу, понятно, нечего было делать в церкви. Он молился по несколько раз на дню в сеннике. Кроме того, по воскресеньям он был освобожден от обязанностей по кухне, поскольку на этот день приходился его выходной. А это, в свою очередь, означало, что Сибил, Джеку и теперь Эбби приходилось самим заботиться о себе.

Спустившись рано утром вниз, Эбби немало удивилась, застав Джека на кухне: он жарил на завтрак яичницу с грудинкой. И сказал, что делает это по утрам каждое воскресенье.

— Это традиция Джека Хокера, и нарушать ее никому не позволено, — объявил он ей притворно строгим голосом, когда она сказала, что и сама могла бы приготовить завтрак.

— Тогда я с радостью помогу, — предложила Эбби. — Ну, пожалуйста, позвольте мне сделать хоть что-нибудь!

— Что ж, если ты настаиваешь, — сказал Джек, не в силах ей отказать. — Моя забота — яичница с грудинкой, а ты тогда накрой на стол и завари чай.

— С удовольствием! — ответила Эбби в ту минуту, когда Сибил спускалась вниз. Застигнув их обоих на кухне за готовкой, она только покачала головой.

— Ну чем не семейная идиллия! — пошутила она, присаживаясь к столу и наливая себе в стакан сока из свежевыжатых апельсинов, только-только сорванных с дерева в саду.

Переглянувшись, Эбби и Джек улыбнулись. Им было хорошо — Сибил этого было никогда не понять.

У входа в церковь Хокеров с Эбби встречал отец Куинлан, он горячо пожал руки каждого из них. Эбби как будто уловила исходивший от него слабый запах спиртного, чему немало удивилась, памятуя о том, что день только начался. Сибил метнула в него строгий, полный укоризны взгляд, и Эбби поняла, что та тоже это почувствовала.

Зайдя в церковь, Эбби поразилась количеству уже сидевшего там народа. Многих она прежде даже не видела, но когда они стали занимать места для прихожан, она сразу же узнала Дорис Хьюберт и решила, что мужчина с нею рядом ее муж. По соседству с ними примостились кузнец Бен Добсон с сыном Майклом. Там же был и Элиас Мортон, а возле него — Уилбур с Эрни, пастухи, с которыми она уже успела познакомиться. Эбби сперва немало удивилась, увидев их в церкви, а потом поняла, что это отец Куинлан, использовав свои чары, должно быть, уговорил их ходить в церковь так же, как и ее.

Передняя скамья пустовала — она предназначалась для Хокеров, но нашлось там место и для Эбби.

Когда отец Куинлан тоже вошел внутрь и поднялся на кафедру, то первым делом он обратился ко всем с приветствием.

— Доброе утро и добро пожаловать! — возгласил он. — Смею представить всем здесь присутствующим нового члена нашего прихода. — Он перевел взгляд на Эбби, и она тут же поняла, кого он имел в виду.

Эбби покраснела от смущения и взмолилась про себя, чтобы ее представление пастве, устроенное святым отцом, было недолгим.

— Иные из вас, верно, уже знакомы с мисс Абигайл Скоттсдейл, — продолжал он свою речь, — но тем, кто еще не имел такого удовольствия, представляю: это новая компаньонка миссис Хокер. Так что прошу всех любить ее и жаловать.

Эбби опустила голову, но она чувствовала, как на нее с обеих сторон смотрят Сибил и Джек.

— Не соблаговолите ли подняться, Эбби, чтобы каждый мог лицезреть вас? — обратился к ней отец Куинлан.

Эбби полагала, что все они видели, как она вошла, и вставать ей не хотелось, но Сибил слегка подтолкнула ее в бок локтем, и ей пришлось подняться, одаривая всех и каждого смущенной улыбкой. Затем она села на место, надеясь, что священник продолжит службу и отвлечет от нее всеобщее внимание. Но прихожане не сводили с нее глаз, и Эбби с облегчением подумала: хорошо, что только Джек, Сибил и отец Куинлан знают ее историю. Хоть она и стала невинной жертвой Эбенезера Мэйсона, ей все еще было стыдно за то, что ее застали с ним в одной постели, обнаженную. Она не знала, сможет ли когда-нибудь избавиться от этих тягостных воспоминаний.

Отец Куинлан наконец приступил к литургии. Проповедь его была особенно интересной для Эбби. Он говорил о кресте, который едва ли не каждому приходится взваливать на себя в определенный период жизни; о потерях близких и боли, которую иной раз причиняют человеку другие. Говорил он и о том, как закаляют всех нас беды и страдания, проверяя порой нашу веру на прочность. Эбби почувствовала, что эти слова адресованы ей как ответ на ее исповедь. Она догадалась, что он обдумал ее историю и пытался ей помочь, как, возможно, и другим, кого больно ударила судьба или обидел какой-нибудь наглец.