Феникс сапиенс (СИ) - Штерн Борис Гедальевич

– И что это за три цеха?

– Те, что в бордовых жилетках, – машинисты; исследуют технику Темного века. Большинство из них копается в Железной долине, они в большинстве и сейчас там – здесь лишь те, что работают в Механической лаборатории, она вон там за грядой, – Ал махнул рукой на запад. – В свитерах – старьевщики. Работают с культурными и бытовыми артефактами – в других местах их коллеги называются археологами, но они почему-то ненавидят это слово и иначе, как старьевщиками, себя не называют. Кстати, они все еще находят немало книг, хотя месторождений, подобных вашему книгохранилищу, больше не попадалось. Они тоже в своем большинстве сейчас на леднике. А в светлых рубашках – звонари, белая кость. Их профессия – «прозавнивать» лед – акустическое и электромагнитное зондирование. Они не даром едят свой хлеб: ты бы видел их трехмерные карты внутренностей ледника, все видно – где камень, где железобетон, где железо, где нечто мягкое вморожено! Свалки видят на глубине до двух сотен метров – они так и плывут в придонном слое облаками мусора, поглощая и рассеивая звук.

Сэнк остановил взгляд на одном из звонарей. Тот хитро улыбнулся в ответ. Сэнк несколько секунд напряженно вглядывался, наконец спросил:

– Никак Ланс Харонг?!

– Так точно!

– О, здоровенный какой стал! – Сэнк подошел и потряс Ланса за плечи. – Правда и раньше был не маленький. Я и не знал, что ты здесь. Только что, когда сидел в самолете, твоего отца вспоминал, как встречал его здесь в шестьдесят седьмом, как плыли с ним домой на «Петербурге», он еще все расспрашивал нас, как каждый видит свое будущее. Он будто хотел всех подбодрить напоследок, поддать нам жару.

– Да, он часто вспоминал эту поездку, даже когда уже сидел на наркотиках, все повторял: «Хороший теплый праздник под занавес!» Весело у вас там было, судя по его рассказам. Кстати, именно тогда он меня надоумил заняться этим, – Ланс кивнул в сторону ледника. Я же был кабинетным математиком. Говорит: «Вот тебе достойное поле деятельности с твоими обратными задачами». Придумай, мол, как с помощью акустики прощупать то, что подо льдом, – там ведь столько всего интересного!

– Расскажешь поподробней?

– Да, меня попросили послезавтра доложить об этом на конференции.

– Отлично, до встречи!

– Пойдем, поселю вас, все остальное потом, – скомандовал Ал, – здесь все рядом.

Станция располагалась там же, где в 966 году высадилась александрийская экспедиция – на берегу озера в небольшой долине, напоминающей амфитеатр, обращенный к воде. Треугольные домики первых зимовщиков рядом с озером остались на месте – в центре арены. Там же на арене – главное здание: столовая, конференц-зал, офисы и три невзрачных строения с развевающимися флагами – национальные штабы Александрийской и Аравийской республик и Атлантического Союза. По склонам долины зрительскими рядами расположились жилые домики – легкие сборные конструкции на тяжелом цоколе из валунов (все либо из местных камней, либо доставлено по воздуху – так Ал прокомментировал особенности архитектуры). От пирса через арену, далее вверх по центру амфитеатра шла главная улица, крытая плотно утрамбованным гравием (асфальт на самолетах не возят). По сторонам дороги – небольшие сосенки, посаженные лет пятнадцать назад, едва достигшие человеческого роста. На шестом верхнем ряду свернули налево и прошли метров сто:

– Ну вот ваш дом. Без архитектурных изысков, но вместительный – весь ваш. Держи ключи, комнаты выберете сами. Поселяйтесь – и добро пожаловать в столовую на ужин!

Сэнк с Маной встали у окна, выходящего на север. Пока они шли, разбирались с комнатами, распаковывались, с запада нагнало низкую аморфную пелену. Цвета исчезли, остался лишь холодный серый – ледника, воды и неба, да еще темно-серый цвет камней. Ледник отступил от озера, обнажив голые камни – бараньи лбы, валуны, булыжники. Где-то в щелях на оставленной территории наверняка что-то проклюнулось, но отсюда пейзаж за озером выглядел безжизненной полярной пустыней.

