Сегодня ты, а завтра… - Фридрих Незнанский

Вот с таким человеком и встретился Славик Сергеев.

Не просто встретился – спас его…

Славик возвращался из школы, когда уже было темно. Шел через пустырь, насвистывая марш из известной композиции группы «Любэ». Группу в Люберцах не то чтобы любили – боготворили, и Славик, естественно, не был исключением из правила. Уж что-что, а патриотизм (пусть даже такой, местечковый) у него был.

Итак, Славик возвращался коротким путем через пустырь, когда дорогу ему преградила чья-то гигантская тень. Первая мысль, мелькнувшая у подростка, – все, попался, снова будут деньги просить! Отнимать деньги или «шакалить» у подростков считалось в городке нормой, на которую уже никто не обращал особого внимания. Ну подойдут, ну заберут мелочь – что же из этого! Подумаешь! Главное, чтобы морду не набили. А то вон сломали же бедняге Валяеву переносицу самодельным кастетом. Впрочем, Валяеву вечно не везет…

Размышляя таким образом, Славик уже сунул было левую руку в карман, чтобы выгрести оттуда мелочь и показать «шакалам» – мол, брать у него особо нечего… И вдруг замер. Он узнал человека, который преградил ему дорогу. Это был участковый Митрошин.

Милиционер стоял, чуть покачиваясь, и в первый момент Славик подумал, что тот пьян. Но это было не так. Митрошин тяжело поднял руку, что-то прошептал и неожиданно со всего маху «поцеловал землю» – рухнул прямо лицом в сухую дорожную пыль. И только тут Славик разглядел, что из спины у милиционера торчала рукоятка ножа…

Вот это да!

Странно, но мальчишка совсем не испытал страха. Первая реакция – любопытство. Ничего себе! Гроза микрорайона лежит у него под ногами с финкой между лопаток… Если кому рассказать, не поверят. Это надо же, как ему повезло! Славик даже машинально огляделся, отыскивая взглядом хоть кого-нибудь из знакомых мальчишек. Но приятелей вокруг не было. Только ветер вдруг хищно прошелестел над пустырем, прошелестел и затих.

Славик несколько раз мигнул. Нет, это ему не привиделось. Митрошин не исчез. Он лежал огромной бычьей тушей, тяжело дышал в землю, словно что-то бормотал, но что именно – не разобрать. Нож, который торчал в его спине, время от времени едва покачивался в такт слабому шевелению тела.

Мальчишка осторожно шагнул вперед, протянул руку… У него в голове вдруг мелькнула безумная (а какая еще!) мысль. Оружие! У милиционера должен быть пистолет. Как же это, мент и без пушки. Вон она, кобура, совсем близко. Сейчас он достанет табельный ПМ и даст деру. Вот сейчас…

Неожиданно предательски зазвенела мелочь. Это Славик забыл от волнения, что протянул к заветному пистолету ту самую руку, в которой были приготовлены монетки для «шакалов».

О черт! Надо же так опростоволоситься. Вот дурак! Но ничего, ничего… Спокойствие, только спокойствие. Еще немного, и все будет о'кей…

– Помоги, – неожиданно четко произнес Митрошин.

– Чего?! – Рука задрожала и повисла в воздухе всего в нескольких сантиметрах от кобуры.

– Помоги, – слабо повторил участковый. И затих.

Славик вернулся на грешную землю. Приключение кончилось. Из него словно выпустили воздух. Все стало обыденным и простым. Перед ним лежал и просил о помощи раненый человек.

Как сумел обыкновенный, да к тому же довольно хлипкий шестиклассник дотащить огромного Митрошина до остановки автобуса, остается тайной. Но ведь приволок! Прямо с ножом в спине и дотащил. Потом врачи сказали: молодец, что не попытался вытащить застрявшее лезвие, а то бы Митрошину точно не жить. А так – ничего, выжил. Везунчик. Кто его ударил, так и не узнали. Участковый на эту тему не любил распространяться. Лишь хмуро пояснял во время следствия:

– Шел. Вдруг – удар. Сзади. Упал. Ничего не слышал. Как встретил мальчишку – не помню…

И все.

Славик тоже отмалчивался. На вопросы приятелей коротко отвечал:

– Ну донес, ну и что.

– Тяжело было?

– А ты попробуй…

Его, правда, особо вопросами не донимали. Потому что между мальчишкой и участковым завязалась странная дружба. Уже через два месяца после ранения Митрошин неожиданно появился в школе. Надо же тому случится (почти как в кино!), что именно в этот самый момент Славика били «ледовые амбалы». Причина, нужно заметить, была вполне уважительной – отказался вместе со всеми прогулять урок физкультуры. А вышло это потому, что накануне Славик разбил зеркало в актовом зале, и теперь два ЧП на одной неделе было для него многовато – отчим запорол бы мальчишку до крови. Мать Славика всего месяц назад в четвертый раз вышла замуж и за нового супруга держалась обеими руками. У мальчишки уже был опыт общения с «отцами», и поэтому ничего хорошего он от очередного отчима не ждал. Но на этот раз отчим попался уж совсем дурной – старший прапорщик по фамилии Убейконь. Насчет коней Славик ничего не мог сказать, но вот что касается воспитания пасынка, тут старший прапорщик сразу же показал всю свою армейскую выучку. Пока мать проводила медовый месяц, Славика пороли семь раз, причем так профессионально, что в этом деле предыдущие «родители» и в подметки не годились рукастому вояке.

