Лев с ножом в сердце - Инна Бачинская

Савелий пожал плечами, печально глядя на Федора.

— Наверное, вложение, — пробормотал он, наконец. — А вообще ищите женщину…

— Что? — удивился Федор.

— Поговорка такая… — объяснил Савелий. — Во всем всегда виновата женщина…

— Понятно, — вздохнул Федор. — Женщина — это по части Астахова. Что скажешь, капитан?

— В каком смысле? — Астахов был удивительно немногословен. Выкладки Федора его раздражали. — «Хорошо ему, — думал капитан угрюмо, — от не хрен делать рассуждать. Отчитал свои уроки, покрасовался перед молодняком и свободен. Сиди, думай сколько влезет. Девчонки в рот заглядывают, молодые одинокие профессорши проходу не дают, а тут… ни дня, ни ночи…»

В то же время капитан не мог не признать, что в соображениях Алексеева что-то есть, и в чутье ему не откажешь, и с интуицией у него все в порядке, что доказано уже неоднократно. А то, что видит Федор окружающую действительность не в том ракурсе: как бы в кривом зеркале и слегка вверх ногами, так это уже такая особенность его… мыслительного аппарата.

— Тьфу! — в сердцах одернул себя Астахов. — Вот прицепилось же… «мыслительный аппарат»! Пустобрешие заразительно!

— В криминальном смысле, — ответил Федор. — Исключительно в криминальном. Ты согласен с тем, что надо искать женщину?

Капитан задумался. Не над ответом, а вообще. Потом спросил:

— Почему ты думаешь, что это Антиквар?

— Не только я, а и бывший прокурор Гапочка. Недаром он приходил, а ты его послал. Что-то показалось ему знакомым, возможно, почерк узнал. Хотел, как старший товарищ и ветеран по цеху, поделиться. По убийству профессора и его жены проходило много людей, были же зацепки. Гапочка ушел на заслуженный отдых, дело передали на контроль другому, следствие повисло, а потом и вовсе сошло на нет. Новый прокурор был убежден, что убийство совершили заезжие гастролеры.

— Не верю, — сказал капитан резко. — Не верю, чтобы двадцать пять лет он совершал убийства и нигде не засветился. Хотя бы как свидетель. И никто его не видел. И женщины молчали. И вещички не всплыли. Так не бывает, сам знаешь.

— Женщины молчали… — повторил Федор. — Есть разные способы заставить молчать…

— Как это? — заволновался Савелий, даже привстал.

— Очень просто. Я бы на твоем месте, Коля, поинтересовался убийствами молодых женщин спустя неделю-другую после «антикварных» убийств. Или самоубийствами. Я бы на месте Антиквара не оставлял свидетелей. Мало ли что им взбредет в голову, этим женщинам. Ляпнут лишнее где-нибудь по пьяни или шантажировать начнут. Сам знаешь, сумма за услуги быстро тает, и возникает мыслишка попросить еще. То, что почти в течение двадцати пяти лет он нигде не засветился, говорит в пользу «зачисток». Я мог бы и сам покопаться в архивах, но у тебя больше возможностей.

— Но ведь ты сам говорил… почему Антиквар? — несколько сбивчиво спросил Савелий. — Ты же говорил… ну из твоей статистики… профессора убили топором… и его жену тоже. Других ножом. А этот… у которого магазины электроники… вообще упал с балкона… Краснухина повесили… ты же утверждал, что у них… убийц… есть излюбленный метод… И я сам читал…

— Метод, допустим, есть. Но возможны варианты. Если вы вдумаетесь… Я сказал «вдумаетесь», — повторил Федор, значительно переводя взгляд с Савелия на капитана, — то поймете, что убийства и грабежи совершал один и тот же человек. Наш Антиквар. Почти двадцать пять лет назад он был начинающим игроком, нервничал и боялся. Отсюда «истеричный» дебют и много крови. После чего долгий перерыв — вкусив крови, вампир угомонился на целых одиннадцать лет. И проснулся только в девяносто восьмом. Возмужал, стал осторожнее, действовал наверняка. И схему отработал. Сначала «антикварная» разведка. Потом «ищи женщину», которая не против… помочь. Потом клофелин или снотворное в вине. И убийство… С кровью. Снова топор или нож. Ему повезло однажды — был осужден туберкулезный домушник… — Федор помолчал немного, потом сказал: — А может, одним везением тут не обошлось…

— Как это? — не понял Савелий.

