Гнев божий - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А сейчас он видел – Америка проигрывает.
Они пришли сюда для того, чтобы установить демократию – но демократии не было и в помине. Страна расползалась по швам, люди ненавидели друг друга просто потому, что один шиит, а другой суннит, один араб, а другой – нет. Их ненависть была достаточным основанием для того, чтобы взять в руки автомат или подложить бомбу на дороге, развитие экономики это не приостановило, наоборот, появилась новая линия разлома – те, кто встроился в новую, цивилизованную жизнь, и те, кто принципиально отрицал ее, кто готов был подорвать нефтепровод просто для того, чтобы было хуже. Будь это Европа – можно было бы устроить нечто вроде цивилизованного развода, как чехи разделились со словаками. Либо даже нецивилизованного – ведь Югославия хоть и распалась с большой кровью, но на ее месте возникли несколько дееспособных, цивилизованных государств, многие из которых вошли в Евросоюз, и даже Сербия, агрессор – сбросила Милошевича и тоже подала заявку на вступление в Еврозону. Но здесь… нет, джентльмены, здесь так не пройдет. Здесь такой развод будет означать не только большую, очень большую кровь, но и войну.
Перед его глазами плыли – как на экране – лица. Лица амиров, лидеров боевиков, богачей, подозреваемых в поддержке терроризма. Он понимал, что здесь не на кого опереться, что даже богатый человек, сделавший состояние на поставках чего-либо американцам, имеющий долю в каких-либо скважинах – он сам зачастую выделяет деньги на поддержку боевиков, хотя знает, что после прихода боевиков здесь воцарится кровавый хаос. Но он делает это, потому что в первую очередь он шиит или там суннит, а потом уже – все остальное. Их не переделать… они пытаются уже больше десяти лет, но все равно шииты остаются шиитами, сунниты – суннитами.
Господи, ведь всем же понятно, что здесь творится. С одной стороны, Иран – он поддерживает шиитское сопротивление, но его интересы распространены на весь Ирак. С другой стороны, Сирия, туда сбежало большинство функционеров бывшего режима, сами они сунниты и Саддам был тоже суннитом. Эти хотят сделать Ирак суннитским или, по крайней мере, захватить его центральную часть, обязательно с запасами нефти. С севера нависает Турция, они воюют с курдами и заявляют о готовности провести операцию против Курдистана – но это только предлог, их интересует нефть. Нефть, нефть – и ничего, кроме нефти. Когда-то – это было всего лишь одно поколение назад – само присутствие здесь американских войск удерживало бы соседей от любых агрессивных действий. Америку боялись. Америку уважали. На американцев смотрели так, как смотрели в свое время на англичан, строителей империи – с уважением и страхом. Как могло получиться, что они сделали не так, что на них теперь смотрят как на цели, а на саму Америку – как на издыхающего льва, к которому надо подскочить, рвануть зубами теплое, парное мясо, пустить кровь – и ждать, пока лев окончательно ослабеет от кровопотери, чтобы разорвать его, еще живого, бывшего царя зверей. Со всех сторон они видели злобные, пустые глаза, кривые ухмылки и характерный жест – многие пацаны проводили пальцем по горлу, показывая, что их ждет, и пускались наутек. О каком страхе вообще можно говорить, если их не боятся даже дети?
– Что же делать, что?!
Миллер не заметил, что он сказал это вслух, даже не сказал, а простонал, обреченно и страшно. Он понял это только тогда, когда увидел, что перед ним стоит один из служащих его отдела, Карл Шрадер.
– Что, простите, сэр? – недоуменно спросил он.
– Ничего. Ничего… Что у тебя?
– Сэр, только что поступило сообщение, какое-то странное. От нашего человека в Рашиде. Он передал, что в районе здания правительства идет интенсивная перестрелка, слышны взрывы и… кажется, стреляют из крупнокалиберного пулемета. Я подумал, что это может быть чем-то очень серьезным, сэр.
Миллер прикинул – сидеть здесь бессмысленно, ему надо проехаться, чтобы избавиться от этих страшных, страшных своей обреченностью мыслей, лезущих в голову.
– Поехали, посмотрим. Собирай всех свободных людей в гараже…
Американцев набралось девять человек, это было много – но это было и мало, тем более что только пятеро из них служили в армии. Конечно, это круто, когда ты прибываешь на место службы и тебе вручают карабин М4 и бронежилет. Но это круто до первой перестрелки, потом становится не круто – а страшно. Неподготовленный к реальному боестолкновению человек, даже имеющий, к примеру, опыт службы в полиции – не более чем мишень, а его автомат представляет опасность для него самого не меньшую, чем для его врагов.
