Лев с ножом в сердце - Инна Бачинская

Он приехал за ней. Дверь открыла Люся, недовольная, заспанная, молча кивнула: сейчас позову. Она не пригласила его войти, и он ожидал Олю на лестничной площадке.

— Выйдем, поговорим, — предложил он. Она молча повиновалась. Он открыл дверцу машины — черного «БМВ», — она уселась, не глядя на него, помолчала и вдруг произнесла:

— Я хочу развестись.

— Что? — кажется, он закричал. — Что?

— Мы разные люди, — ответила Оля спокойно и твердо. — Будет лучше, если мы расстанемся.

— О чем ты говоришь? — Он не верил своим ушам. — Из-за чего? Из-за такой ерунды?

— Для меня это не ерунда, — ответила она серьезно. — Я не могу жить с человеком, которому больше не верю.

— Ты сошла с ума! — Его охватило чувство иррациональности происходящего.

— Выпусти меня.

— Но почему? — упорствовал он.

— Я сказала: мы очень разные.

— Но я же… я соглашаюсь с тобой! — Тон у него был умоляющий, он заикался — о чем впоследствии вспоминал с отвращением.

— Мне не нужно, чтобы ты соглашался со мной. Мне надо, чтобы ты думал, как я. Выпусти меня! — Она попыталась открыть дверь.

— И это все? — заорал он вне себя. — Вот так просто? Да?

Он не помнил, что еще кричал — что-то оскорбительное… Ее ледяное спокойствие, то, что она не смотрит ему в глаза, приводили его в бешенство…

…Ночную тишину нарушил шум мотора, лязг открываемых дверей — подошел троллейбус. И сразу же раздался дробный стук каблуков. Женщина почти бежала, напуганная темнотой. Увидев человека на скамейке у подъезда, она замедлила шаг, замерла на миг, а потом рванулась к спасительной двери. Дверь оказалась открыта, и она исчезла в полутемном парадном. Павел узнал ее. Это была Люся. Подруга жены, свидетельница, показавшая, что жили они с Олей плохо, часто ссорились, и Оля уходила из дома, что она хотела развода, а он, Павел, был против, что в тот вечер он увез Олю и больше она ее не видела. Никто ее больше с тех пор не видел…

Почему-то Павлу показалось, что Люся тоже узнала его.

— Ты? — спросила она, разглядывая его в глазок.

— Открой, поговорить надо, — сказал мужчина негромко.

Поколебавшись, она отперла. Отступила в сторону, давая ему пройти.

— Что? — В голосе ее звучала неуверенность — похоже, она жалела, что впустила его.

Он повернулся к ней, и она, прочитав что-то в его глазах, метнулась обратно к двери. Он схватил ее за плечо, дернул к себе. Зажал рот, обхватив лицо руками. Резко дернул, и она тут же обмякла в его руках. Он опустил ее на пол, прислушался….

Глава 18

Триумвират-3

А триумвират все продолжал посиделки в гостеприимном баре. «Забежать на минутку» растянулось до третьих петухов. Савелий Зотов несколько раз порывался сбежать домой, но друзья урезонивали его. Алексеев даже поговорил с Зосей, которая разыскивала мужа по мобильнику.

— Зосенька, — проникновенно запел Федор, — он с нами, поэтому не беспокойся. Ты же нас знаешь! Все будет в полном порядке, проследим, доставим, не позволим. За что я тебя люблю, так это за понимание, Зосенька. И такт. Мы тебя все целуем. Даже Колька. Спокойной ночи!

Савелий Зотов прислушивался, разрываясь между желанием посидеть с друзьями и чувством вины перед семьей. Капитан по-мефистофельски ухмылялся — у них с Ирочкой существовал джентльменский уговор не наступать друг другу на горло. Правда, капитан часто нарушал его, так как ревновал ее и считал — что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. Юпитером был, конечно, он сам.

— У тебя, Савелий, замечательная жена, — сказал Федор, возвращая мобильник другу. — Никогда тебе не прощу, что ты отбил ее… Никогда! С друзьями так не поступают. В итоге я остался один на всю жизнь.

— Ну и радуйся, — заявил капитан. — Всю оставшуюся жизнь.

— Не знаю, — ответил Федор. — Не уверен. Ладно, лирику в сторону. Что новенького в деле Антиквара? Есть зацепки?

— Есть кое-что, — ответил скромно капитан. — Как не быть… — Он загадочно замолчал.

— Поймали? — спросил Савелий взволнованно.

— Ага, — ответил Астахов. — Почти. С помощью широких кругов общественности не сегодня завтра…

— С чьей помощью? — не понял Савелий.

— Общественности. Думаешь, ты один такой умный?

— А кто еще? — заинтересовался Федор.

— Ископаемое по фамилии Гапочка, лет восьмидесяти от роду. Бывший прокурор. Я кручусь, как белка в колесе, Кузнецов лежит в больнице с печенью, требует отчет каждую минуту, бедлам, одним словом, а тут Гапочка.

— А чего он хочет? — спросил Савелий.

— Кузнецова он хочет! А когда узнал, что тот в больнице, посмотрел на меня, как на врага народа, и говорит:

— Вы, молодой человек, вместо Кузнецова? — Тощий, физия небритая, брови насупил.

Отвечаю:

— Я за него. Чем могу, так сказать?

Он:

— Я прочитал в газете об убийствах и грабежах… хотел поговорить. В моей практике был похожий случай… сто лет назад.

Я отвечаю:

— Выслушаю вас с большим интересом, но только не сейчас. Лечу на ковер к начальству, оставьте телефончик, как только освобожусь, сразу перезвоню.

Он сверкает на меня взглядом, ни слова не говоря, встает со стула, подходит ближе и как зашарашит своей палкой поперек стола. Изо всей силы. Я… это самое… — Коля покосился на Савелия. — Обалдел! Рот разинул, молчу, а он, тоже молча, вышел и так хлопнул дверью, аж штукатурка посыпалась. Я целый графин воды выпил, пока оклемался. Мало мне своего горя, так еще бывшие прокуроры лупят палкой по столу.

— Как его фамилия, говоришь? — спросил Федор.

— Гапочка.

— Был такой, — задумчиво произнес Алексеев. — Правда, не сто лет назад, а много позже. Случай, о котором он говорил, имел место быть в одна тысяча девятьсот восемьдесят третьем году.

— Откуда ты знаешь? — Астахов подозрительно посмотрел на Федора.

— Я тут подумал, — сказал тот, пропуская мимо ушей вопрос капитана. — Подсобрал кое-какие материалы… Готов доложить.

— На тему? — неприветливо спросил Астахов, не дождавшийся сочувствия в истории с прокурором. Скорее, наоборот, ощутил неодобрение друзей.

— Грабежи с убийствами и антиквариат. В краеведческом ракурсе, так сказать, — кротко объяснил Федор. — Исключительно местный материал.

— Опять за свое? Мне и без твоей философии тошно…

— Это не философия, Коля. Это статистика. Вернее, статистический анализ. Великая наука, между прочим! Если не врать, конечно.

— А где ты видел, чтобы не врали?

— Мой статистический анализ основан на фактах, господа. Голые факты, и никакого вранья.