Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Проза » Современная проза » Лужок Черного Лебедя - Дэвид Митчелл

Лужок Черного Лебедя - Дэвид Митчелл

Читать онлайн Лужок Черного Лебедя - Дэвид Митчелл

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 39 40 41 42 43 44 45 46 47 ... 84
Перейти на страницу:

Никого. Может, она вышла погулять?

На прошлой неделе дворецкий пришел быстрее.

Я забарабанил дверным молотком, уверенный, что все напрасно.

Я ехал сюда на велосипеде, крутя педали как бешеный, потому что опаздывал на полчаса. Надо полагать, мадам Кроммелинк — истинный фельдмаршал в вопросах пунктуальности. Похоже, все мои труды были напрасны. Я взял в школьной библиотеке «Старик и море» Хемингуэя — только потому, что мадам Кроммелинк упомянула его имя. (Во вступлении к книге было написано, что, когда эту книгу читали по радио, она доводила американцев до слез. Оказалось, она про то, как какой-то старик поймал гигантскую сардину. Если американцы от такого плачут, они заплачут над чем угодно.) Я растер лаванду в ладонях и понюхал. Лаванда — мой любимый запах, после белой замазки для ошибок и жареной беконной шкурки. Я сел на ступеньку, не очень понимая, куда теперь идти.

Мне в лицо зевали июльские послеполуденные часы.

Когда я сюда ехал, лужицы-миражи дрожали на Велландской дороге.

Я мог бы уснуть на запеченной солнцем ступеньке.

Маленькие голые муравьи.

* * *

Отодвинулась задвижка, словно из винтовки выстрелили, и дверь открыл старый дворецкий.

— Вы вернулись за следующей порцией, — сегодня на нем было джерси для игры в гольф. — Можете снять обувь.

— Спасибо.

Пока я стаскивал кроссовки, до меня доносились звуки пианино, потом тихо вступила скрипка. Я надеялся, что это не гости у мадам Кроммелинк. Что три человека, что сто — одинаково плохо. Лестница нуждалась в починке. Ветхая синяя гитара лежала на сломанной табуретке. В аляповатой рамке женщина, при взгляде на которую становилось холодно, разлеглась на лодке в заросшем пруду. Дворецкий снова повел меня в солярий. (Я посмотрел в словаре слово «солярий». Оно просто значит «комната, где много воздуха».) Мы прошли через вереницу дверей, и я начал думать о разных комнатах из своего прошлого и будущего. Больничная палата, в которой я родился, классы, тенты, церкви, конторы, отели, музеи, дома престарелых и комната, в которой я умру. (Интересно, ее уже построили?) Машины — это комнаты. Леса тоже. Небо — потолок. Расстояния — стены. Матки — комнаты из тел матерей. Могилы — комнаты из земли.

Музыка росла.

* * *

Угол солярия занимал жюль-верновский хай-фай, весь в серебристых круглых верньерах и циферблатах. Мадам Кроммелинк сидела на своем плетеном троне, с закрытыми глазами, и слушала. Как будто музыка — это теплая ванна. (На этот раз я знал, что она заговорит со мной чуть погодя, и просто присел на диван без подлокотников.) Играла пластинка — что-то из классики. Но совсем не похоже на «рамти-там-там», которое обычно ставит мистер Кемпси на уроках музыки. Эта музыка была ревнивой и сладкой, рыдающей и роскошной, мутной и кристальной. Но если бы ее можно было правильно описать словами, не нужно было бы ее сочинять.

Пианино исчезло. К скрипке присоединилась флейта.

На письменном столе Евы Кроммелинк лежало незаконченное письмо, длиннющее, во много страниц. Должно быть, она не знала, что писать дальше, и тогда поставила пластинку. Толстая серебряная ручка лежала на странице, где мадам Кроммелинк перестала писать. Я подавил в себе желание убрать эту ручку с бумаги и прочитать недописанное.

* * *

Звукосниматель щелкнул, возвращаясь на место.

— Неутешное так утешительно, — сказала мадам Кроммелинк. Судя по лицу, она была не слишком рада меня видеть. — Что это за объявление у вас на груди?

— Какое объявление?

— Это объявление, у вас на свитере!

— Это свитер Ливерпульского футбольного клуба. Я за него болею с пяти лет.

— Что означает «HITACHI»?

— Футбольная ассоциация изменила правила, так что футбольные команды могут носить логотипы спонсоров. «HITACHI» — фирма, которая производит электронику. Она расположена, кажется, в Гонконге.

— Значит, вы платите организации, чтобы носить ее рекламу? Allons donc. В одежде и в кухне англичан обуревает непобедимое желание себя уродовать. Но сегодня вы опоздали.

Рассказывать все подробности истории с мистером Блейком было бы слишком долго. Папа и мама (и Джулия, если у нее злобное настроение) столько раз говорили: «Ну ладно, не будем больше поминать старое», и через пять минут снова выкапывали эту тему, что я уже и счет потерял. Поэтому я лишь сказал мадам Кроммелинк, что вынужден месяц подряд мыть посуду, чтобы расплатиться за одну разбитую мною вещь, а сегодня обед задержался, потому что мама забыла разморозить баранью ногу.

