Гнев божий - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пресвятой господь…
– Аллах Акбар! – заорал кто-то из водителей совсем рядом. – Аллаху Акбар!
– Субхана Ллаху! Аллаху Акбар!
Все больше и больше людей покидали машины, чтобы посмотреть на горящий вертолет, на символ американского могущества, что догорал на той стороне реки чадным костром. И все больше и больше людей подхватывали эти крики, они кричали «Аллах Акбар», потому что это был вызов ненавистным оккупационным властям, клич свободы. Так и начинаются революции…
– Миллер, всем! Закрыть машины и уходим отсюда! Пробиваемся на запад! Пошли, пошли!
Иначе их тут просто разорвут…
Ирак, Багдад
Здание парламента
Расстреляв полицейских на входе – никто еще не понимал, что происходит, на всех автоматах стояли глушители, – группа Серых волков прорвалась к главному входу в парламент. Там уже не было никакого чек-пойнта, не было пулеметов – когда они были уже на ступенях, иракский полицейский с автоматом выскочил им навстречу и рухнул под градом пуль.
Саданув по двери – ее не успели блокировать, – Серые волки ворвались в здание, в вестибюль. Там был единственный полицейский, он тупо таращился на них, не понимая, что происходит. Еще там было несколько частных охранников, они поняли, что происходит, первыми и попытались воспользоваться оружием. Но их уже держали на прицеле.
– Огонь!
Серые волки открыли огонь сразу из нескольких автоматов, превращая пространство перед собой в настоящий ад, в котором невозможно было выжить. Люди метались перед ними в поисках укрытия и падали под градом пуль, один из охранников успел выстрелить из обреза ружья – но Серый волк устоял на ногах от удара дроби, а ответный огонь опрокинул неверного наземь, на мраморный пол, по которому уже текла кровь…
Контракторы
Джим Лефтвич был простым американским парнем, родом из Айдахо, одного из центральных американских штатов. Родился он в городке, в котором было всего две улицы и около четырех тысяч жителей – но его жители были настоящими патриотами Америки и очень любили то место, где они живут, и ту страну, в которой они живут. Ничто не могло поколебать этой наивной, но очень искренней любви: за Демократическую партию здесь почти никто не голосовал.
Отец Джима был фермером, довольно успешным, потому что он выращивал кукурузу и продавал ее на биотопливо. Джим мог остаться на ферме и помогать отцу, тем более что дел на ферме всегда хватало, но вместо этого он пошел на призывной пункт и завербовался в морскую пехоту США – ему очень хотелось быть морским пехотинцем. После года службы на территории Джибути – кэмп Лемоньер, единственная американская военная база на африканском континенте – его перебросили в Афганистан в провинцию Пактия. Это было страшное, по-настоящему страшное место. Рядом «дырявая» пакистанская граница – а на той стороне поселения, где сторонниками Талибана являются все жители до последнего, и лагеря подготовки. Среди полицейских и солдат афганской армии талибам симпатизирует каждый пятый. Горы, покрытые лесами, быстрые ручьи и горные тропы, которые нужно патрулировать и на которых смерть поджидает на каждом шагу – им приходилось идти в foot patrol, потому что лишь десять процентов дорог в этой провинции были пригодны для прохождения американской бронетехники. Джим пробыл в Афганистане целый год, за это время заслужил Бронзовую звезду, Пурпурное сердце, был ранен и контужен, заслужил благодарность от командования. Когда он вернулся домой – мать не узнала его, а отец был в шоке. Война уже была в его крови, он постоянно находился там, на этой войне. Он падал на землю, когда прогоревший глушитель какого-нибудь старого пикапа издавал резкий хлопок, он кричал по ночам, а некоторые ночи не мог спать вообще, он вел машину, машинально бросая ее с одной полосы на другую, чтобы не стать легкой добычей для ракетчика с «РПГ». Он отравился войной и не мог больше жить в реальном мире, он подал рапорт на досрочное возвращение в Афганистан и пробыл там еще год, получив еще одну контузию – а потом, поняв, что не сможет вернуться домой, завербовался в частную охранную компанию и отправился в Ирак.