– Все стало совсем по-другому, – заключил Сэнк, – ледник начинался прямо от озера, местами спускался в воду. Вон там, левее груды валунов, небольшой залив, прикрытый бараньими лбами. Там в озеро впадает река, по которой мы плавали внутрь ледника. Она текла в ледовом ущелье, переходящем в тоннель, а сейчас петляет на открытом пространстве – я успел рассмотреть ту реку при заходе на посадку.

– Вы плавали, а я с этими чертовками сидела. Они тогда еще еле говорили, но хулиганили в полную силу. Глони еще у нас не было, поэтому все доставалось мне.

Серую пелену смело на восток, выглянуло солнце, и все окрасилось в свои цвета: темно-синее озеро, серо-голубой ледник, розоватые бараньи лбы и камни, скупая зелень, коричневые крыши. Самолет отчалил от пирса; на воде без выпущенных шасси он выглядел вполне миролюбиво – темно-серая птица с расправленными крыльями. Сэнк с Маной, обнявшись, стояли и смотрели, как он медленно отплывает от берега, все дальше и дальше – едва ли не на середину озера, разворачивается, разгоняется, тяжело отрывается от воды и с натужным ревом пролетает над поселком – так близко, что прекрасно читается надпись «Черный Лебедь» под кабиной пилотов.

– А ты говорил, они водятся только в Южном полушарии…

– Да, но конкретно этот надолго угнездился на нашем озере. Через пять дней он заберет нас отсюда.

12. Конференция

Утром следующего дня на входе в столовую висел плакат:

«Петербург» вчера и сегодня

Конференция, посвященная визиту членов экспедиции «Петербург»

Утренняя сессия

10:00. Алонор Циркан. Вступительное слово

10:20. Ланс Харонг. Подледный Санкт-Петербург. Последние результаты томографического зондирования

11:10. Аскел Таурман. Транспорт Темного века

12:00. Сулфана Беренда. Проблески из Темного века

13:00–14:30. Обед

14:30. Сэнк Дардиан. Час воспоминаний

15:30. Лема Банга. Кто мы? Чьи потомки? Геном человека разных эпох

16:00. Кана Банга. Ключ к истоку нового человечества – в сандалиях Праотца

16:30. Кофе, бутерброды, пирожные

17:00. Александрия Акламанда. Кладбища Темного века

17:30. Анколина Дардиан. Культура в щели под забором

17:30. Сэнк Дардиан. Точное время и характер катастрофы

17:50. Стим Ардонт. Солнце спускает курок

18:30. Крамб Гурзон, Инзор Дардиан, Маниова Банга. Личные комментарии.

– Папа, я не давал согласия выступать, что я им скажу?! – отреагировал Инзор, увидев на плакате свое имя. – Я не умею говорить перед аудиторией больше восьми человек – впадаю в ступор!

– Ты видишь, там написано «личные комментарии». Скажешь что угодно. Ал и другие просили, чтобы мы выступили все. «Личные комментарии» – это своего рода компромисс, они хотели короткие доклады с названиями. У нас еще целый день впереди. У Стима вон ничего не готово, а ему серьезный доклад предстоит. А тебе – хоть пару фраз выдавить. Придумаешь, заучишь наизусть.

Остаток дня ушел на подготовку. Спутниковая связь работала не слишком быстро, в доме то и дело раздавались душераздирающие возгласы на тему скачивания картинок. Особенно досталось Стиму, который только вчера додумался до аномальной вспышки, а завтра должен связно изложить суть инженерам и археологам.

Вечером, когда завтрашние докладчики не то, чтобы закончили, но прекратили подготовку и собрались в гостиной, Алека, глядя на график на своем компьютере, произнесла:

– Кошмар, они же в большинстве были больными! Рисовала эти картинки давно, но ужаснулась только сейчас. Гляньте на рост числа патологий скелетов! А сопутствующее число наследственных болезней наверняка во много раз больше.

– Почему? Ты же сама говорила, что медицина у них была такая, что нам и не снилось, – отозвалась Кола.

– Как раз эти патологии – результат хорошей медицины. Я не медик и не биолог, могу что-то напутать. Но вот что говорят грамотные люди в один голос. Медицина подавила естественный отбор. Когда-то люди с поврежденными генами не давали потомства – либо рано умирали, либо были ужасны с виду и не могли найти пару, либо бесплодны. А медицина все чинит – все, кроме генов. И бесплодие прекрасно преодолевает. И получается, что отремонтированный носитель поврежденных генов передает их дальше по наследству. Так, тетя Мана?