Собрание сочинений в десяти томах. Том девятый. Ave Maria - Вацлав Михальский

Она уже давно шла по пляжам чужих вилл. Удивительно, но на пляжах не было никаких загородок, и казалось: так и до России можно дотопать и встретить маму…

«Мамочка, как ты там?! Я знаю – ты жива и здорова. Мамочка, как хорошо, что приехал Толя из Америки и выложил мне эту неправду про тебя. Я ни на секунду не поверила, но его известие как будто вывело меня из летаргического сна. Я каждый день буду теперь думать о тебе, мамочка, буду молиться за тебя и за Сашеньку во здравие! Я ведь всегда жила памятью о тебе, о папа, о Сашеньке, а в последние годы эта память ослабла. Да, были события, которые вышибли меня из седла, но теперь все станет иначе… Пока мы помним – мир нетленен. Дай Бог, чтобы моя сестренка Александра была жива и здорова и мы встретились еще на этом свете. Господи, мамочка, спаси и сохрани всех нас! Помнишь, ты говорила: “Маруся, не нюнь!” А я разнюнилась. Господи, мамочка, спаси и сохрани!»

Наконец, Мария уткнулась в невысокий забор, перегораживающий узкую полоску пляжа. Она не стала перелезать через забор, а повернула назад. Наверное, она прошла до забора, плетенного из стеблей сорго, километра два, не меньше. Значит, ходу назад ее размашистым шагом было минут двадцать-двадцать пять. Когда до дому оставалось метров пятьсот, ударили крупные капли дождя – холодного, зимнего, но Мария даже не поежилась. С каждым шагом ей становилось все свободнее, все вольнее, и душа ее как бы наливалась свежими силами. Когда она подошла к своей вилле, дождь кончился.

– Маня, да ты вся мокра! – всплеснула руками тетя Нюся. – А ну, гэть в ванну, в горяченьку!

– С меня и душа хватит, – отвечала Мария, – а ты накрывай на стол. Я обкупнусь и переоденусь мигом.

За обедом Анатолий хвалил тети Нюсин борщ, хвалил котлеты. Заметив при этом, что и его Аннет теперь хорошо готовит. Зная, что он ярый трезвенник, ни Мария, ни тетя Нюся даже не обмолвились о любимом Порто.

Вспомнили Тунизию: форт Джебель-Кебир, Бизерту, город Тунис, воздвигнутый на месте бывшего Карфагена.

– В прошлом году в Тунисе открыли православную церковь Воскресения Христова. Присылали мне приглашение на открытие. А Настя Манштейн[28] приглашала еще отдельно, она там у них в старостах бизертинского храма Александра Невского. Замечательный человек, работает в бизертинской гимназии, преподает математику. Да, приглашали меня, а Настю особенно, но я не поехала. Зря. Сейчас бы поехала, но в пустой след мы все горазды каяться.

– Большая церковь в Тунисе? – спросил Анатолий.

– Небольшая, но, писали, очень ладненькая, фактически копия знаменитой русской церкви XII века Покрова-на-Нерли. Когда я была маленькая, мы с мамой и папа́ в том незапамятном 1913 году гостили у маминой старшей сестры тетушки Полины в ее имении во Владимирской губернии. Это она, тетушка Полина, любила повторять: «Уныние, господа, тяжкий грех!» Когда приехали, остановились у самой речки, на низком левом берегу, там была и церковь Покрова-на-Нерли. Речка Нерль – отсюда название знаменитой церкви. Ой, какая милая была речка – берега песчаные, вода прозрачная – я с тети Полиными девчонками мальков пыталась ловить. Ни одного не поймали, но весело было так, что до сих пор помню. А на другом, высоком берегу паслись пятнистые коровы. И у входа в церковь, и внутри было разбросано много сорванной руками травы и полевых цветов, сладко пахло травяным соком. Была Троица, последняя в мирные годы России.

Спать легли рано – завтра ехать в Марсель ни свет ни заря. В постели Мария Александровна все вспоминала свой сон двухлетней давности: старый пирамидальный тополь в дальнем конце их Николаевской усадьбы. Двор в той стороне был почти голый с редкими островками белесого бурьяна на песчаной почве. Перед закатом знойного дня старый тополь отбрасывал особенно длинную отрадную тень, она проходила через всю графскую усадьбу, словно отдаляя настоящее от минувшего, от того, что уже перешагнуло за эту тень и кануло в вечность. Тогда ей приснилось, как за эту самую тень-черту уходят смутно видимые ею толпы: женщины, мужчины, дети, старики, старухи и совсем крохотные младенцы в белых пелеринках безгрешия, словно уплывающие над толпой по воздуху. Тогда она не увидела среди ушедших за черту ни маму, ни сестру Александру.

Мария Александровна прокручивала в памяти давний сон, пока не уснула. Как она и молила Бога, сон приснился ей в эту ночь снова, практически тот же самый сон, только люди в уходящей за черту толпе были другие. Но мамы среди них не было. Наверное, не было и Александры, иначе это бы зацепило ее во сне. «Дай Бог, чтобы и насчет Александры известие Анатолия было ложным, дай Бог!»

Светало поздно, так что поднялись все до света. Тетя Нюся сварила отличный кофе, ранний завтрак был очень хорош.

Выехали своевременно.

– Красивый у вас дом, – сказал Анатолий, когда они отъезжали от виллы Ave Maria. – Сейчас еще темновато, а днем очень красивый – белый с голубым.

– С синим. Это цвета Средиземноморья: белый и синий. Точно так же и у нас в Севастополе. И в Тунизии, ты помнишь?

– По правде говоря, я про Тунизию, кроме форта Джебель-Кебир, ничего не помню. А то, что в городе Тунисе теперь наша православная церковь есть, очень хорошо. Я отцу Лавру, то есть Васе Шкурле, расскажу, он будет радый. Он как раз занимается православными приходами в разных странах.

– Интересуется? – ловко выворачивая руль, спросила Мария Александровна, выезжая с второстепенной на главную дорогу, ведущую в Марсель.

– Как сказать – интересуется? У него работа теперь такая, служение.

– Он что, вроде министра иностранных дел?

– Ну, это я не скажу, может, и министра. Не скажу. Но по миру он много ездит. В прошлом году, например, в Португалии был. Там есть наши приходы.

– Тогда он знает и про церковь Воскресения Христова в Тунисе, – уверенно сказала Мария Александровна, – должен знать.

– Ой, он, Вася, значит, отец Лавр, еще рассказывал, что в той Португалии встречался чи с графиней, чи с маркизой, которая хранительница родового дерева Кутузова, того, что Наполеона прогнал с России.

– Древа. Родового древа. А как ее звать, не помнишь? – глаза Марии загорелись, новость, услышанная ею сейчас от Анатоля, очень взволновала ее. Кто-кто, а уж князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов человек для России и русских незабвенный. – Так как ее звали?

– Кажись, Ольга, а фамилию не помню, но не Кутузова.

– Спасибо, тогда тем более имеет смысл… – Мария не договорила, что «имеет смысл», и надолго замолкла.

Мария доставила Анатолия к месту назначения вовремя. Поцеловала троекратно по русскому обычаю. Перекрестила в добрый путь да наказала при этом, чтоб он передавал приветы Аннет, детям, Васе Шкурле и особенно ее названой внучке Тонечке. Мария Александровна сняла из ушей золотые серьги с причудливо гранеными бриллиантами, с пальца левой руки – перстень из того же гарнитура и, протягивая их Анатолию, попросила:

– Пусть Аннет хранит их до шестнадцатилетия Антонины, а там подарит Тонечке от меня.

– Может, сами и подарите? – пытаясь отстранить ее руку с драгоценностями в ладони, сказал Анатолий.

– Нет, шестнадцать лет – это много. Бери. А там как Господь рассудит. Буду жива, найду, что еще добавить. Бери.

Обратный путь дался Марии Александровне легко и радостно. День стоял ясный. Дорога просматривалась далеко-далеко, встречные машины почти не попадались, так что можно было утопить педаль газа и мчаться на большой скорости. Она и сама не знала, куда спешит, но почему-то спешила очень и гнала мощную машину на пределе ее возможностей. Гнала так, как гоняла в молодости.

Следя за дорогой, Мария радовалась тому, что ночной сон с тенью от тополя и с толпой уходящих за черту подтвердил ее уверенность в том, что мама и, наверное, Сашенька живы, и думала обо всем понемножку – о том о сем, с пятое на десятое. Пришел ей на память и вкус Порто, она даже почувствовала во рту сладостное послевкусие. «Сегодня вечером посидим с Нюсей у камина, побалуемся Порто. А почему бы нам не поехать в Португалию? Вон, Вася Шкурла был. Действительно, почему бы и нет? Что я, что Нюся легкие на подъем – сели в машину и поехали, а там дорога покажет, что к чему. Давно пора освежить впечатления. Денек на сборы, и в путь!»

Когда подъезжала к своему бело-синему дому, в груди вдруг пробежал знакомый холодок. Она его слишком хорошо знала – этот вещий холодок опасности.

Открыла ворота, въехала во двор, оставила машину, не загоняя ее в гараж. Поспешила в дом.

– Нюся, мы едем в Португалию! – громко крикнула Мария с порога. – Нюся?! Ты где?!

Нет ответа.

Во дворе ее приветствовал от своего маленького домика смотритель виллы.

– Добрый день, мадам Мари!

– Поль, вы не видели мадам Нюси? – кивнув в ответ на его приветствие, громко спросила Мария.

– Нет, мадам. Наверно, она на берегу, как всегда, собирает водоросли после шторма.

Мария быстро пошла, почти побежала в сторону пляжа.