Последний месяц он охранял здесь какого-то министра, какого именно, он так и не запомнил, потому что ему не было до этого дела. Всего лишь еще один араб в цветастом платке – шемахе, низенький, полноватый, с черными глазами навыкате и липкими, нечистыми руками. Араб этот был вдобавок и половым извращенцем – он содержал гарем из маленьких мальчиков, и иногда это вызывало у Джима желание засунуть в рот министра гранату и выдернуть чеку. Сегодня он был старшим смены – то есть он отвечал и за клиента, и за восемь телохранителей (считая его самого), которые охраняли его. Утром они сели: министр в свой новенький бронированный «Мерседес» – видимо, должность позволяла воровать столько, что хватало не на старый, а на новый, – а они сели в машину сопровождения. Это был выпускаемый серийно пикап «Форд Ф550» с дизелем Камминс, кабиной «Кинг Кэб» с двумя рядами, съемной «капсулой», сваренной из листов брони, и с турелью для пулемета «ПКМ», специальными шинами с вставками и полностью бронированным капотом и кабиной. Девять с половиной тонн, броня держит очередь из «АКМ» в упор – черт знает скольким воинам «иракского фронта» такие вот машины спасли жизнь при подрывах и нападениях. Сегодня министр выступал в парламенте (процедуры демократии здесь соблюдались истово, иракцы были большие любители поговорить), потом он должен был до конца рабочего дня переместиться в здание правительства рядом, а потом он скажет, куда надо ехать. Пройдет день – и все охранники получат по семь-восемь сотен долларов, а Джим – полторы штуки, потому что он старший смены. Рискуя жизнью, он за два месяца зарабатывал столько, сколько отец зарабатывал за год тяжелого труда. И это его устраивало – возврата в мирную жизнь он уже не видел.
Итак, они пробились к парламенту (восточнее его была главная стоянка такси Багдада, машин от этого было много), «Мерседес» поставили под навес и прикрыли лежащими тут кевларовыми покрышками – если неподалеку произойдет взрыв, «Мерседес» не повредит осколками. Сами же они стояли на стоянке для les miserables, где было полно «Субурбанов», «Тойот Ланд Круизер» и таких вот пикапов и где собрались несколько десятков «псов войны», солдат удачи, чтобы потрепаться за жизнь, пока заняты клиенты.
Солдаты удачи делились по кучкам в зависимости от национальностей – в Ирак приезжали зарабатывать деньги со всего мира. Отдельно кучковались славяне – было очень много сербов из Сербии и Сербской Краины[60], болгар, были и русские, их язык был схож, и они могли понимать друг друга без переводчиков. Отдельно кучковались англоязычные – американцы, британцы (многие из которых прошли САС) и южноафриканцы, которых тут тоже было полно – они говорили по-английски и никого больше в свою компанию не принимали. Все остальные либо сидели по машинам, либо сбивались в мелкие группки по три-четыре человека, пытались объясниться на плохом английском, потому что английский был международным языком наемников.
Когда Джим подошел к «своим», стоящим у бронированной «Тойоты» с эмблемами «Эринис» – британский контрактор, которого все знали по кличке Сахиб, бывший оперативник САС, отличившийся в Боснии и в самом начале в Ираке, – рассказывал очередную историю, в которой непонятно чего было больше – то ли правды, то ли лжи…
– Так вот… И заходим мы в эту долбаную хибару – а там, скажу я вам, хибары получше, чем здесь. Заходим вчетвером, потому что в тех краях надо было держать ушки на макушке. А там какой-то ублюдок кричит – я муслим, я муслим, не стреляйте!
– И вы стали стрелять?
– Конечно, нет, какого черта. Тогда мы стреляли в сербов.
– И дострелялись.
– Дай доскажу. В этот раз – это в пятом году было – нам поступила информация о том, что в нашем секторе какой-то ублюдок организовал лабораторию по производству фугасов из неразорвавшихся снарядов. Причем этот ублюдок говорит не на арабском языке, по крайней мере, наш информатор ни черта не понимал, что он говорит.
– Они тут все тупые…
– Ты будешь слушать или трындеть?! – разозлился британец.
– Все, молчу, молчу, – примирительно сказал южноафриканец из бывшего спецбатальона Буффало.
– Так вот. Потом нам удалось установить, что эти ублюдки обосновались в гараже в районе Аль-Джабайла. Кто-нибудь был в Басре?
– Я был… – сказал американец, относительно которого было известно, что он входил в состав сто двадцать первого спецотряда, охотившегося за верхушкой иракского сопротивления, – это рядом с железнодорожным вокзалом, чуть ниже его, на самом берегу реки. На том берегу реки – зеленка, куда лучше не соваться. Там сыро, чертовски много растительности и предельно хреново.
– Соображаешь, – уважительно сказал британец.