– Джентльмены, в районе правительственного квартала слышна интенсивная стрельба, мы должны выехать и разобраться в том, что происходит. Держаться вместе. И смотрите куда стреляете! – провел инструктаж Миллер. – Всем все ясно? Тогда – по машинам.
Два белых бронированных «Субурбана» с широкими подножками – полицейская версия, раньше использовалась SWAT, – поднявшись по крутому подземному пандусу, выехали прямо к воротам посольства, которое охраняли морские пехотинцы. Оттуда они вырулили на Хайфа Стрит, распугивая водителей воем сирен и кряканьем спецсигналов, и направились на северо-восток, улица тут шла параллельно берегу Тигра, была полностью восстановлена и позволяла достичь цели в максимально короткие сроки.
Стрельбу они услышали еще у моста Синак – негромкую, но вполне отчетливую и непрекращающуюся, это не было похоже на охоту за смертником или задержание преступника – это был настоящий и очень интенсивный бой. Сквозь недовольное гудение клаксонов застрявших в пробке водителей Миллер различил частые одиночные выстрелы. Значит, там работал и снайпер, как минимум один.
– Сворачивай! Слышишь, сворачивай! – Миллер посмотрел на часы, время к третьему намазу, как только все встанут на намаз, страна замирает. – Сворачивай налево!
«Субурбан» взревел сиреной, даже попытался спихнуть в сторону преграждающую ему путь машину, но эта машина уперлась в другую машину, и они застряли окончательно. Вокруг них начали собираться водители, они потрясали кулаками и изрыгали проклятия в адрес американцев, которые когда-то пришли сюда, чтобы дать им свободу. По кузову глухо хрястнулся камень.
Страна камней…
Миллер открыл дверь и, не глядя, несколько раз выстрелил в воздух из своей «беретты». Кто-то бросился наутек – но он понимал, что это временная передышка, те, кто убежал – вернутся, и может быть, с автоматом.
– Быстро! Надо продвигаться пешком! Собраться у первой машины! Бегом, бегом!
Миллер выскочил первым из машины, пробежал назад, открыл заднюю дверь. В каждой машине была «закладка» – оружие в багажнике на случай, если все пойдет предельно хреново. Сейчас у него было чувство, что оружие им пригодится.
– Шрадер! Ко мне, немедленно!
Подбежал Шрадер, краснолицый, белобрысый.
– Ты из армии?!
– Да, сэр!
– Знаком? – Миллер показал на лежащий в багажнике пулемет со сложенными сошками и прикладом. Это был польский UKM, тот же самый пулемет Калашникова, только с прикладом как у М4 и с передней рукояткой для удержания при стрельбе. ЦРУ закупало эти пулеметы не под патрон НАТО, а под старый русский патрон от винтовки Мосина, старейший из всех, что находятся на вооружении, и вооружало им группы, которые действовали в Афганистане и на Ближнем Востоке. Русские патроны там до сих пор были более распространены, чем патроны НАТО.
– Ну, сэр, я не пулеметчик, но нас учили использовать М249.
– Бери! И патроны. Кажется, там серьезная заваруха.
Сам Миллер открыл лежащий у другого борта кофр и извлек оттуда винтовку М107 – у частных контракторов винтовка М107 была в каждом патруле, ее использовали чаще, чем любую другую снайперскую. Перекинув огромную, тяжелую винтовку на ремне за спину, Миллер разорвал армейскую упаковку патронов и начал спешно набивать ими магазин.
– Сэр, смотрите! – крикнул Шрадер, показывая вверх, когда он набил уже три магазина и заканчивал с четвертым.
Миллер посмотрел вверх – и не смог сразу поверить своим глазам.
Со стороны правительственного квартала летел вертолет, это был UH-60 Сикорского, новейший вертолет иракской армии, который только начал в нее поступать. Вертолет шел, снижаясь, за ним тянулся шлейф черного дыма, было видно, что хвостовой ротор работает на последнем издыхании. Он пролетел почти над ними, оглушив ревом турбины, а потом – он уже перевалил Тигр и находился где-то над армянской церковью – он вдруг замер на секунду в воздухе, будто раздумывая, а потом тяжело рухнул вниз, и с места его падения в небо повалил густой, черный, клубистый дым.
– Пресвятой господь…
– Аллах Акбар! – заорал кто-то из водителей совсем рядом. – Аллаху Акбар!
– Субхана Ллаху! Аллаху Акбар!
Все больше и больше людей покидали машины, чтобы посмотреть на горящий вертолет, на символ американского могущества, что догорал на той стороне реки чадным костром. И все больше и больше людей подхватывали эти крики, они кричали «Аллах Акбар», потому что это был вызов ненавистным оккупационным властям, клич свободы. Так и начинаются революции…