Я не успел закончить объяснение, а мадам Кроммелинк уже заскучала. Она показала на бутылку вина, стоящую на перламутровом столике.

— Сегодня вы пить?

— Мне разрешают только капельку, по особым случаям.

— Ну, если аудиенцию у меня вы не считаете особым случаем, налейте мой бокал.

(Белое вино пахнет яблоками «гренни смит», ледяным метиловым спиртом и крохотными цветочками.)

— Всегда наливайте так, чтобы этикетка была видна! Если вино хорошее, то ваш пьющий должен об этом знать. А если плохое, вы заслуживаете стыда.

Я повиновался. Капелька вина стекла по горлышку снаружи.

— Так. Узнаю ли я сегодня ваше настоящее имя или буду по-прежнему принимать у себя незнакомца, который прячется под нелепым псевдонимом?

* * *

Висельник мне даже «Простите» не давал сказать. Но я так распалился, отчаялся и разозлился, что все равно бухнул «Простите!», но так громко, что это прозвучало ужасно грубо.

— Ваше элегантное извинение не отвечает на мой вопрос.

— Джейсон Тейлор, — пробормотал я, и мне захотелось плакать.

— Джей-что? Произносите четко! Мои уши так же стары, как я сама! У меня нет спрятанных микрофонов, которые собирали бы каждое слово!

Я ненавидел свое имя.

— Джейсон Тейлор.

Оно безвкусное, как жеваные магазинные чеки.

— Если вас зовут Адольф Гроб или Пий Шваброцефал, я постигаю. Но зачем прятать «Джейсона Тейлора» за недоступным символистом и латиноамериканским революционером?

Наверно, у меня на лице было написано: «А?!»

— Элиот! Т.С.! Боливар! Симон!

— Мне показалось, что «Элиот Боливар» звучит… поэтичнее.

— Что может быть поэтичнее имени Джейсон? Это Язон — герой эллинских мифов! Кто обосновал европейскую литературу, если не древние греки? Уж точно не кружок грабителей могил с Элиотом во главе! А кто есть поэт, если не портной,[38] сшивающий слова? Поэты и портные соединяют то, что никто другой соединить не в силах. Поэты и портные прячут свое мастерство в своем мастерстве. Нет, я не принимаю вашего ответа. Я полагаю, истина заключается в том, что вы используете псевдоним, так как поэзия для вас — постыдная тайна. Я права?

— Постыдная — не совсем точное слово.

— А какое же слово — совсем точное?

— Писать стихи — это… — я шарил глазами по солярию, но у мадам Кроммелинк взгляд как захватный луч, — это… вроде как… для голубых.

— Для голубых? Голубое небо?

Безнадежно.

— Стихи пишут… только ботаны и лохи.

— Так вы один из этих… ботанов?

— Нет.

— Значит, вы один из лохов, хоть я и не знаю, кто они такие?

— Нет!

— Тогда ваша логика мне совершенно непонятна.

— Если у человека отец — знаменитый композитор, а мать — аристократка, ему позволено гораздо больше, чем тому, кто учится в государственной школе и у кого папа работает в компании розничной торговли. В частности, писать стихи.

— Ага! Истина! Вы боитесь, что волосатые варвары не примут вас в племя, если вы пишете стихи.

— Да, более или менее.

— Так более? Или менее? Какое слово — совсем точное?

(Вот же прицепилась.)

— Это верно. Именно так и есть.

— И вы желаете стать волосатым варваром?

— Я мальчик. Мне тринадцать лет. Вы сами сказали, что тринадцать лет — мучительный возраст, и это правда. Если ты не такой, как все, твоя жизнь становится адом. Так случилось с Флойдом Чейсли и Бестом Руссо.

— Вот теперь вы заговорили как настоящий поэт.

— Я ничего не понимаю, когда вы такое говорите!

(Мама бы отрезала: «Не смейте со мной разговаривать таким тоном!»)

— Я хочу сказать, — вид у мадам Кроммелинк был почти довольный, — вы полностью стоите за своими словами.

— А это еще что значит?

— Вы сущностно правдивы.

— Кто угодно может говорить правду.

— О поверхностностях, Джейсон, да, это есть верно. О боли, нет, это не есть верно. Значит, вы хотите двойную жизнь. Один Джейсон Тейлор, который ищет успеха у волосатых варваров. Другой Джейсон Тейлор — это Элиот Боливар, который ищет успеха в литературном мире.

— И это так уж невозможно?

— Если вы желаете быть версификатором, — она водоворотнула вино в бокале, — весьма возможно. Если вы подлинный художник, — она пошвыркала вином во рту, — абсолютно никогда. Если вы не правдивы перед миром в том, кто и что вы есть, ваше искусство будет вонять фальшами.

1 ... 39 40 41 42 43 44 45 46 47 ... 84
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Лужок Черного Лебедя - Дэвид Митчелл торрент бесплатно.
Комментарии