Том 5 - Агата Кристи

– Злодейство, – повторил Лежен. Его поразило это слово.

– Они должны покаяться в грехах перед смертью, так ведь у католиков заведено? Вот она, верно, и каялась.

Лежен не сомневался – это была предсмертная исповедь, но в его воображение запало слово «злодейство». Должно быть, страшное злодейство, если священника, который узнал о нем, выследили и убили...

2

Трое остальных жильцов миссис Коппинз ничего сообщить не могли. Два из них, банковский клерк и пожилой продавец из обувного магазина, жили здесь уже несколько лет. Третья была девушка лет двадцати двух, снимала эту комнату недавно, работала в супермаркете неподалеку. Все они едва знали миссис Дэвис в лицо.

Женщина, которая видела отца Гормана на улице в тот вечер, тоже ничего важного не сообщила. Знала отца Гормана, была его прихожанкой. Видела, как он свернул на Бенталл-стрит и зашел в кафе примерно без десяти восемь. Вот и все, что она могла сказать.

Мистер Осборн, невысокого роста пожилой человек, в очках, лысый, с простодушным широким лицом, владелец аптеки на углу Бартон-стрит, располагал более интересными сведениями.

– Добрый вечер, старший инспектор. Заходите!

Аптекарь поднял откидную доску старомодного прилавка. Лежен прошел за прилавок, а потом через нишу, где молодой человек в белом халате с ловкостью фокусника разливал лекарства в пузырьки, в маленькую комнату – там стояли два кресла, стол и конторка. Мистер Осборн, с таинственным видом задернув портьерой вход, сел в одно из кресел, Лежен занял другое. Аптекарь наклонился вперед, глаза его блестели от возбуждения.

– Кажется, я смогу вам помочь. Посетителей в тот вечер было немного – погода отвратительная, и мы сидели без дела. По четвергам мы закрываемся в восемь. Туман все сгущался, на улице почти никого. Я стоял у дверей и глядел на улицу. В прогнозе погоды сказали, будет туман, и я видел – и вправду так. В аптеке пусто, за прилавком без дела молоденькая продавщица, она у меня кремами и шампунями занимается, а я стою, значит, у дверей и вижу: отец Горман идет по улице. Я его, конечно, хорошо знал в лицо. Ужасно, такого достойного человека убили. «Вот отец Горман», – говорю себе. Он шел по направлению к Уэст-стрит. А чуть позади – еще кто-то. Вряд ли я обратил бы на него внимание, не остановись он как раз у моей двери. Я думаю: «Что это он остановился?» – а потом заметил: отец Горман замедлил шаги. Словно о чем-то глубоко задумался. Потом снова пошел быстрее, и тот, другой, тоже. Я подумал: может, хочет догнать священника, поговорить с ним.

– А на самом деле человек этот, видимо, следил за ним?

– Теперь-то я уверен, было именно так, но тогда мне это в голову не пришло. И туман еще больше сгустился – они оба попросту исчезли из глаз.

– Вы сможете описать того человека?

Лежен не рассчитывал на сколько-нибудь вразумительный ответ. Он ожидал обычных расплывчатых описаний. Но мистер Осборн оказался из другой породы, чем Тони, хозяин маленького кафе.

– Думаю, да, – уверенно отвечал он. – Это был человек высокого роста...

– Приблизительно какого?

– Ну, шесть футов, не меньше. Хотя мог казаться выше, чем на самом деле, из-за своей худобы. Покатые плечи, выдающийся кадык. Тирольская шляпа. Длинные волосы. Большой крючковатый нос. Внешность очень приметная. Конечно, я не мог разглядеть цвет глаз. Понимаете, я его видел в профиль. Возраст – лет пятьдесят. Это заметно было по походке, молодые люди ходят иначе.

Лежен мысленно представил себе расстояние от аптеки до противоположного тротуара и задумался. У него возникли весьма серьезные сомнения.

Описание, которое дал аптекарь, могло быть плодом фантазии – такое случается часто, особенно когда допрашиваешь женщин. В подобных случаях фигурируют всевозможные маловероятные подробности: выпученные глаза, косматые брови, обезьяньи челюсти, свирепое выражение лица. Но мистер Осборн рассказал про человека с обычной внешностью. Такое от свидетелей услышишь нечасто: описание точное, подробное, и свидетель твердо стоит на своем.

Лежен задумчиво посмотрел на собеседника:

– Как вы считаете, вы узнали бы этого человека, случись вам увидеть его снова?

– Конечно. – Голос мистера Осборна звучал уверенно. – У меня прекрасная память на лица. Это просто мой конек. Если бы чья-нибудь жена пришла ко мне и купила мышьяк, замыслив отравить мужа, я мог бы присягнуть в суде, что узнал ее. У меня часто возникает эта мысль.

– Но вам не приходилось пока выступать в суде в такой роли?

Мистер Осборн грустно признался: да, не приходилось.

– И уж теперь вряд ли придется. Я продаю свое дело. Мне предложили хорошие деньги, продам и переселюсь в Борнмут[65].

– Да, аптека у вас отличная.

– Первоклассная, – отозвался мистер Осборн не без гордости. – Нашей аптеке почти сто лет. Дед и отец ею владели до меня. Надежное семейное предприятие. Мальчишкой я этого не понимал. Мне тогда казалось – скучища. По молодости лет тянуло на сцену. Вообразил, будто родился актером. Отец отговаривать не стал. «Поглядим, что у тебя из этого выйдет, – сказал он тогда. – Сам увидишь, до сэра Генри Ирвинга[66] тебе далеко». И оказался прав! Полтора года я болтался в одном театрике, а потом вернулся восвояси. Взялся за дело. И краснеть за свою аптеку мне не пришлось. Она, конечно, старомодная. Зато качество. Только вот наступили теперь для фармацевтов невеселые времена. – Аптекарь скорбно покачал головой. – Все эти краски, подмазки... Ничего не поделаешь – от них половина дохода. Пудра, помада, кремы да шампуни, губки фасонистые. Сам я к такой дряни и близко не подхожу. У меня этим ведает юная леди за особым прилавком. Да, все нынче не то, что прежде. Но я небольшой капиталец скопил, да и деньги мне предлагают приличные. Уже внес залог за очень красивое маленькое бунгало возле Борнмута. «Надо уходить на отдых, пока есть силы наслаждаться жизнью» – вот мой девиз. У меня много разных хобби. Бабочки, к примеру. Жизнь птиц – птахами любуюсь в бинокль. Садом займусь, накупил книг по цветоводству. И путешествия – собираюсь в какой-нибудь круиз, мир погляжу, пока не поздно.

Лежен поднялся.

– Ну что же, всех вам благ, – сказал он. – И если вы до отъезда вдруг встретите этого человека...

– Я тотчас же дам вам знать, мистер Лежен. Естественно. Можете на меня положиться. Как я уже говорил, у меня прекрасная память на лица. Буду начеку.

Глава 4

РАССКАЗЫВАЕТ МАРК ИСТЕРБРУК

1

Я вышел со своей приятельницей Гермией Редклифф из театра «Олд Вик»[67]. Мы были на «Макбете». Лил дождь. Мы перебежали через улицу к моей машине. Гермия заметила – и несправедливо! – что, как ни пойдешь в «Олд Вик», обязательно дождь. Я ей возразил, что в отличие от солнечных часов она замечает лишь дождливое время.

– Нет, – сказала Гермия. – Это судьба. – И после того как я включил зажигание, добавила: – А вот в Глайндборне[68] мне всегда везет. Там чудесно – музыка и прелестные цветочные бордюры, в особенности из белых цветов.

Мы обсудили музыку, исполняемую в Глайндборне, и через несколько минут Гермия вдруг спросила:

– Мы случайно не едем завтракать в Дувр?

– Дувр? Что за странное место? Я думал, мы пойдем в «Фэнтези». Мрачный «Макбет», величественное кровопускание – после Шекспира всегда умираю от голода. Надо как следует подкрепиться и выпить хорошего вина.

– Вагнер тоже возбуждает аппетит. В «Ковент-Гарден»[69] в антракте сандвичи с копченой семгой исчезают мгновенно. А насчет Дувра – просто мы едем в этом направлении.

– Я свернул, потому что здесь объезд, – пояснил я.

– Слишком длинный получился у тебя объезд. Мы уже давно то ли на Старом, то ли на Новом Кентском шоссе.

Я оглянулся и вынужден был признать: Гермия, как всегда, права.

– Постоянно сбиваюсь здесь с дороги, – повинился я.

– Да, здесь легко запутаться. Все время приходится кружить у вокзала Ватерлоо.

Наконец, успешно преодолев Вестминстерский мост, мы опять заговорили о постановке «Макбета». Моя приятельница Гермия Редклифф – красивая молодая женщина, ей двадцать восемь. У нее безупречный классический профиль и шапка густых каштановых волос. Моя сестра неизменно называет ее «подругой Марка», причем так и слышишь многозначительные кавычки – это выводит меня из себя.

В «Фэнтези» нас встретили приветливо и провели к маленькому столику у обитой алым бархатом стены. «Фэнтези» пользуется заслуженной популярностью, и столики там поставлены тесно. Когда мы усаживались, кто-то вдруг радостно окликнул нас. За соседним столом сидел Дэвид Ардингли, преподаватель истории в Оксфорде. Он представил нам свою спутницу, прехорошенькую девушку с модной прической: волосы торчали во все стороны, а над макушкой прядки поднимались под невероятным углом. Как ни странно, прическа ей шла. У девицы были огромные голубые глаза, рот она все время держала полуоткрытым. Как и все девушки Дэвида, она была непроходимо глупа. Дэвид, человек редкого интеллекта, почему-то находил удовольствие только в компании совершенно пустоголовых красоток.