— Чем больше он совершает преступлений, Савелий, тем больше оставляет следов. Не мог он не засветиться где-нибудь. И дальновидный преступник на каком-то этапе устраивает подставу.

— Как?

— Фабрикует улики, подбрасывает краденое… Я думаю, домушник — дело его рук. Кто поверит старому вору? Преступника осудили, дело закрыли, все довольны. А спустя девять лет практически на наших глазах появляются новые жертвы — Краснухин и Глузд. Краснухин повешен, Глузд удавлен. Тут вы сами в курсе. Нетипично, правда? А где кровь? — Он снова помолчал и ответил сам себе: — Нет крови. Так получилось. Но кровь будет, или… будь я проклят! Хотите пари? Он не может без крови, он же вампир. Краснухин и Глузд — только начало нового цикла. Для разгона. Настоящее дело впереди. Слышишь, капитан?

— Не каркай, — вяло бросил Астахов. — Накаркаешь. — Рассуждения Федора вызывали у него протест и беспокойство. Он и сам чувствовал, что двумя трупами дело Антиквара не закончится. Было у него такое внутреннее убеждение.

— Не было никакой необходимости убивать хозяев, — продолжал Федор. — Его целью являлся антиквариат. Так? Так. Я готов допустить, что была необходимость устранения женщин-соучастниц — тем самым он обрубал единственную ниточку между собой и убийством и мог не бояться, что когда-нибудь его будут шантажировать. Вероятность того, что убийства соучастниц свяжут с грабежами, ничтожна, он ничем не рисковал, устраняя их. А вот убийство хозяев… это все равно что завопить на весь мир — я не только грабитель, я еще и убийца! Он появлялся на сцене, когда жертва уже спала или была без сознания — следовательно, не могла его видеть и впоследствии узнать. Зачем же он убивал этих нуворишей? Савелий, как по-твоему? За убийство светит совсем другая статья… Какой смысл?

Савелий пожал плечами. Вид у него был больной.

— Наверное, ему нравится убивать… — произнес он неуверенно.

— Прекрасно сказано! — воскликнул с энтузиазмом Федор. — Я тоже так думаю. Ему нравится убивать! Ему нравится власть над жертвой, его опьяняет кровь! Когда он резким движением вонзает в жертву нож… или бьет ее топором… или…

— Хватит! — Капитан хлопнул ладонью по столу так, что зазвенели стаканы. — Ты, Федька, как пацан с кубиками! Заигрался. Ты забыл уже, как выглядит место убийства? «Власть над жертвой», «опьяняет кровь»! Пари заключаешь… Упражняешься тут в… красноречии. Тебе только книжки писать. Смотри, Савелия сейчас… стошнит. Антиквар… — Он сжал кулаки.

— Антиквар — психопат, — сказал Федор, не обидевшись. — Сильная, патологически жестокая личность. Умная, бесстрашная, уверенная в своей безнаказанности. Насколько мне подсказывает мой жизненный опыт, а также прочитанные труды по психологии, он сидит глубоко в норке, не высовывается, избегает контактов с людьми… вернее, они ему просто не нужны. Плохо одет, работает скромным бухгалтером или… кассиром… кем угодно — маленьким и незаметным. С комплексом неполноценности — возможно, увечен, по причине чего над ним издевались сверстники и не любила мать-одиночка. Его обижали и не любили, господа. А также не принимали всерьез. Ну, это так… фантазии, — прервал он себя. — Мысли вслух.