История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5 - Джованни Казанова

Он пошел в свой кабинет работать, и, оставшись наедине с Эстер, я сказал ей, что готов сделать для нее все, что от меня зависит, но, прежде всего, она должна отдать мне свое сердце. Она сказала, что когда я поселюсь в их доме, наступит момент, когда я смогу попросить ее у ее отца. Я заверил, что это случится уже завтра.

Г-н Д. О. сказал нам, вернувшись, что мы услышим завтра большую новость на Бирже. Он сказал, что возьмет сам на свой счет корабль, который считают потерянным, за 300 тысяч флоринов, и допускает, что будут считать его сумасшедшим.

— Я буду сумасшедшим, — добавил он, — если, после того, как я видел чудесные свойства оракула и все то, что произошло, буду еще опасаться. Я заработаю три миллиона, а если проиграю, эта потеря меня не разорит.

Эстер, ослепленная возвращением портфеля, сказала отцу, что он должен поторопиться, и я, со своей стороны, не мог больше отступать. Видя мой грустный вид, г-н Д. О. заверил, что не станет меньше мне другом, если окажется, что оракул обманщик. Я просил его позволить мне допросить оракул еще раз, прежде чем делать столь большую трату, и видел, что они оба тронуты моим беспокойством по поводу благополучия их дома.

Но вот еще один факт для читателей недоверчивых или склонных считать меня человеком ненадежным и опасным. Я сам сформулировал вопрос, составил пирамиду и все остальное, не желая вмешивать в это Эстер. Я был бы рад помешать совершиться этому убийственному поступку и решился ему помешать. Двойственный смысл, который я умел придавать выходящему из-под моего пера, добавил бы обоим смелости, и, осуществляя задуманное, я решил положительно похоронить смысл во множестве цифр, ложащихся на бумагу. Эстер, владевшая алфавитом, перевела записанное быстро в слова и удивила меня, когда прочла мой ответ. Она прочла следующее: «Действуя подобным образом, не следует ничего БОЯТЬСЯ. Ваше раскаяние будет слишком мучительно». Такое не было задумано заранее. Отец и дочь бросились меня обнимать, и г-н Д. О. сказал, что при появлении судна он должен мне десятую часть своей выручки. Удивление помешало мне ему ответить и засвидетельствовать свою признательность, потому что мне казалось, что будет написано «верить», но никак не «бояться». Теперь я больше не мог отступить.

Назавтра я поселился вместе с ними в очаровательной квартире, и послезавтра повел Эстер в концерт, где она закатила мне выговор за то, что Тренти там уже не было. Эта девочка целиком овладела мной, хотя, постоянно избегая моих существенных ласк, заставляла меня томиться.

Четыре или пять дней спустя г-н Д. О. передал мне результат совещания, проведенного им совместно с Пелсом и начальниками шести других финансовых контор относительно моих двадцати миллионов. Они предлагали десять миллионов платежным серебром и семь в бумагах, дающих пять и шесть процентов за вычетом одного процента куртажа[30]. Кроме того, они учитывали двенадцать сотен тысяч флоринов, которые французская компания Индий должна голландской. Я отправил копию этого результата г-ну де Булонь и г-ну д'Аффри, потребовав немедленного ответа. Ответ, который я получил через восемь дней из рук г-на де Куртей, по приказу г-на де Булонь, был таков, что они не хотят такого дисконтирования, и что мне следует вернуться в Париж, если я не могу добиться лучшего результата, и также сказали, что мир вскоре неизбежен. Между тем, кураж г-на Д. О. за несколько дней до прихода этого ответа возрос необычайно. На Бирже было получено достоверное известие, что интересующее нас судно находится на Мадере. За четыре дня до того г-н Д. О. купил его со всем грузом за 300 тысяч флоринов. Какая радость, когда мы увидели его входящим в нашу комнату и сообщающим с видом победителя эту новость! Он сказал, что он застраховал корабль от Мадеры до Текселя за какие-то пустяки. Он сказал, что я могу располагать десятой частью выручки. Но что меня удивило, это его точные слова, которыми он завершил свое сообщение:

— Вы теперь достаточно богаты, чтобы обосноваться у нас, будучи уверены, что будете очень богаты в достаточно скором времени, не делая ничего другого, кроме вашей кабалы. Я стану вашим агентом. Создадим вместе торговый дом, и если вы любите мою дочь, я даю ее вам, если она вас желает.

Радость блестела в глазах Эстер, но в моих она могла увидеть лишь чрезмерное удивление, от которого я онемел и как бы поглупел. После долгого молчания я обратился к анализу своих чувств и заключил, что, хотя я и обожаю Эстер, мне необходимо, прежде чем зафиксировать наши отношения, вернуться в Париж; я твердо сказал, что буду в состоянии решить свою судьбу по моем возвращении в Амстердам. Этот ответ ему понравился, и мы провели остаток дня очень весело. Г-н Д. О. дал на другой день прекрасный обед для своих друзей, которые говорили только о том, смеясь от всей души, как он смог, раньше всех остальных, узнать, что судно на Мадере, хотя никто не мог догадаться, как он сумел это сделать.

Итак, через восемь дней после этой счастливой авантюры он предъявил мне ультиматум в деле о двадцати миллионах, результатом которого должно было стать, что Франция теряет восемь процентов при продаже двадцати миллионов, при условии, что я не смогу предоставить покупателям никакого права на куртаж. Я отправил экспрессом аутентичные копии этого соглашения г-ну д'Аффри, умоляя его отправить их за мой счет генеральному контролеру с моим письмом, в котором грозил, что дело сорвется, если он отложит хоть на один день передачу г-ну д'Аффри полномочий, необходимых ему для утверждения выработанных мной условий сделки. Столь же настойчиво я добивался согласия г-на де Куртей и г-на герцога, заверяя их, что я при этом ничего не получаю, но готов, тем не менее, согласиться на сделку, будучи уверен, что мне возместят мои расходы и не откажут в Версале в полагающемся мне куртаже как посреднику.

Был карнавал, и г-н Д. О. решил устроить бал. Он пригласил всех сколько ни будь значительных людей в городе, мужчин и женщин. Не могу сказать об этом бале ничего иного, кроме того, что он был великолепным, как и ужин после него. Эстер танцевала со мной все контрдансы с необычайной грацией и сверкала убранством из бриллиантов своей матери.

Мы провели весь день вместе, влюбленные и несчастные, потому что воздержание нас угнетало. Эстер проявила щедрость лишь настолько, что разрешила мне украсть несколько ласк, когда я завтракал с ней. Она была щедра только на поцелуи, которые, вместо того, чтобы меня успокаивать, лишь бросали в огонь. Она говорила, как и все порядочные девицы в подобных случаях, что уверена, что я на ней не женюсь, если она позволит мне делать с ней все, что я хочу. Она не думала, что я женат, потому что я слишком уверенно внушал ей, что холост, но не сомневалась, что у меня есть в Париже некая сильная привязанность. Я признавал это, но заверял, что собираюсь полностью освободиться, чтобы связать себя с нею самыми священными узами до самой смерти. Увы! Я заблуждался, потому что она была неотделима от своего отца, которому было еще сорок лет, и я не мог себе представить возможности моего постоянного существования в такой стране как эта.