Деформатор - Максим Субботин

— Они — никто. Всего лишь плоть, всего лишь пепел. Ты не похож на них. Так кто ты?

— Просто странник с пустоши.

— Просто странник… Интересный у тебя меч, просто странник. Не обжигает?

— Нет.

— Как думаешь, что здесь происходит?

— Какие-то фанатики-идиоты убивают людей.

Следил за его реакцией. Может быть, удастся вывести из себя. Главное — любыми средствами избавиться от кокона. Внутри меня полыхал пожар ненависти. Сдерживать его почти физически больно. Руки буквально саднит от желания свернуть ублюдку шею. Не помню, чтобы когда-то прежде ненавидел с такой силой. И сколь сладко желать смерти другого…

— Как грубо, — деланно поморщился лысый. — Они уже были мертвы, когда пришли сюда. Я открыл им глаза, но они не приняли истину. Глупцы.

— Ты знаешь истину?

— Знаю.

— Она открылась, когда резал себя ножом или бегал голышом в тайне ото всех? Или вы все разом бегали?

В глазах лысого вспыхнула и погасла злоба.

— Ты действительно так глуп или прикидываешься?

— Действительно.

По секции прокатился тихий гул. Цепь под потолком зазвенела.

Лысый ощерился.

— Почти все готово. Еще одна партия — и мир познает истину.

— Поделишься сейчас? Не хочу ждать еще одну оргию. Шумно и грязно у вас. Как самим не противно?

— Мы все пришли из грязи и с криками. Так же и уходим. Всегда. Человек слаб — мы все слабы. Нам нужен поводырь — сильный и жестокий. Чтобы не прощал ошибок и глупости.

— И этот поводырь ты?

— Что ты, — вскинул руки лысый. — Поводырь спит. Пока.

— Под полом?

— Да. Его сны кошмарны и это прекрасно. Только боль и страдания могут наставить на правильный путь. Достаток и уверенность в завтрашнем дне разжижают мозги, позволяют обрасти жиром. Рано или поздно придут те, кто сможет взять таких жирдяев голыми руками. А это — смерть. Я же позволяю умереть слабым, чтобы дать шанс сильным. Посмотри на себя… У тебя хороший меч, хорошие доспехи. Ты силен и уверен в себе. Достиг бы ты подобной мощи, оставаясь пекарем или кузнецом.

Я смолчал.

— Нечего сказать? Боль толкает тебя совершенствоваться. Страх заставляет становиться сильнее. И это правильно. Хаос многие века живет по этим законам — и его обитатели способны равнять горы и поворачивать вспять реки одной только силой воли.

— Но и они смертны. Обладатель этого меча не желал с ним расставаться. Но пришлось.

— Потому что ты боялся.

— Потому что я дрался и при этом не прятался за спинами других, кого можно было бы принести в жертву.

— Все потому что ты еще мало знаешь. Перерезая горло жертве, ты избавляешь ее от мучений, боли, голода, насилия. Делаешь ей одолжение.

— Готов такое одолжение сделать тебе. Каждому из вас.

— Не уверен, что сможешь. У меня нет доспехов, нет оружия, — он развел руки в стороны. — Я стою перед тобой и готов принять смерть. Но ты не в силах мне ее дать. В моей же власти одарить ею тебя. Кто ты? Хозяин или жертва?

— Мне не подходит твоя градация.

— Нет? Не желаешь принять истину? Ты же знаешь, что я прав. Только железный кулак создает порядок. Стоит проявить мягкость — и все рухнет. Не веришь? Я покажу…

Он протянул ко мне руки, но не коснулся. Замер с растопыренными пальцами за пределами кокона.

Сначала ничего не происходило, а затем по глазам резануло ледяным холодом. Я утратил физическое тело, переместился в какую-то другую секцию. Здесь было жарко и душно. Много подушек, много ковров, приглушенная музыка. В воздухе растекается запах каких-то благовоний. Очень концентрированный запах. На подушках и коврах — обнаженные тела. Мужские и женские. Переплетены, двигаются, стонут. Кто с кем и как — не всегда понять. Кто-то уже лежит без сил, кто-то, напротив, двигается подобно машине, будто только-только дотянулся до вожделенного тела.

Затем была полутемная секция, состоящая из одних труб и узких мостков между их переплетениями. Где-то шумел под давлением выпускаемый воздух, гудел генератор. По мостку метнулась легкая тень — растрепанная девчонка нырнула за толстую трубу, замерла. Огромные глаза широко распахнуты, руки прижаты к груди. Следом — с гомоном и топотом пронеслись двое. В спецодежде, распыленные. Миновали укрытие — исчезли за близким поворотом. Как только их шаги стихли, девчонка выскользнула из-за трубы… и замерла с приглушенным вскриком. Буквально в трех шагах от нее появился еще один преследователь. Идет медленно и очень тихо. Завидев добычу, ощерился, показав гнилые зубы. Девчонка дернулась бежать, но гнилозубый двигался быстрее — подскочил, грубо ухватил за руку. В отчаянье пойманная жертва полоснула его ногтями по физиономии. На грязной коже проступили кровавые отметины. Выругавшись, охотник ударил девчонку кулаком в живот. Та охнула и повалилась на колени. Ухватив ее волосы, запрокинул голову, впился в губы. Затем, оторвавшись, направился прочь, продолжая удерживать несчастную за волосы, не позволяя подняться на ноги. Ее крик многоголосым эхом разносился среди мертвых труб.

Я видел секцию с людьми без лиц. Не знаю, как сказать точнее. Все вокруг витало в густой дымке, а люди сидели и лежали в разных позах. Объединяло всех одно — ничего не выражающие пустые лица. Их глаза — точно пара стеклянных шаров. Некоторые мычат, пытаются поймать что-то невидимое перед собой. Другие тупо смотрят в одну точку, из раскрытых ртов течет слюна. Вот уж действительно мешки с костями — ни намека на искру сознания.

Видел щуплого человека с покатыми плечами и искривленным позвоночником. Сидя за аккуратным столом, он размеренно точил о ремень скальпель. Круглые очки то и дело сползали с его носа. Приходилось прерывать свое занятие и поправлять их. На столе лежали стопка каких-то бумаг, стояли электронные часы, подставка для ручек и карандашей, а так же фотография немолодой женщины. Поправляя очки, человек каждый раз бросал взгляд на фотографию. Вздыхал. Пару раз его подбородок начинал дрожать. Тогда человек откладывал скальпель в сторону, закрывал глаза и просто сидел, успокаивался. Затем снова принимался за работу. Закончив, вытащил из подставки карандаш, медленно заточил его, проверил пальцем грифель. Остался доволен. Еще посидел, сложив руки перед собой. Вздохнул, взял скальпель. Рука еле заметно дрожала. Поднялся, направился прочь от письменного стола — к столу операционному. Лампы над ним горели ярко, высвечивали бледную женскую фигуру. Ту самую женщину, чья фотография осталась за спиной человека. Ее рок заклеивал скотч, руки и ноги притянуты к столу веревками. Смотрит расширенными от ужаса глазами, что-то мычит. Человек смахнул набежавшую слезу, приступил к расчленению…

Видел сосредоточенных людей с мешками в руках. Торопились, рыскали по каким-то ящикам и стеллажам, собирали продукты, медикаменты, вещи первой необходимости. Судя по обстановке — орудовали на складе. Постоянно оглядывались, прислушивались. В дверях стоит один — следит за коридором.

Видение исчезло, я снова вернулся в центральную секцию.

— Понравилась прогулка? — спросил лысый.

— Нет. Кто были эти люди?

— Это мы. Те, кто очень хотел спастись после Армагеддона и потому ушли под землю. Отрезать себя от внешнего мира, от внешних опасностей — отличная идея. Но зверь всегда гнездится внутри нас самих. И обличий у него множество: страх, жестокость, похоть… Но любой из них ведет к падению.

— И что с ними стало?

Вопрос сам собой слетел с языка. Ответ на него знал. Вернее, догадывался о нем.

— Я покажу…

И снова в глазах полыхнуло холодом.

Комната с обнаженными телами — стоны, вздохи, влажные касания. Но все это исчезает, когда настежь раскрывается дверь и в проходе появляются люди. Они укутаны в черное, на лицах повязки — только глаза видны. У них в руках веревки и изогнутые ножи. Крики наслаждения сменяются воплями ужаса и боли. Названные гости убивали без жалости и сомнений. Сталь впивалась в плоть, кровь лилась под ноги людей, пропитывала ковры и подушки. Но убивали не всех. Некоторых (и мужчин, и женщин) оглушали, связывали и утаскивали прочь.

Темный подвал, шипение труб и негромкие слова. Трое стоят, курят. На низкой деревянной кровати раскинулось тело девчонки. На ней нет одежды, она избита. Мертвые глаза смотрят в потолок. Трое обсуждают, куда спрятать тело, шутят. Беседу на полуслове обрывает металлический скрежет. Насильники оборачиваются, затем выхватывают из темноты куски труб. Стоят, ждут. Но звуков больше нет. Постепенно расслабляются, решают скинуть девчонку в очистительную систему. Но сделать это не успевают. Откуда-то появляется человек, закутанный в черное. Быстрые рациональные движения, блеск ножа. Двое из троих падают в первые же пару секунд. У одного распорото горло, у другого вспорот живот. Третий падает на колени и просит пощады. Он ее получает — короткий удар рукоятью ножа в висок.