Управдом - Андрей Никонов

Он подошел к кровати, откинул рогожу, осмотрел колоду, котелок, потом вернулся в зал и поднял топор.

— Порешить тебя этот тать хотел, да? Интересно, за что? Может, не поделили золотишко-то? Своровали вместе, а потом спор вышел?

— Ты говори, да не заговаривайся, — посоветовал Сергей. — Я вам грабителя сдал, мальчонку послал в милицию, деньги вон охранял, пока твои агенты труселя надевали да зевали, а ты мне тут дело пришить хочешь. Так ведь против тебя это может обернуться, товарищ субинспектор Карецкий.

— Неужто ты угрожаешь мне? — Карецкий широко улыбнулся.

— Нет, — Травин улыбнулся ему в ответ. — Не сделаешь ты ничего, подозреваемый у тебя есть, орудие преступления — тоже, я лишь социалистическое имущество охранял, как мне это предписано должностной инструкцией. Точь-в-точь как в ней черным по белому напечатано, полномочия мне эти народный комиссариат внутренних дел республики дал. И если дружок твой, следователь, мне статьей грозить будет, я уж найду, что рассказать, будь уверен. Чтобы потерпевший в обвиняемого превратился, надо очень постараться, и боком это старателю выйти может.

Карецкий только сплюнул.

Из подвала появился агент Гладыш, он держал в руках глиняные обломки.

— Посмотреть бы вам, Сан Саныч.

— Сейчас. А ты, Прокопенко, вон за товарищем Травиным пригляди, чтобы не выкинул чего, и если только дернуться попробует — стреляй. Ему, знаешь ли, человека убить — как муху прихлопнуть.

Второй агент кивнул.

Субинспектор и Гладыш минут пять колдовали над обломками, складывая их и так, и эдак, и к этому времени рабоче-крестьянская милиция подоспела, в лице Гирина и пятерки милиционеров. Двое остались сторожить вход, еще двое — грабителя, а пятого Гирин отослал обратно, в отделение, за криминалистом и фотографом, и наказал к фельдшеру заглянуть, предупредить, что у них тут раненый.

— Следователя только не хватает, — подал голос Травин.

— Будет тебе и следователь, — добродушно сказал Гирин. — Саша, что тут произошло?

Пока Карецкий объяснял Гирину, что и как, показывая колоду и глиняные обломки, прибежала Дарья с сумкой, набитой бинтами и лекарствами. Тут же бросилась к Никифору, осмотрела.

— На первый взгляд — сотрясение мозга и гортань перебита, разговаривать не может, — сказала она. — Надо повозку вызывать, в больницу везти, там Генрих Францевич его обследует как надо, рентгеновскими лучами просветит, а то вроде как и позвонки шейные повреждены. Пока он без сознания, но скоро в себя придет, и тогда его будет и тошнить, и мутить, так что полный покой необходимо обеспечить.

— Дарья Павловна, это преступник, — напомнил ей Гирин.

— Ну и что, — набросилась на него фельдшерица. — По-вашему, Иван Миронович, преступник — это не человек? Пока суд приговор ему не вынес, он такой же, как мы все, советский гражданин, и тоже нуждается в лечении.

— Ладно, ладно, — примирительно поднял ладони начальник милиции, — сейчас фотограф его заснимет, заодно автомобиль тут будет, погрузим и поедем в вашу больницу. Мальцев завтра его допросит, когда проснется.

— Так и чешутся руки разбудить, — Карецкий отступил в сторону, давая место приехавшему фотографу.

Тот сверкнул вспышкой, фиксируя на фотопластине тело, криминалист снял у грабителя отпечатки, милиционеры загрузили Никифора в автомобиль и вместе с Дарьей умчались в больницу. Гирин и Карецкий оккупировали стулья возле обеденного стола, пока агенты и эксперты занимались подвалом.

— Ох ты и молодец, товарищ Травин, — начальник милиции зевнул. — То троих бандитов порешил, то еще одного, хорошо хоть в живых оставил. Деньги он, значит, внизу нашел, в подвале? Ты же там вроде ремонтировал все, должен был отыскать.

— Так и вы там все перерыли до меня, — парировал Сергей, — тоже ведь ничего не нашли. Следов новой кладки я не видел, значит, сделали ее давно и умело. Кому в голову придет печь целую перебирать.

Вернувшийся из подвала эксперт только плечами пожал. Кирпичи были разбиты вдребезги, тонкая глиняная оболочка содержала на себе следы ткани, похожей на ту, что валялась внизу, наверняка на ткани и следы золота найдутся. Сложить черепки, заполнить сердцевину воском, подсчитать, сколько золота могло находиться внутри — это, по его уверениям, должно было занять не более суток. А вот насчет того, когда кирпичи с начинкой положили на место, он сомневался, раствор был сухой, но потрескавшийся, не исключено, что старые кирпичи аккуратно достали, сохранив глину, а потом на это место засунули новые. И требовалась ему неделя, не меньше, чтобы сказать, так это или не так.

К пяти утра Травин отчаянно зевал и тер глаза, и уже не рад был, что вызвал милицию. Заснуть было решительно невозможно, какие-то люди в форме и без нее что-то измеряли, взвешивали, складывали в кучки, фотографировали, в процессе этого съели остатки вчерашней каши и хлеба, и даже к колбасе примерялись, но ее удалось отбить. Не полностью, но удалось.

Угомонились только утром, у дверей дома остался стоять милиционер, который непонятно что охранял, золото опечатали и увезли в отделение милиции, как вещественное доказательство, туда же отправилась колода. Котелок оставили, его Травин смог отстоять, иначе варить новую порцию каши было бы не в чем.

В восемь часов к остаткам еды потянулись дети, зевавшие, словно сонные мухи. Кое-как пожевали то, что осталось. Петьку, ожидавшего получить втык за не вовремя приведенных милиционеров, Сергей, наоборот, похвалил, Митяй взахлеб рассказывал Лизе и Емеле, как он тут ночью вместе с Травиным спасал дом от бандитов, те сонно кивали — ночные крики и их разбудили тоже.

— Может, вам сегодня в школу не ходить? — предложил Сергей. — Вы там на уроках уснете. Нет, очень нужно? Ладно, отвезу вас на мотоцикле.

Утро в контру ночной луне выдалось пасмурным, моросящий дождь прибил пыль на дороге, но еще не набрал той силы, чтобы грязь летела из-под колес во все стороны. Влага, сдуваемая ветром, дала небольшой прилив бодрости, после бессонной ночи голова была словно тряпками забита.

Сергей притормозил возле школы, оглядываясь вокруг, — некоторые чайные уже работали, и там можно было выпить кофе. Дорого, по тридцать копеек за чашку, но кофе у кооператоров продавался хороший, почти без примесей.

— Если не ошибаюсь, товарищ Травин? — послышался откуда-то сбоку голос.

Товарищ Травин оглянулся, к нему подошел историк Топольский, в перевязанных ниточкой очках и с очередным толстым томом под мышкой. В руках он держал бумажный сверток. На Травина историк смотрел недовольно, словно тот ему денег был должен и не отдавал.

— Нашел я ваш герб, сейчас покажу.

Топольский полез в карман, уронил книгу, попытался ее поднять, не выпуская свертка из рук, но и его уронил тоже, когда обеими руками схватил упавшие