Значит, причина у Славика была вполне уважительная, чтобы не прогуливать вместе со всеми этот злополучный урок физкультуры. Он попытался было все по-честному объяснить «ледовым амбалам», но юные хоккеисты его не поняли. Или не хотели понимать, что, впрочем, одно и то же. Оттого и случилась драка, вернее – избиение…

Ему еще повезло, что навалились на него гурьбой и враз получилась куча мала. Гораздо хуже, когда тебя поставят к стенке и бьют поодиночке. Ударят и смеются, ударят и смеются… Так не только больнее, но и противно. Сейчас ситуация была капельку лучше – Славик барахтался на полу, скрючившись и прикрывая болевые точки, как его учил Валяев, а сверху с веселым хохотом громоздились «ледовые амбалы».

И вдруг избиваемый неожиданно почувствовал, что стало легче дышать. Да и крики почему-то стихли. Вернее, они стали другими – из радостного ржания превратились в самый настоящий щенячий скулеж. Потом появился кусочек неба. Чья-то мощная рука одного за другим выбрасывала из кучи малы мальчишек. Грозные «ледовые амбалы» разлетались в разные стороны, как пустые бутылки…

Славик протер заплаканные глаза и увидел, что это был Митрошин. Участковый помог ему подняться, встряхнул хорошенько и, обращаясь ко всем сразу, негромко изрек:

– Если еще кто-нибудь… – Он не докончил, обвел притихших мальчишек тусклым взглядом.

Этого было достаточно – Славика больше никогда не трогали. Ни в школе, ни во дворе. Но это еще не все. Вечером Митрошин пришел к ним домой, кивнув Славкиной матери, без лишних слов схватил старшего прапорщика за грудки, роняя табурет, выдернул из-за стола, где тот ужинал макаронами «по-флотски», приподнял сантиметров на тридцать над полом. Подержал немного. Несколько бесконечных для прапорщика секунд поглядел стылым взглядом прямо в глаза. Потом бережно опустил, прибавив смачно:

– Пацана не трогай. Заморю…

И хотя Убейконь вовсе не был трусом и хиляком (тоже килограммов девяносто пять имел), он не стал испытывать судьбу. Кивнул согласно несколько раз. И даже попытался на глазах грозного участкового угодливо приласкать пасынка. Но Славик увернулся…

Прошло несколько лет. Мальчишка словно обрел отца, друга и старшего брата в одном лице. И хотя Митрошин больше молчал, чем говорил, это было самым настоящим воспитанием. К удивлению окружающих, Славик занялся спортом (участковый записал его в секцию боевого самбо, несмотря на то что туда мальчишек никогда не брали), и у него стало неплохо получаться. По крайней мере, не прошло и двух лет, как он – в одиночку! – справился с двумя «ледовыми амбалами». А это уже что-то значило. Славик стал заметно выше, раздался в плечах, у него пробился черный пушок над верхней губой. Он стал разговаривать ломким баском. Но самое главное – его наконец перестали дразнить Мамочкой!

Перед самым окончанием школы Митрошин пригласил Славика к себе. Участковый жил один в однокомнатной угловой квартирке обычной панельной пятиэтажки. Подросток никогда здесь не был, и ему конечно же было любопытно узнать, как живет Митрошин. Ничего особенного он не увидел (да и что мог увидеть!), единственное, что его поразило, так это огромное количество книг. Они возвышались стопками в коридоре, они заполнили все полки бесчисленных стеллажей, они были даже на кухне…

– Ого! – не удержался от возгласа Славик. – Сколько книг у вас!

– Двенадцать тысяч, – равнодушно констатировал Митрошин.

– Так много?!

– Разве это много… Знаешь, сколько у Пушкина было?

– Нет, не знаю. Неужели больше?

– Намного больше. Ладно, хорош базарить, ты лучше давай садись. – Митрошин широким, гостеприимным жестом пригласил к столу. – Нет, стул оставь, у него ножка плохо держится. Бери-ка ты лучше табурет…

Славик послушно сел. На столе было несколько тарелок с нарезанной колбасой, салатом из свежих помидоров и хлебом. Отдельно возвышалась небольшая кучка крепких соленых огурчиков. Митрошин достал из старого, видимо, еще родительского буфета два граненых стаканчика, а из холодильника – бутылку «Лимонной» водки. Заметив удивленный взгляд мальчишки, он слегка усмехнулся: